Старший сержант постоял минуту под пальмой, где уже ничто не напоминало о произошедшей трагедии, и поехал в управление. Через час он вошел в кабинет Хутиэли и положил перед инспектором экспертное заключение, подписанное Роном Ханом. — Отпечатки пальцев на бытулке «Маккаби», — сказал Беркович, — идентичны пальцевым следам на пепельнице, принадлежащей Раанану Розену. — Ты хочешь сказать… — Он убийца. Не было никакой пьяной драки. Я думаю, что отчасти виноват сам Лещинский — его оргии долгое время выводили Розена из себя. Он поздно возвращается домой, хочет спать, а под окном вопли… И полиция никаких мер не принимает. В ту ночь Розен вернулся с работы около часа, проходил мимо Лещинского. Возможно, тот не спал и сказал в адрес Розена какую-нибудь гадость. Возможно, Розен увидел бутылку в руках Лещинского и понял, что ему опять не дадут спать… В общем, он двинул Николая этой бутылкой по голове и, успокоившись, отправился домой. А почему он должен был волноваться? Кто станет искать убийцу какого-то бомжа? Да их всех топить надо в Ярконе… Впрочем, меня не интересует, о чем думал Розен. Пальцевые отпечатки принадлежат ему. Инспектор внимательно прочитал заключение. — И опять ты прав, Борис, — сказал он. — Считай, что это еще один шаг к новой должности и званию. Но вот сержант Охайон теперь вряд ли подаст тебе руку. — Ничего, — бодро сказал Беркович. — Рони хороший парень, разберемся. Убийство в запертой комнате — Все-таки очень сложная у нас в полиции градация званий, — сказал Беркович, перечитывая приказ. Лист бумаги, подписанный начальником Управления полиции, лежал на столе, а инспектор Хутиэли расположился напротив своего бывшего подчиненного и улыбался, глядя на то, как обычно сдержанный Беркович не может скрыть своей радости. — В переводе на язык, более понятный гражданскому человеку, — продолжал Беркович, — меня теперь можно назвать лейтенантом, верно? — Лучше по твоей новой должности: инспектором, — заметил Хутиэли. — Да, мы ведь теперь с вами в одинаковых должностях, я как-то все время забываю об этом, — смутился Беркович. — Знаешь, я тоже стеснялся, когда после назначения пришел в кабинет своего бывшего начальника и начал собирать бумаги, — задумчиво произнес Хутиэли. — Я тебя еще раз поздравляю. И конечно, Наташу — не забудь поцеловать ее от моего имени. — Сами! — воскликнул Беркович. — Наташа приглашает вас с женой к нам завтра вечером. — С удовольствием, — кивнул Хутиэли и добавил, нахмурившись: — Если к тому времени с делом Соломоника будет покончено. — Вы уже доказали, что убийца — Ярон Хаммер? — поинтересовался Беркович. — Все улики против него, — нехотя сказал Хутиэли. — Но у этого подонка надежное алиби. Ярона Хаммера, младшего компаньона в адвокатской фирме, подозревали в том, что он убил своего клиента. Убийство произошло позавчера утром на вилле Нахума Соломоника, биржевого брокера, причем свидетелями преступления оказались по крайней мере два десятка соседей. Соломонику было под шестьдесят, он в прошлом году потерял жену, умершую от рака, и вел с тех пор уединенный образ жизни. Вилла Соломоника стояла несколько в стороне от других вилл этого района Герцлии-питуах, и дворик, равно как и подъездная дорожка, прекрасно были видны со стороны окружавших строений. Позавчера утром, около восьми часов, многие жильцы соседних с Соломоником вилл завтракали или собирались отбывать по делам. По меньшей мере восемь человек, смотревших в это время в окна или находившихся на улице (один — Рони Бехман — наблюдал, сидя за рулем машины и поджидая жену), видели соседа, что-то делавшего у порога своей виллы. Соломоник вошел в дом, через несколько минут оттуда раздался звук выстрела, что-то упало, и дикий вопль разрезал тишину квартала. Соседи бросились к вилле. Тщетно пытались открыть прочную дверь, звонили, стучали, из дома не слышалось ни звука, что заставляло заподозрить самое худшее. Все окна оказались закрыты шторами, второго входа в дом не было. Взламывать дверь или ломать стекло в окне никто не решился. Вызвали полицию. После выстрела прошло около получаса, когда полицейские, разбив стекло в одном из окон салона и сломав закрытую штору, проникли в дом. Хозяин лежал посреди салона, он был в той одежде, в которой его недавно видели на пороге виллы. Рядом лежал пистолет. Соломоник был мертв. Все окна были заперты изнутри. Единственная дверь, которая вела на улицу, тоже была заперта, причем не только на ключ, но и на массивную задвижку. Опросив свидетелей, инспектор Хутиэли составил хронометраж событий: в восемь часов шестнадцать минут Соломоник вошел в дом и, по-видимому, запер дверь. Окна в это время уже были закрыты, а шторы опущены. Выстрел раздался через пять-семь минут. Никого, кроме самого хозяина, соседи не видели. Эксперт Хан заявил, осмотрев тело, что Соломоника кто-то пытался задушить, однако смерть наступила не от этого, а от удара тупым предметом по голове. Соломоник умер не сразу — похоже, что он пытался ползти: об этом, во-первых, свидетельствовала его поза, а во-вторых, пистолет находился не рядом с трупом, а метрах в трех от него, недалеко от дивана и журнального столика. Первоначальную версию о том, что из пистолета стрелял преступник, пришлось отбросить, поскольку на оружии оказались пальцевые следы лишь самого Соломоника, а смятую пистолетную пулю обнаружили у дальней стены; там же, на уровне чуть выше человеческого роста, в стене остался след — сюда, по мнению Хана, попала пуля. Похоже, что между Соломоником и убийцей возникла драка, преступник начал душить хозяина, державшего пистолет. Возможно, преступник выбил оружие из руки Соломоника, и пистолет выстрелил. А возможно, выстрелил хозяин, но не попал. Как бы то ни было, преступник понял, что задушить Соломоника не так-то просто и ударил его по голове тупым предметом. Орудие убийства обнаружили за ножкой кресла — это была тяжелая мраморная статуэтка, изображавшая Эйнштейна. На статуэтке были видны уже подсохшие капельки крови. Впоследствии эксперт доказал, что это была кровь Нахума Соломоника. Следов убийцы тоже нашлось достаточно. Во-первых, отпечатки пальцев на статуэтке. Во-вторых, следы обуви — видимо, убийца вступил в лужу, которая всегда была на дорожке у дома: вода текла из не очень плотно прикрытого крана, откуда Соломоник брал воду для полива небольшого садика и мытья машины. Следы шли от двери, кружили по салону, то появляясь, то исчезая. Возможно, убийца вошел, когда Соломоник находился во дворе и дверь была открыта. Но как он вышел, если хозяин запер дверь изнутри, а соседи именно в это время имели возможность наблюдать за виллой со всех четырех сторон? Не найдя ответа на этот вопрос, инспектор Хутиэли сконцентрировал внимание на поисках убийцы — в конце концов, о том, как он покинул дом, негодяй расскажет на допросе сам. С самого начала у следствия был всего один подозреваемый: адвокат Ярон Хаммер. Между ним и его клиентом несколько месяцев назад возникли трения, перешедшие в открытую вражду. Возможно, речь шла о деньгах, возможно — о чем-то более серьезном, не имевшем отношения к адвокатской практике Хаммера. Хутиэли нашел свидетелей, видевших, как на одной вечеринке Соломоник ударил Хаммера, и драку удалось предотвратить лишь после вмешательства других гостей. Соседи Соломоника утверждали, что Хаммер несколько раз приезжал на виллу, и оттуда доносились громкие крики и брань. В последний раз адвоката видели у виллы Соломоника поздно вечером — за восемь-девять часов до убийства. И опять были крики, а то и потасовка. Потом адвокат уехал — было это около полуночи. Возможно, утром он приехал опять — чтобы закончить «разборку», и тогда случилось непоправимое, однако утром соседи не видели ни адвоката, ни его машины. Более того, Нира, супруга Хаммера, утверждала, что муж вернулся вскоре после полуночи и спал рядом с ней в постели, а утром встал, как обычно, и в девять часов уехал в офис, где его и застали полицейские. Алиби адвоката подтвердили и соседи, видевшие, как около девяти часов утра он выводил со стоянки свою машину. Хутиэли задержал Хаммера на сутки, но за это время новых доказательств найти не удалось, как не удалось и опровергнуть вполне надежного алиби. Судья Аарони распорядился подозреваемого отпустить, и дело, похоже, зависло. — Классический случай запертой комнаты, — сказал Беркович, когда Хутиэли перечислил улики и рассказал своему бывшему сотруднику о предпринятых действиях. — Именно так, — согласился Хутиэли. — Но ты ж понимаешь, Борис, в книгах такие дела раскрывают с помощью непробиваемой логики, а в жизни все рассыпается, это тебе не литература… — Логика одна, — покачал головой Беркович, — и все такие загадки решаются одинаково: либо человек был убит и убийца ушел, когда комната еще не была заперта, либо его убили в другом месте, а труп подложили. — Чушь, — отрезал Хутиэли. — Двадцать свидетелей видели, как Соломоник вошел в дом, а потом слышали выстрел и крики. Никто из дома после этого не выходил. В доме следы Хаммера, но сам Хаммер в это время лежал в своей постели… — Надеюсь, вы не станете апеллировать к нечистой силе, — усмехнулся Беркович. — Хаммер приезжал ведь и вечером — тогда мог и следы оставить. — Глупости, Борис. Сам себя душить Соломоник не мог. И отпечатки пальцев Хаммера на орудии убийства — статуэтке… — Я могу представить себе картину этой трагедии, — задумчиво произнес Беркович. — Для того, чтобы говорить об этом уверенно, я бы хотел знать, нет ли пальцев Хаммера на других статуэтках. У Соломоника ведь был не только Эйнштейн? — Да, — согласился Хутиэли. — Целый ряд статуэток великих ученых, штук восемь или десять. — Где они стоят? — На полке. Полка над диваном в салоне, убийце не составляло труда дотянуться… — Конечно, — кивнул Беркович. — Следов на других статуэтках вы не искали? — Нет, конечно. Зачем? — А если все-таки попробовать? — Что ты надумал, Борис? — нахмурился Хутиэли. — Скажу, но сначала пусть Рон снимет следы с остальных статуэток. — Я всегда верил в твои аналитические способности, Борис, — сказал Хутиэли, вставая, — но сейчас ты что-то мудришь. Хорошо, я попрошу Хана, хотя и не вижу смысла… Разговор продолжился два часа спустя, когда после оформления документов о вступлении в новую должность новоиспеченный инспектор Беркович вошел в кабинет Хутиэли. — Поздравляю тебя, Борис, — сказал Хутиэли, — с окончательным оформлением и с тем, что на шести статуэтках из восьми, кроме Эйнтшейна, Рон обнаружил пальцы Хаммера. И что это доказывает? Только то, что адвокат их трогал, а потом взял Эйнштейна… — Стоп! — воскликнул Беркович. — Не нужно делать лишних заключений. Адвокат трогал статуэтки, включая Эйнштейна, — остановимся на этом. Он мог это делать много раз, бывая на вилле. — Ну и что? — нетерпеливо спросил Хутиэли. — А вот что. Вечером Хаммер приехал к Соломонику… Кстати, инспектор, вы выяснили, отчего они все время цапались? — Женщина, — буркнул Хутиэли. — Не поделили любовницу, видишь ли. Есть такая Шула Гамлиэль… — У Соломоника жена недавно умерла… — недоуменно протянул Беркович. — Э… — махнул рукой Хутиэли. — Он ей и при жизни изменял. Не будем о мотиве. — Хорошо. Итак, вечером Хаммер в очередной раз выяснял с Соломоником отношения. Дошло до драки, адвокат вцепился клиенту в глотку и чуть не задушил. Но вовремя понял, чем это может кончиться, и в гневе покинул виллу, оставив следы на полу. После ухода соперника Соломоник достал свой пистолет — боялся, что Хаммер вернется… Он провел плохую ночь, шею саднило, но к врачам обращаться он не хотел. Чувствовал себя отвратительно, утром вышел на воздух, но стало еще хуже, он вернулся в дом и запер дверь. Прилег на диван, пистолет был у него в кармане халата, а может, он держал оружие в руке — неважно. Как бы то ни было, Соломоник задремал, оружие выпало, и раздался выстрел. От грохота Соломиник вскочил, ничего не соображая, и тут ему на голову свалился трехкилограммовый Эйнштейн — ведь полка, на которой стояли статуэтки, была над диваном, а Хаммер любил их трогать и ставил на самый край… — Вот и все, — закончил Беркович. — Не было Хаммера утром на вилле. Его можно обвинить в покушении на убийство — он действительно пытался задушить Соломоника. Но убийства Хаммер не совершал. Хутиэли долго мочал, обдумывая сказанное Берковичем. — Пожалуй, — сказал он наконец. — Я не вижу в этой версии изъянов. — Их и быть не может! — воскликнул Беркович. — Все так и происходило! — Сможешь доказать в суде? — осведомился Хутиэли. — Ну, — смутился Беркович, — это ведь ваше дело, верно? И доказательства ваши. Я что? Посторонний… — Ты не посторонний, а коллега, — с чувством произнес Хутиэли. — Да? Значит, мы с Наташей ждем вас, как коллегу, завтра вечером к ужину. — Непременно! — сказал Хутиэли. — Обмоем два события: твое вступление в должность и завершение дела Соломоника.