— Все равно странно, — упрямо сказала Наташа. — Так и я говорю: в этом деле одни странности. Брону ни к чему было убивать отчима. Терять пистолет на месте преступления — не рассеянность, а глупость, каких мало. Еще глупее утверждать, что пистолет украли, и настаивать на том, что за последние дни в его квартире не было ни одного постороннего человека. Кстати, ботинки со следами почвы из палисадника Бар-Гиоры стоят в прихожей у Брона. Он что, не додумался даже до того, чтобы помыть обувь? — Мог не обратить внимания на то, что запачкал ботинки землей, — сказала Наташа. — Если он так волновался, что не заметил потерю пистолета… — Чушь! — с отвращением сказал Беркович. — Улики против Брона, но они настолько очевидны, что скорее всего этот парень невиновен — его подставили. С другой стороны, он ведь и сам мог разыграть этот спектакль, чтобы полиция решила, что его подставили, когда на самом деле убил именно он по одному ему известным соображениям… — Он способен на такой изощренный ход мысли? — Кто его знает… На вид — нет, не способен. Я бы продержал Брона в тюрьме еще хотя бы неделю до выяснения обстоятельств. Иди потом с ним разбирайся! — И потому ты сейчас оставляешь меня одну, — осуждающе сказала Наташа, — чтобы на ночь глядя беседовать с этим типом, который, может, никого и не убивал? — Что делать? — вздохнул Беркович. — А если действительно убил не Брон? — спросила Наташа, провожая мужа до двери. — У профессора были враги? Ему кто-нибудь мог угрожать… — Нет, Наташа, это все проверено. Кроме Брона, подозревать некого. — Ясно, — сказала Наташа. — Если все версии никуда не годятся, нужно взять самую безумную, она-то и окажется истинной. Это ведь твои слова? — Почему мои? Это Шерлок Холмс говорил. Точнее, Конан-Дойль. Но у меня-то нет никаких других версий, выбирать не из чего! — Есть, — покачала головой Наташа. — Просто она тебе кажется настолько безумной, что и в голову не приходит. — Слишком сложно рассуждаешь, — пробормотал Беркович, поцеловал жену и вышел из дома. Оставшись одна, Наташа включила телевизор, переключила несколько каналов, но везде показывали либо сериалы, либо концерты безголосых певцов. Смотреть ничего не хотелось, и Наташа сняла с полки томик Конан-Дойля. Открыв книгу, она ощутила себя доктором Ватсоном, который давал великому сыщику столь же нелепые советы, какой она собиралась дать мужу, когда он уже закрывал за собой дверь. Хотя, почему нет? Если никакие версии не годятся… А если версия у следствия всего одна? Нет — две. Причем, вторая действительно нелепа… Перелистав несколько страниц, Наташа все-таки подняла телефонную трубку и набрала номер. «Наверняка Боря отключает свой мобильный телефон на время допросов, — подумала она. — Сейчас автомат скажет, что линия временно не работает, и мне придется лечь спать, оставив свои глупые предположения при себе». — Слушаю, — глухо сказал голос Берковича. — Наташа, это ты? — Вопрос недоверчивого следователя, — сказала Наташа. — Ты же видишь на дисплее мой номер, зачем спрашиваешь? — Извини, я сейчас не могу… — Только один вопрос, Боря. Профессор Бар-Гиора… Он был здоровым человеком? — В каком смысле, Наташа? Психом он наверняка не был, если ты это имеешь в виду. — Нет, не это. Может, у него было больное сердце? Или рак? Какая-то наследственная болезнь, что-нибудь вроде Альцхаймера?.. Ну, я не знаю. — И я не знаю, — буркнул Беркович. — На момент смерти сердце у него было здоровым. Наташа, извини, я… Что ты хотела сказать конкретно? — Только то, что сказала, — вздохнула Наташа. — Наверное, это действительно глупости. — Я тебе перезвоню, — сказал Борис, и Наташа услышала в голосе мужа какое-то напряжение. Когда Беркович в час ночи вернулся домой, Наташа дремала над книгой, а на телевизионном экране бесновался при выключенном звуке какой-то полуголый певец. Старший сержант подошел к жене и поцеловал ее в голову. Наташа вздрогнула и подняла на мужа сонный взгляд. — Ты у меня гений! — торжественно провозгласил Беркович и положил на колени жене букет красных роз. — Где ты их взял ночью? — удивилась Наташа. — Ограбил цветочный магазин, — серьезно ответил Беркович. — Ты была совершенно права, а я оказался слепым, как крот. — Бар-Гиора покончил с собой? — уточнила Наташа. — По-видимому, да. Когда ты меня спросила, был ли он болен… Я вспомнил заключение патологоанатома и сказал, что сердце у профессора было здоровым. И вообще — никаких патологий. Но так ли было на самом деле? Я позвонил домой домашнему врачу Бар-Гиоры — номер его телефона был в записной книжке профессора. Тот долго мялся, пока я не сказал, что из-за его врачебной этики могут посадить невинного человека… В общем, у Бар-Гиоры оказался СПИД. Как он подхватил вирус, доктор сказать не смог, да это сейчас и не важно… — У Брона не было мотива для убийства отчима, а у профессора были основания для того, чтобы избавиться от пасынка, — пробормотала Наташа. — Да, — кивнул Беркович. — Он был интеллигентным человеком и никогда не пошел бы на убийство. Но узнав, что болен СПИДом… Дни его были сочтены, и Бар-Гиора решил покончить со всем сразу. И с собой, чтобы не мучиться. И с пасынком, навесив на него обвинение в убийстве. По словам Илана, у отчима был ключ от его квартиры, так что взять пистолет и башмаки, а потом положить на место перепачканную землей обувь было для Бар-Гиоры парой пустяков. Он сделал это позавчера днем. Вернулся, открыл в салоне окно, взял пистолет, обернув рукоятку со следами пальцев пасынка платком, и выстрелил себе в грудь. Он рассчитал достаточно точно, ведь в армии Бар-Гиора служил в «Голани» и знал, как убивать… Сознание он потерял полминуты спустя, этого времени хватило, чтобы выбросить за окно пистолет и прижать рану платком. — А если бы у Илана оказалось алиби? — поинтересовалась Наташа. — При его-то безалаберном образе жизни? Об этом Бар-Гиора мог не беспокоиться. Кстати, я сказал инспектору, что честь раскрытия преступления принадлежит моей жене. — Я не претендую на лавры, — с достоинством проговорила Наташа. — Роль жены детектива меня вполне устраивает. — Другого ответа я от тебя не ждал! — воскликнул старший сержант и поцеловал Наташу в губы. Убийство депутата — Вчера в девять часов вечера, — сказал диктор российского телевидения, — в подъезде дома, где он жил, был убит депутат Российской государственной Думы Алексей Дмитриевич Шаповалов. Это очередное заказное убийство с новой силой всколыхнуло… На экране возникло изображение ярко освещенного телевизионными софитами подъезда. Камера показала крупным планом скорчившееся в углу тело, лежавшее в большой луже крови. — Шаповалов убит тремя выстрелами в грудь и голову, — продолжал диктор. — Следствие ведет опытная бригада, и генеральный прокурор утверждает… — Они там совсем с ума посходили, — растерянно сказала Наташа, приглушая звук. — Шаповалова-то зачем? Старший сержант Беркович пожал плечами. Вопрос жены показался ему риторическим. Зачем, зачем? Значит, было что-то… Шаповалов действительно казался безобидным, не выступал с экстремистскими заявлениями, выглядел серым и неприметным. Фамилию Беркович, правда, слышал недавно по совершенно иному поводу, и сейчас не мог вспомнить — по какому именно. Ему послышалось, что московский диктор, продолжая комментировать трагедию, упомянул евреев, и Беркович прибавил звук. — …на встречу с приехавшим из Израиля представителем Сохнута, — сказал диктор, читая по бумажке. — Согласно только что поступившим сведениям, именно с этим человеком находился депутат Шаповалов в момент убийства. Правоохранительные органы, ведущие расследование преступления, полагают, что израильтянина похитили, возможно, с целью выкупа. Семен Котляр вчера не возвратился в гостиницу и не дал о себе знать. — А! — воскликнул Беркович. — Вспомнил! — Что ты вспомнил? — нахмурилась Наташа. — Обоих. Семена я вообще отлично знаю, мы с ним в школе учились вместе, он на два класса старше, но приходилось встречаться в компаниях. Его семья уехала в Израиль на год раньше меня. А здесь Сема преуспел. Я слышал, что он неплохо заработал на продаже сырой нефти, у него были контакты в Москве, несколько раз он ездил в Россию… Я только не понял, при чем здесь Сохнут. Может, какая-то ошибка? — А Шаповалов? — спросила Наташа. — Его ты по какому поводу вспомнил? — А… — махнул рукой Беркович. — Действительно, серая личность. Чтобы хоть чем-то проявить себя, он в прошлом году предложил какой-то законопроект, связанный с выездом евреев. — Значит, Котляр действительно встретился с депутатом, — задумчиво сказала Наташа. — Если тот занимался еврейским вопросом, а Котляр имел связи с Сохнутом… — Не о том думаешь, — мрачно сказал Беркович. — Ясно, что они о чем-то говорили. Неясно, зачем киллерам понадобилось похищать Сему? Раньше такого не было. Москва — не Грозный. — Потребуют от Сохнута, чтобы заплатили… — Как же! Израиль еще ни разу не платил выкуп за своих граждан. Наверняка тем, кто «заказал» Шаповалова, это прекрасно известно. — А может, — рассуждала Наташа, — киллеры ждали одного Шаповалова, а он явился с Котляром, депутата они убили, но нужно было что-то делать… — И тогда они его похитили? Глупости! Убили бы обоих, и все дела. Или ты думаешь, что киллеры побоялись международного скандала? Они скорее всего и не знали, кто это пришел с депупатом! — Для чего-то же Котляр им понадобился! — воскликнула Наташа. — Послушай, Боря, в Москву просто опасно ездить. В подъездах каждый день кого-нибудь убивают… — Я так понял, — поднял брови Беркович, — что ты хочешь съездить в Москву? — Вообще-то хотела, — мечтательно сказала Наташа. — Побродить по Арбату, посмотреть «Жизель» в Большом, «Годунова» на Таганке. Думала: предложу тебе весной… — С удовольствием, — сказал Беркович. — Уверяю тебя, Наташенька, в Москве вполне безопасно. Если не лезть на рожон, я имею в виду. Правда… Он замолчал и начал переключать телевизионные каналы в поисках новых сообщений об убийстве депутата. — Правда — что? — требовательно спросила Наташа. — Не понимаю, что они хотят сделать с Семеном, — вздохнул Беркович. — Не на деньги же, в самом деле, рассчитывают. — Почему бы тебе не узнать по полицейским каналам? — спросила Наташа. — Может, к вам просочилась какая-нибудь информация из МИДа? — Попробую, — кивнул Борис и поднял телефонную трубку.