— Прямо на улице? — Нет, в квартире. Он там живет. На третьем этаже. Зальцман не умел докладывать четко, его каждый раз приходилось переспрашивать, из-за этой своей особенности он никак не мог продвинуться по службе и, похоже, навсегда застрял в должности сменного дежурного, несмотря на свои неполные пятьдесят лет. — Спускаюсь, — сказал Беркович и посмотрел в окно: дождь, похоже, прекратился, но надолго ли? Лучше взять плащ — пусть и мокрый. Эксперт сидел на заднем сидении и мрачно молчал. Берковичу тоже не хотелось разговаривать, так что первыми словами они перебросились, лишь войдя в квартиру погибшего ночью Идо Кашмиэля, строительного подрядчика. Тело Кашмиэля лежало в салоне в метре от журнального столика, рядом валялся опрокинутый стул. Пистолет, из которого был произведен роковой выстрел, валялся на полу — он мог выпасть из руки Кашмиэля, а мог быть подброшен убийцей, вероятности того и другого события вряд ли можно было оценить, не произведя тщательного осмотра тела. Этим занялся Хан, а Беркович подошел к стоявшему у двери патрульному, сержанту Михаэлю Дымшиц. — Кто обнаружил тело? — спросил Беркович. — Арон Мозес, — тихо, будто покойный мог услышать, сообщил сержант. — Сосед по дому, живет этажом ниже. Хотите с ним поговорить? — Позже, — сказал Беркович. — Он поднялся, потому что услышал выстрел? — Нет, выстрела он не слышал. А может, слышал, но не обратил внимания — вы же помните, какая ночью была гроза. По его словам, он говорил с Кашмиэлем вчера вечером и обещал утром зайти. Зашел и… — Понятно, — кивнул Беркович и вернулся к телу. — Все, в общем, ясно, — сказал Хан, поднимаясь с колен. — Пуля попала в левую часть лба и застряла внутри. Смерть наступила мгновенно. Стреляли с близкого расстояния — максимум полметра, судя по следам пороха. — Самоубийство? — спросил Беркович. — Может, да, может, нет. На рукоятке пистолета следов нет, а на руке Кашмиэля нет перчатки. Платка, в который он мог обернуть рукоятку, тоже не видно. С другой стороны, положение тела, правой руки и лежащего на полу оружия показывает, что Кашмиэль мог выстрелить в себя сам. — Дверь в квартиру была не заперта, — заметил Беркович. — Сосед утром поднялся и вошел, когда Кашмиэль был уже мертв. Кстати, когда он умер? — Предварительно могу сказать: между одиннадцатью вечера и двумя часами ночи. — Если в квартире был посторонний, он должен был наследить, ведь шел ливень. — Не обязательно, — возразил Хан. — Убийца мог прийти до начала дождя — ведь гроза началась после полуночи. С этим Беркович не мог не согласиться, но все-таки внимательно осмотрел пол в гостиной. Следы здесь, конечно, были, но, похоже, только сержанта Дымшица и самого Берковича. Закончив осмотр, инспектор вернулся к журнальному столику и начал перекладывать лежавшие на нем бумаги. Здесь были многочисленные письма из банков, счета, доверенности, накладные — типичная канцелярия строительного подрядчика. Одно только… — Похоже, у Кашмиэля были большие неприятности, — сказал Беркович, показав Хану несколько бумаг. — Смотри, банк требует немедленного возврата долга — пятьсот сорок тысяч шекелей. А вот письмо из кредитной компании — тут тоже долг очень велик. И еще: ты заметил, что на столике слой пыли? И на всех деревянных поверхностях. Кашмиэль либо не жил здесь довольно долгое время, либо не подходил ни к одному предмету мебели, иначе оставил бы следы. — Там нет предсмертной записки? — поинтересовался Хан. — Это нам бы очень облегчило жизнь. — Нет, — покачал головой Беркович. — Знаешь, я, пожалуй, поговорю с соседом, обнаружившим тело. Он знал Кашмиэля и может сообщить недостающую информацию. Арон Мозес сидел у себя на кухне и завтракал — перед ним стояла тарелка с огромным куском пиццы. — Какое несчастье! — воскликнул Мозес, пригласив Берковича сесть, но не предложив даже стакана колы. — Я в себя не могу прийти! — Вы хорошо знали Кашмиэля? — спросил инспектор. — Прекрасно знал! Прекрасно! Лет десять. Замечательный человек. Правда, в последнее время ему не везло. Страшно не везло. Страшно! Год назад жена сбежала с любовником. Он так мучился! А потом начались неприятности. Вы знаете, инспектор, строительный бизнес — как ловушка. Попался — и все. Квартиры сейчас не очень-то покупают, а он взял большие суммы в долг. Я не знаю, сколько, Идо не говорил, но — большие. И с него начали требовать. А что он мог отдать? Вы знаете, инспектор, он был даже вынужден скрываться! Последний месяц он не жил дома… — А где? — спросил Беркович. — Понятия не имею, он не говорил, я не спрашивал. А вчера вечером Идо позвонил, сказал, что приехал ненадолго, утром уедет, скорее всего, навсегда. Ну, я понял, что он решил свалить из Израиля — подальше от банков и кредиторов. Он сказал, чтобы я утром пришел попрощаться, ну я и поднялся. Было часов восемь, Идо обычно встает рано… Дверь была не заперта, а он лежал и… Мозес мрачно замолчал. — Может быть, вы слышали вчера вечером какой-нибудь шум из квартиры Кашмиэля? — спросил Беркович. — Может, к нему кто-то приходил? Может, они там спорили? Ведь квартира соседа прямо над вами… — Нет, — мотнул головой Мозес. — Ничего не слышал. Может, кто-то и приходил, но шума не было. — Спасибо, — сказал Беркович и вернулся в квартиру Кашмиэля, где эксперт Хан уже завершил осмотр тела. — Похоже, у него была причина покончить с собой, — сказал инспектор. — Но равно были мотивы и для убийства. Большие долги. Кредиторы его искали, и он скрывался. Около месяца его не было дома, вчера он вернулся, а сегодня собирался опять куда-то смотаться. Похоже, деньги он брал не только в банках, но и на сером рынке, а там народ крутой, ты знаешь. Могли и убить. — Это облегчает задачу, не так ли? — спросил Хан. — Конечно, — согласился Беркович. — Документы сохранились, найти, у кого именно из «серых» кредиторов Кашмиэль брал деньги, труда не составит. Правда, есть один момент… Убийца должен был прийти сюда до начала дождя, верно? — Конечно, мы уже говорили об этом. — Да. А выстрел раздался после полуночи, когда уже гремела гроза. — Согласен, — кивнул Хан. — Значит, минимум час Кашмиэль находился в квартире с убийцей. Чем они занимались? Нет грязной посуды, окурков. В салоне полный порядок. Сосед никаких громких разговоров не слышал. Они что, сидели тут тихо и обсуждали долг Кашмиэля, а потом убийца достал пистолет и выстрелил? — Кстати, о пистолете, — оживился эксперт. — Пока тебя не было, я созвонился с Шулей из отдела регистрации. Судя по номеру на оружии, это пистолет Кашмиэля, и у него есть разрешение. — Вот видишь! Убийца должен был знать, где хозяин квартиры хранит оружие… — Не обязательно, — пожал плечами Хан. — Ты же только что сказал: Кашмиэль скрывался и только вчера вернулся домой. Оружие у него наверняка было с собой. Он мог положить его где-то… Скажем, на журнальном столике. — Из этого следует, — заметил Беркович, — что предполагаемый убийца изначально не собирался убивать. Иначе принес бы с собой оружие. — Тоже не обязательно. У него могло быть оружие, но он увидел пистолет Кашмиэля и решил воспользоваться. А потом протер рукоятку. Беркович вынужден был согласиться с тем, что это вполне вероятно. Эксперт разрешил унести тело, и санитары положили погибшего на носилки. Когда за ними закрылась дверь, Беркович опустился на колени и еще раз внимательно осмотрел пол. Затем перешел к журнальному столику, но не стал заново перекладывать бумаги, а только осмотрел блестящую полированную поверхность. — Смущает меня эта тишина, — сказал он эксперту. — Если бы Кашмиэль несколько часов находился в квартире с убийцей, они бы наверняка повздорили, и порядка здесь тоже было бы меньше. — Убийца мог навести порядок уже после того, как Кашмиэль умер, — высказал предположение Хан. — Мог. Но если он хотел, чтобы мы приняли смерть Кашмиэля за самоубийство, почему протер рукоятку? — Как почему? — удивился эксперт. — На ней же были отпечатки его пальцев. — Да-да. Но он должен был вложить пистолет в ладонь убитого, чтобы оставить следы пальцев Кашмиэля! — Теоретически ты прав, Борис, — вздохнул Хан. — Но убийца вряд ли был так спокоен и вдумчив, как сейчас ты. О том, чтобы стереть свои отпечатки, он позаботился, а о том, чтобы оставить следы Кашмиэля, мог просто забыть. — Мог, — согласился Беркович. — А почему поверхность журнального столика вся покрыта пылью, и только со стороны дивана, пыли нет, будто здесь лежал лист бумаги, а потом его забрали? — Вопрос странный, — рассердился эксперт. — Эти двое наверняка занимались бумагами. Удивительно не это, а то, что они не наследили на всей поверхности столика. — Так я и говорю! — воскликнул Беркович. — И еще. Если утром Кашмиэль собирался уезжать, то где билет? Я осмотрел бумаги, проосмотрел документы — ничего. — Билет можно купить и на автобусной станции… — От кредиторов он мог скрыться только за границей. На самолете. Где билет? Беркович еще раз окинул внимательным взглядом салон. Кроме журнального столика, дивана и двух кресел здесь стояли телевизор на тумбочке, полированная стенка с баром и стойка с компакт-дисками. На полке, висевшей над телевизором, стояли десятка два книг в ярких обложках. Беркович подошел и начал по одной снимать книги с полки и перелистывать их. — Что ты делаешь? — поинтересовался эксперт. — Сам толком не знаю… — протянул Беркович и подхватил на лету выпавший из одной из книг лист бумаги. — Ага, вот! Он развернул лист, прочитал написанное и протянул бумагу Хану. Это был текст, написанный от руки: «Я больше не могу. Весь в долгах. Не держите зла. Прошу: похороните по-человечески». Подпись, дата и время. — Час ночи, — пробормотал эксперт. — Черт побери! Но почему он положил записку в книгу? — Это не он положил, — сказал Беркович. — А кто? — недоумевал Хан. — И если Кашмиэль покончил с собой, то кто протер пистолет? И зачем? — Сейчас узнаем, — заявил инспектор и пошел из квартиры. Вернулся он через несколько минут, ведя под руку понурого соседа. Беркович протянул Мозесу записку Кашмиэля и сказал: — Здесь наверняка есть ваши следы. Вы думали, что мы не найдем эту бумагу? — Ни о чем я не думал! — взорвался Мозес. — Я только хотел, чтобы этот подлец ответил за смерть Идо! Если бы не он, Идо не наложил бы на себя руки! — Вы имеете в виду Сильвана Магена? — спросил Беркович, поднимая с журнального столика одну из лежавших там расписок. — Да! — Понятно… — вздохнул инспектор. — Вы поднялись к Кашмиэлю, увидели его мертвым, пришли в страшное возбуждение и… — Я понял, что Идо убил себя из-за того, что у него не было денег! Я знал, что больше всего Идо взял у Магена. С банком еще можно договориться, с Магеном — нет. Это такой негодяй…