– Надеюсь, – сказал инспектор, – ты не станешь составлять отчет об осмотре места происшествия в таком возвышенном стиле? – Нет, конечно, – сразу посерьезнел Беркович. – А что, есть место происшествия, которое нужно осмотреть? Хутиэли покачал головой и склонился над бумагами. – Нет, – пробормотал он. – И надеюсь, сегодня не будет. Естественно, он ошибался и убедился в своей ошибке несколько минут спустя. Зазвонили сразу два телефона – у Берковича и инспектора. Сержант поднял трубку и услышал голос дежурного: – Бери группу и выезжай, Борис! Улица Тосканини, девять-шестнадцать. Убийство. В это время Хутиэли объяснял кому-то: – Да, конечно, это наш лучший следователь. Не беспокойтесь, он уже выехал. – Кто выехал? – поинтересовался Беркович, положив трубку. – Ты, конечно! Машина ждет внизу, убийство. – Очень лестно слышать, – сказал Беркович, быстро собираясь на выход, – что тебя называют лучшим следователем. – Если разберешься по горячим следам, – сказал Хутиэли, – я это мнение передам начальству. – В такую жару, – согласился сержант, – следы могут быть только горячими, это ясно… На узкой улице Тосканини полицейские машины стояли на тротуаре, а дорогу перегородила машина скорой помощи. Беркович с экспертом и фотографом поднялись в лифте на шестой этаж и вошли в кабинет врача-дантиста Даниэля Зальцмана. Врач, мужчина средних лет, лысый, как Фантомас, сидел на медицинской кушетке в углу и выглядел не лучше, чем труп молодой женщины, лежавший в зубоврачебном кресле. Пуля попала женщине в затылок, смерть наступила мгновенно, крови было очень мало. Эксперт и фотограф занялись убитой, а Беркович подошел к дантисту, около которого стоял полицейский из патрульной бригады. – Вы Даниэль Зальцман? – участливо спросил Беркович. – Это произошло на ваших глазах? – Он мог убить меня! – вскричал врач, и лысина его покрылась каплями пота. – Я стоял рядом с Эстер! – Женщину звали Эстер… – Эстер Михельсон, она моя постоянная пациентка. Пришла сегодня, как обычно, ей нужно было продолжить лечение второго коренного зуба слева, который… – Неважно, – перебил Беркович. – Что произошло, когда госпожа Михельсон села в кресло? – Что произошло! Я взял инструмент, но не успел еще подойти к Эстер, вдруг открылась дверь, появилась рука с пистолетом, прогремел выстрел, и Эстер… О Господи! Кошмар! Я чуть сознание не потерял! Пришел в себя через минуту или две, не помню… – И бросились в погоню… – В погоню? Я что – псих? Он бы и меня убил! Я позвонил в полицию – вот что! – А где ваша секретарша? В приемной никого нет. – Рина? Она сегодня отпросилась, придет после обеда, у нее какие-то дела в Национальной службе страхования, она мать-одиночка и новая репатриантка к тому же… – Понятно, – сказал Беркович. – В приемной было пусто, убийца вошел, выстрелил и спокойно вышел. Вы видели только его руку или лицо тоже? – Я и руку толком не видел! Он выстрелил, а я… – Да-да. Извините, я вас на время оставлю, не покидайте кабинета, пожалуйста. Беркович подошел к эксперту, закончившему осмотр трупа. – Стреляли скорее всего из «беретты», – заявил эксперт Фукс. – Извлечем пулю, скажу точно. Тело можно унести. – Распорядись сам, – сказал Беркович, – я поговорю с соседями. Сказать это было куда проще, чем осуществить. На шестом этаже, где размещался кабинет дантиста, было еще две квартиры, и обе оказались заперты, на долгие звонки никто не отвечал. Этажом ниже в одной из квартир шел ремонт, и румыны-рабочие утверждали на ломаном иврито-русском наречии, что мимо по лестнице никто не поднимался и не спускался по крайней мере вот уж два часа. Значит, убийца скорее всего поднялся на лифте и спустился тоже. Если он не полный идиот, то выбрал, конечно, время, когда в лифте никого не было – зачем ему лишние свидетели? Опрашивать жильцов смысла не имело – если рабочие утверждали, что никто по лестнице не поднимался, значит, и жильцы первых этажей не могли никого видеть. Все же Беркович поручил Науму Пундаку из патрульной группы обойти все квартиры и задать жильцам несколько простых вопросов. Сам же сержант спустился вниз и вошел в будочку сапожника, сидевшего в подъезде прямо за входной дверью. Будочка была совершенно открытой, жара здесь была, как на улице, сапожник сидел, сняв с себя почти всю одежду – на нем были только огромные яркие шорты. – А! – воскликнул он, увидев подошедшего полицейского. – Сейчас вы спросите, видел ли я кого-нибудь, кто вошел в лифт в промежутке между десятью и половиной одиннадцатого! – Спрашиваю, – улыбнулся Беркович, – видели ли вы, кто вошел в лифт в промежутке между десятью и половиной одиннадцатого? – Отвечаю, – радостно сказал сапожник. – Никого не видел! – Были заняты работой? – разочарованно спросил Беркович. – В такую жару? Нет, я сидел вот тут и смотрел на улицу. День сегодня просто ужасный. Ни одного клиента. Да это ладно – в дом вообще никто не входил. И не выходил. Из чужих, я имею в виду. – Вы уверены? – осторожно спросил Беркович. – Хм… А моя фотография будет в газете, если я выступлю в суде? – Обязательно, – пообещал сержант. – Анфас и в профиль, как пожелаете. – Так я вам повторю для протокола: из чужих никто не входил и не выходил. А из своих в эти полчаса вышел только Эрик Виан с третьего этажа. Я, помню, его еще спросил: «Охота вам в такое пекло?» А он мне в ответ: «Надо, дела». – В какой квартире он живет? – Он здесь не живет. Виан снимает офис на третьем этаже, не знаю, чем он занимается, по-моему, просто жулик. Ну, из тех, что продают всякую ерунду. – Когда вы его видели, Виан был спокоен? – В такую жару? Нет, конечно. Посмотрел на меня, как на террориста и выбежал. Поблагодарив сапожника за информацию, Беркович поднялся на третий этаж и здесь действительно обнаружил запертую дверь офиса с табличкой: «Ариэль Виан. Покупки и продажи. Телефоны…» – Очень удобно, – пробормотал Беркович, переписывая на листок оба номера, среди которых был и номер сотового телефона. Достав свой аппарат, он набрал девять цифр и полминуты спустя услышал бодрый голос: – Виан. Слушаю вас. – Полиция, – сказал Беркович. – Хотелось бы задать вам два-три вопроса. – По какому поводу? – голос Виана сразу зазвучал в миноре. – В доме, где находится ваш офис, произошло преступление. Вы могли что-то видеть… – Когда? – растерянно сказал Виан. – Я ушел еще утром, все там было тихо. – Где вы сейчас? – спросил Беркович. – Лучше, если вы на несколько минут заедете в офис. Повторяю, я вас надолго не задержу. – Ну хорошо, – вздохнул Виан. – Буду через четверть часа. «Знаем мы, что такое четверть часа для израильского дельца, – подумал Беркович. – Придет через час и даже не извинится». Виан появился десять минут спустя – высокий мужчина лет сорока в рубахе навыпуск. Не отрывая подозрительного взгляда от сержанта, он последовал с Берковичем наверх, открыл дверь и ввел полицейского в свой кабинет, оказавшийся захламленной комнатой, давно требовавшей ремонта. – Спрашивайте, – сказал Виан, показывая Берковичу на стул. – Что случилось, собственно? Что за преступление? – Вы знаете врача по имени Даниэль Зальцман? – Зальцман?.. Нет, впервые слышу. А что, его убили? – Нет, убили его пациентку. Зальцман принимает на шестом этаже. – Внизу нет его вывески, – нахмурился Виан. – Верно, – кивнул Беркович. – Вывеска есть только на двери кабинета. – Ну… Я никогда не поднимался на шестой этаж, – пожал плечами Виан. – Откуда же мне знать… Так он жив, этот врач? – Он жив. Кто-то хотел, видимо, свести счеты с одной из его пациенток. Вошел, выстрелил и убежал. Зальцман перепугался и не сумел даже броситься в погоню. – Могу себе представить… Я бы на его месте тоже не сумел… – передернулся Виан. – Вы уверены, что никогда не видели Зальцмана? – спросил Беркович. – Уверен, – отрезал Виан. – Я вообще терпеть не могу дантистов. Если бы хоть раз увидел этого Зальцмана, то уж запомнил бы, не сомневайтесь. – Да, я тоже так думаю, – согласился Беркович со странной интонацией в голосе. – Скажите, господин Виан, вас не очень затруднит поехать со мной в управление? Нужно официально зафиксировать ваши показания. – Но я ничего не показал, – удивился Виан. – Почему же, – неопределенно отозвался сержант. – Так вы…