— У Михаэля не было стычек с Марком? — спросил Беркович. — Может быть, женщина… — А! — воскликнул Яша. — Вам уже сказали? Но это давняя история, еще в прошлом году Белла их обоих кинула. — Белла? Кто такая Белла? — Какое это имеет значение? — пожал плечами Яша. — Оба они влюбились в одну девушку. Поссорились, долго не разговаривали. А Белла выбрала третьего, не знаю уж — кого. Потом Мика с Марком помирились, чего уж там, оба оказались в дураках. Зазвонил телефон, и Беркович поднял трубку. Звонил эксперт Хан, голос его был мрачен: — Ты прав, это бирканодал. Реакция вполне определенная. В поликлинике, ясное дело, никто и не думал искать в этом направлении. А экстрасенс — подавно. И судмедэксперт не сделал эту реакцию, ему тоже в голову не пришло. Да и прийти не могло, я его вполне понимаю, сам бы на его месте… Заключение пришлю чуть позже, ты пока проводи следственные действия. — Уже провожу, — буркнул Беркович и положил трубку. — Марк, значит, химик, вы сказали? — спросил он у Яши. — Поедем, покажите мне его. — Все не так просто, — рассказывал Беркович Наташе поздно вечером, вернувшись домой после первого допроса Марка Бендецкого. — Нужно будет еще выяснить, каким образом этот тип достал яд. То, что он химик, конечно, облегчало ему задачу… — Это был яд? — поразилась Наташа. — Конечно, я об этом подумал, когда ты рассказала о симптомах. Есть такая группа ядов: сначала они действуют на периферическую нервную систему, потом начинаются галлюцинации, а заканчивается все спазмом и остановкой сердца. Если, конечно, давать препарат регулярно. Значит, искать нужно было кого-то в окружении Михаэля, кто мог бы капать ему в стакан, когда тот отворачивался. Это ведь безвкусное вещество… Мы проходили на курсах в полиции, нам даже фильм показывали, как эта штука действует. Если не знаешь симптоматики, ни за что не определишь, что человек отравлен. Сердце остановилось — и все… — Но зачем он это сделал? — Женщина, — сказал Беркович. — Марк решил, что Белла не отвергла бы его, если бы не Михаэль. И не простил. — Ужасно, — вздохнула Наташа. — Значит, это не сглаз? — Господи, сглаз! Твой экстрасенс, может быть, приятный мужчина, но в ядах смыслит не больше врача в поликлинике. — Почему мой? — возмутилась Наташа. — Но головную боль он мне снял! Значит, хороший специалист. Беркович не стал спорить. Сеанс психотерапевта Перед старшим сержантом Берковичем сидел подтянутый худощавый мужчина лет сорока с живыми печальными глазами. Говорил он медленно, но не потому, что ему приходилось подбирать слова — казалось, что посетитель вкладывает в каждую фразу особенную, одному ему присущую силу. Посетителя звали Антоном Равдиным, представился он как психотерапевт и продемонстрировал Берковичу документ, выданный на его имя Всемирной Академией Информатизации. Документ разрешал владельцу проводить публичные психотерапевтические сеансы. — Я прошу полицию, — говорил Равдин, — оградить меня от претензий этого человека. — Но ведь Бреннер действительно умер после посещения… — вставил Беркович. — После этого не значит вследствие этого! — произнес Равдин сентенцию, известную каждому юристу. — Да, конечно, — согласился Беркович. Речь шла о трагедии, произошедшей девять дней назад. Антон Равдин, психотерапевт с большим стажем, ученик Кашпировского (так он, во всяком случае, говорил о себе сам), разъезжал по городам Израиля и проводил сеансы публичной психотерапии. Все было вполне легально — Равдин платил налоги, доходов не скрывал и всегда имел при себе пухлую папку с письмами от благодарных клиентов. Беркович пробежал глазами несколько опусов — люди писали, как после сеанса у них проходили боли, зарубцовывались язвы, а у одного деда даже исчезла седина. Не было сказано, впрочем, исчезла ли седина вместе с волосами, или волосы только изменили цвет. По словам Равдина, ни разу в его практике не случалось, чтобы кто-либо из людей, сидевших в зале, пожаловался на ухудшение состояния. Но девять дней назад, после того, как Равдин провел сеанс в клубе Бат-Яма (присутствовало около семидесяти человек, в основном, пенсионного возраста), одному из зрителей стало плохо. Психотерапевт еще не успел уйти со сцены, когда ему сообщили, что в фойе клуба упал и не подает признаков жизни старичок лет семидесяти, пришедший на сеанс с племянником. — Вызовите скорую! — приказал Равдин, не желавший связывать свое имя со случаем, способным подорвать его репутацию. Скорая, однако, не помогла. Парамедики только констатировали смерть. Племянник умершего был в шоке. «Я привел дядю лечиться, — повторял он, — а этот человек его убил!» На самом деле Арон Бреннер скончался, как сказано было в акте судебно-медицинской экспертизы, от черепно-мозговой травмы, не совместимой с жизнью. Иными словами, выходя из зала, Бреннер споткнулся и, падая, ударился виском об острый угол деревянного барьера. Смерть наступила практически мгновенно. После похорон племянник Бреннера Яков Шульман явился к Равдину и заявил, что засудит его, если тот не заплатит за причиненное горе. «Но я-то при чем?» — искренне возмутился психотерапевт. «А при том, — сказал Шульман, — что своими пассами и установками вы так возбудили дядю, что он не соображал, что делал! У него начали трястись руки, а ноги подгибались. По-моему, он даже и не видел ничего перед собой. Вот и споткнулся. Если бы не вы, дядя был бы жив, и вы мне за это ответите!» — Сколько же хочет с вас слупить господин Шульман? — поинтересовался Беркович. — Он требует сто тысяч шекелей, — мрачно сообщил психотерапевт. — Это неприкрытый шантаж, и я требую вмешательства полиции. — А что, — сказал Беркович, — разве ваш сеанс не мог подействовать на Бреннера именно таким образом? Дрожь в руках, плохая ориентация и все такое. Я слышал, что даже у вашего учителя Кашпировского подобные случаи происходили. — Чушь! — презрительно воскликнул Равдин. — Злобные наветы. Вы видели письма? Хоть в одном из них есть намек на то… — Ну, даже если такие письма к вам приходили, — покачал головой Беркович, — вы ведь не стали бы их коллекционировать, верно? — Я вижу, что добиться понимания в израильской полиции так же трудно, как вылечить больного раком! — заявил Равдин. — Значит, вы считаете, что этот негодяй имеет право меня шантажировать? — Нет, конечно, — сказал Беркович. — Вашу жалобу я принял к рассмотрению. Поговорю с этим Шульманом и уверен, что он не станет подавать на вас в суд. — Но будет продолжать требовать деньги? — Предоставьте это полиции, — твердо сказал Беркович. Когда Равдин вышел из кабинета, старший сержант несколько минут сидел, потирая пальцами виски — неожиданно разболелась голова, и у Берковича возникло впечатление, что случилось это не без прямого или косвенного воздействия господина психотерапевта. Почему действительно старику не могло стать плохо именно в ходе сеанса? Даже наверняка так и произошло, племянника можно понять. Конечно, требовать от психотерапевта денег Шульман не имел права, это шантаж. Но в суд-то он вполне мог обратиться, и никто заранее не скажет, какое будет принято решение. Во всяком случае, много шансов за то, что Равдину запретят выступать публично, вот он и паникует. Что ж, и его понять можно. Понять, конечно, можно обоих, но истину-то сейчас уже не восстановить! Бреннера похоронили неделю назад, факт смерти от несчастного случая зафиксирован, а сейчас уже не докажешь, отчего бедняга оступился — то ли по чистой случайности, то ли у него действительно тряслись руки и подгибались ноги. Племянник тоже хорош — не смог поддержать дядю! Будь он более внимательным, несчатье не случилось бы. Беркович вздохнул и потянулся к телефону. Яков Шульман не захотел являться в полицию и имел на это полное право, поскольку против него еще не было возбуждено дело. Договорились, что Беркович придет к нему домой после работы для разговора в неофициальной обстановке. Обстановка действительно оказалась неофициальной — удобное кресло, крепкий вкусный чай с российским печеньем, Шульман вовсе не был похож на наглого шантажиста, он оказался молодым, лет тридцати, человеком приятной внешности и с открытым взглядом. — Значит, этот негодяй пожаловался в полицию? — воскликнул Шульман, выслушав старшего сержанта. — Вы думаете, я шантажист? Нет! Но Равдин по сути убил дядю Арона, а кроме него, у меня в Израиле никого не было. С женой мы развелись еще в Союзе, а дядя Арон овдовел вскоре после репатриации… Впрочем, это неважно. Я обязательно подам в суд, таких людей нужно наказывать! — Когда у вашего дяди начались эти… гм… явления — после окончания или во время сеанса? — Минут за десять до конца. Я сразу обратил внимание и хотел вывести дядю из зала, но это было невозможно — люди сидели даже в проходе. Но как только сеанс закончился… — Если вы видели, в каком состоянии был дядя, почему не поддержали его? — Я его поддерживал! Но когда мы выходили из зала, мне пришлось его отпустить, мы просто не прошли бы вместе в дверь. Тут он и споткнулся о порог… — Понятно, — сказал Беркович. — Я бы вас просил, Яков, не требовать от Равдина денег. Это действительно шантаж, уголовное преступление. Если у вас есть к нему претензии, обращайтесь в суд. — Обязательно обращусь! — воскликнул Шульман и поднялся, показывая, что достаточно уже пообщался с представителем полиции. — Вы жили с дядей вместе? — задал Беркович последний вопрос. — Нет, конечно! Слава Богу, дядя был состоятельным человеком, в отличие от меня, через год после приезда он купил квартиру в Рамат-Авиве. — Вот как? — удивился Беркович. — Он занимался бизнесом? — Нет, бизнесом занимался мой другой дядя, брат Арона Самуиловича. В начале девяностых дядя Сема действительно заработал много денег на каких-то махинациях, а потом… ну, его убили, деньги достались дяде Арону, и он поспешил от греха подальше свалить в Израиль. — Вы приехали вместе? — Нет, чуть позже — несколько месяцев спустя. — Понятно, — кивнул Беркович. Вернувшись домой, он долго сидел в задумчивости перед телевизором, не отвечая на настойчивые расспросы жены. — Наташа, — сказал он наконец, — ты была когда-нибудь на сеансах Кашпировского? — Нет, — покачала головой Наташа. — Видела по телевидению. На меня это не действовало, хотя я очень хотела. — А в клубе Бат-Яма ты была? — Конечно, я ведь жила неподалеку, — сказала Наташа. — А почему ты спрашиваешь? — Да вот… Неделю назад там выступал некий Равдин со сеансом а-ля Кашпировский. И одному старичку стало плохо. Руки-ноги… Выходя из зала, он споткнулся о порог, упал, ударился головой о барьер и помер. — Кошмар! — воскликнула Наташа. — Я помню этот барьер. Такая деревянная стойка, если выходишь из зала, то справа. Но… — Но что? — спросил Беркович. — Ты говоришь, он споткнулся о порог? — Да, у него, по словам племянника, подгибались ноги…