А сосед Пылов, так нелестно охарактеризованный оппонентами, хрупкий и нервный субъект, и рад был бы рвануться в словесную перепалку, да его заботливо, незаметно для всех удерживала за руку жена. Но ей все труднее удавалось сохранить мирное состояние супруга – уж очень сгущала краски в своей обвинительной речи Жаднова: – … Пылов схватил меня за плечи и стал бить головой о капот «Жигулей» – бам, бам, бам! – Есть ли у вас конкретные замечания по существу дела? – прервал поток «красноречия» председатель судебной коллегии Валерий Александрович Земцов. – А как же! Голова-то у меня ведь не казенная! Несколько дней гудела! Схватил – и по капоту – бам, бам, бам! Не только члены судебной коллегии, но и все присутствующие в зале с большим сомнением в достоверности излагаемого Жадновой посмотрели на хрупкие плечи Пылова и на могучие – рассказчицы. Между ее плечами на не менее могучей шее помещалась маленькая голова, которая, судя по всему, так запросто в обиду себя не даст. – Говорите по сути дела, – сдержанно предупредил председательствующий Жаднову, – или я лишу вас слова! – Вот я и говорю: спасибо мужу, что оттащил от меня этого бандита! Это ведь не место, на котором сидят, а го-ло-ва! А он меня ею по капоту – бам, бам, бам! – Садитесь! – всегда корректный и выдержанный Валерий Александрович потерял терпение. Его можно было понять: кто сохранит хладнокровие при непосредственной встрече с ожившим персонажем из пьесы Чехова «Юбилей»? Помните: «…Я женщина слабая, беззащитная, утром кофей пила и то – без всякого удовольствия…»? От такой же вот «слабой, беззащитной» Жадновой у присутствующих в зале заболели головы. Пока члены коллегии совещались, адвокат разговорился с Пыловой, женщиной с бледным лицом и страдальческими глазами. – Который год тянется это у нас с Жадновыми, – едва удерживая слезы, рассказывала женщина обыкновенную, в общем – то, историю. – Сначала они начали на своем садовом участке строительство, а нам при этом загородили сток воды – вот мы и оказались затопленными. А потом, когда стали Жадновы строить свой трехэтажный особняк, наш участок к тому же оказался в тени! Вот так – и в воде, и без солнца! Уж как мы их упрашивали строить особняк чуть подальше от границы участка, они – ни в какую! «Прошли, говорят, коммунистические времена. Теперь частная собственность! Что хотим, то и воротим!..» Тут все, присутствовавшие в зале, встали, чтобы выслушать определение судебной коллегии. Суд второй инстанции оставил приговор районного суда без изменения, а кассационную жалобу Жадновых – без удовлетворения. «Слава Богу! Слава Богу!» – повторяла, не скрывая радостных слез, Пылова. И покидая зал за руку с притихшим мужем, строго ему выговаривала: «Сколько раз я тебе твердила: не связывайся с ними!» Теперь и гражданин Пылов, наверное, уяснил себе, что с богатыми схватываться накладно. Если для Жадновых пятьдесят тысяч рублей – тьфу, и нет ничего, то для тощего кошелька Пыловых – ощутимая потеря. «Только после этой передряги мой Иван слег, да так и не встал – сердце! – всхлипнула Дроздиха. – А Жадновы, конечно, воспользовались тем, что я осталась одна! И куда я только не обращалась!..» Женщина махнула рукой, слезы душили ее. – Чем же закончилось ваше дело? Но Дроздиха не могла продолжать: «Потом расскажу!..» Вторая попытка – А теперь – продолжал командовать оперативниками тот же противный голос из невидимой рации, – подъезжайте к кафе «Донышко». Деньги оставьте в предбаннике, прямо в раздевалке! И уходите, не оглядываясь! Помните, от ваших действий зависит жизнь ребенка! – Какой заботливый! – чертыхнулся полковник Картонов – Но почему «Донышко»? В самом центре города? Руководитель, да и вся группа захвата решила так: преступники выбрали кафе по одной простой причине – в таком многолюдье им легче скрыться. Майор Василий Кумыков с тяжелым саквояжем, в котором лежал миллион мелкими купюрами поднялся по ступенькам известного питейного заведения, открыл тяжелую дверь и очутился в закутке, который бандит обозвал предбанником. Здесь ютилась раздевалка, а уже затем посетители проходили в фойе с буфетом, а далее – в просторный зал. Майор, нарушая инструкции, внимательно осмотрелся. Но в закутке никого не было, кроме уборщицы-старушки. Та, вооружившись шваброй, тряпкой и ведром с водой, наводила здесь чистоту. Кумыков хотел ей сказать: вы, мол, бабуся, посмотрите внимательно, кто хапнет этот саквояж? Но побоялся выйти за рамки строгого задания. На оставленную оперативником ношу бабуська не обратила никакого внимания, а, напевая себе под нос, продолжала наводить порядок. Все-таки на сердце у майора было неспокойно, и он несколько раз оглянулся на дверь «Донышка», но никто в этот послеобеденный час не входил и не выходил из кафе. Не успел Кумыков забраться в машину, как раздался вопль невероятного удивления: – Смотри, смотри! – это кричали укрывшиеся в автомобиле бойцы группы захвата. И было чему удивляться: из кафе опрометью выскочил мальчишка и понесся сломя голову, расталкивая прохожих. – Да ведь это Рома! Рома, Ромка! – закричали рядом все, и только после догадались врубить двигатель машины, чтобы броситься вслед за похищенным, а теперь вдруг освобожденным юнцом. Через несколько минут беглеца поймали, но он ничего не мог понять, бился в истерике, брызгал слюной и звал отца. Только майор Кумыков сохранил в этой непредсказуемой ситуации ясную голову. Он сразу понял, для чего так внезапно был выпущен пленник. Момент побега юнца преступники ловко использовали для того, чтобы завладеть портфелем с деньгами. Поэтому майор не принял участия в общей погоне за пленником, а вышел из машины и вернулся в «Донышко». В предбаннике все было по-прежнему: старушка орудовала шваброй, толкая ногой ведро. Отсутствовал только саквояж. Майор попытался выяснить у старушки, кто заходил сюда в эти минуты, но деловая уборщица лишь отмахнулась: ничего не видела, ничего не знаю! Майор с подоспевшей подмогой ворвался в зал, вытащил перепуганного директора: кто входил и выходил из заведения в эти несколько минут? Но администратор лишь разводил недоуменно руками. – Что же, пригласите-ка уборщицу! – Уборщицу? – удивился директор – Но у нас уборщицы нет, приходит одна женщина прибираться за полставки, но сегодня ее не будет – она заболела! – Как? А старушка! – Какая старушка? Кумыков без лишних слов потащил администратора к раздевалке. Там все оказалось на месте: ведро, швабра, тряпка. А вот старушки не было – она исчезла. Оперативникам в такой ситуации негоже в затылках чесать. Иные отправились в погоню за сбежавшей уборщицей-самозванкой. Другие стали изучать, простукивать сантиметр за сантиметром пол и стены проклятого предбанника. – Есть! Нашел! – закричал один из сыщиков. Оказалось, что широкая доска, служившая как бы порогом фойе, легко откидывалась и открывала вид в неказистое, неприятно пахнущее подземелье. – Что это?! – Это наш подвал! – выдавил смущенный директор. – А куда он выходит? На этот вопрос администратор не был готов ответить. Зато оперативники сходу выяснили, что вонючий, грязный подвал уходит в… бесконечность, но есть вполне удобный выход – в соседний двор. Здесь очевидцы заметили какого-то задрипанного мужичонку, тащившего за собой двухколесную тележку с незавидной поклажей. Но того мужичонки, как вы сами догадались, уважаемый читатель, и след давно простыл… Анонимки – Наступать и наступать! – с таким заявлением на этот раз ворвалась в клетушку неугомонная Дроздиха. – Ни минуты передышки врагу! Иначе он очнется и нам же хуже будет. Верно я говорю? В ответ ее верные сатрапы Федор и Иван лишь многозначительно переглянулись. Они давно решили, что у старушонки – не все дома. (Они не ведали, да им и дела не было до ее горестной судьбы!) Но возражать побаивались – оставит карга без жратвы! Зато в ее отсутствие потешались и над ее причудами и над ее командирским тоном. Ведь деньги (выкуп!) были поделены, честно, на троих, и мужики только ждали удобного момента – «сорвать когти». Двум придуркам и в голову не могло прийти, что они – лишь пешки в задуманной бабуськой кровавой драме. – Итак! – Дроздиха положила перед Федором обыкновенный тетрадный листок – пиши: «Ты, дубина безмозглая! Твоя сучка Надя изменяет тебе с твоим лучшим другом Васей!» Федор покорно крупными буквами написал слово в слово то, что велела старуха. Та схватила листок, внимательно прочитала. – Слово сучка, мой друг – наставительно сказала бывшая редакторша, – пишется без мягкого знака! – Да ладно, – засмеялась она, – так даже лучше: аноним и должен быть безграмотным! Так правдоподобнее! – А ты, – обратилась Дроздиха к Ивану, – пиши вот что: «Твоя блядешка не вылазит из – под Васьки! А ты, дурак, ушами хлопаешь!» – Нет, этого я делать не стану! – неожиданно уперся Иван. – Это почему? – изумилась старушка. – А потому! В конце концов неуступчивый Иван объяснил причину отказа. – Ты ведь эти анонимки кому-то подкладывать собралась? Верно? А тот дурак, рогоносец, отнесет их в милицию. Верно? А там по почерку быстро выяснят, кто эти бумаженции нарисовал! – По почерку? – возмутилась Дроздиха – Да кто в милиции ваш почерк знает?! – Знают! – заверил Иван, и сказал он это так веско, что старуха поняла – действительно, знают. – А что ты предлагаешь? – она заговорила с подчиненным вежливым, даже просительным тоном. Иван неопределенно покрутил в воздухе рукой: – Эти… анонимки… их же из печатных букв составляют – в перчатках!