Шеф верил, что если разгрести зло, то на дне найдешь добро. Он верил, что у зла есть свои границы. Бовуар не верил. Он считал, что если разгрести добро, то обнаружишь зло. Без границ, без тормозов, без предела. И каждый день он переживал из-за того, что Гамаш не понимает этого. Что он слеп в этом отношении. И в слепых зонах могут происходить страшные вещи. Кто-то убил женщину всего в двадцати футах от того места, где они сидели за скромной едой. Это было сделано умышленно, голыми руками. И конечно, Лилиан Дайсон не случайно умерла именно здесь, в идеальном садике Клары Морроу. – У вас есть список гостей на вернисаже и на барбекю? – спросил Гамаш. – Мы можем вам сказать, кто был приглашен, но полный список есть только в музее, – сказал Питер. – Что касается вчерашней вечеринки здесь, в Трех Соснах… Он посмотрел на ухмыляющуюся Клару. – Мы понятия не имеем, кто здесь был, – признала она. – Была приглашена вся деревня и чуть ли не вся округа. Всем было сказано: приходите и уходите когда захочется. – Но вы говорили, что кто-то приехал из Монреаля, с вернисажа, – напомнил Гамаш. – Верно, – ответила Клара. – Я могу вам сказать, кто был приглашен. Я составлю список. – Значит, не все с вернисажа были приглашены сюда? – спросил Гамаш. Он и Рейн-Мари были приглашены. Бовуар тоже. Приехать они не смогли, но Гамаш предполагал, что приглашение распространяется и на других. Выходит, он ошибался. – Нет. Вернисаж – для работы, для знакомств, для сплетен, – сказала Клара. – Мы хотели, чтобы на вечеринке была более раскрепощенная обстановка. Праздник. – Да, но… – проговорил Питер. – Что? – спросила Клара. – Андре Кастонге? – Ах, он. – Владелец галереи? – спросил Гамаш. – Он был там? – И здесь тоже, – сказал Питер. Клара кивнула. Она не призналась Питеру, что пригласила Кастонге и некоторых других дилеров на барбекю по одной-единственной причине – ради него, Питера. В надежде, что они дадут ему шанс. – Да, я пригласила кое-каких шишек, – сказала Клара. – И нескольких художников. Было забавно. Она получала удовольствие. Удивительно было видеть, как Мирна болтает с Франсуа Маруа, а Рут обменивается оскорблениями с несколькими пьяными друзьями-художниками. Видеть, как Билли Уильямс и местные фермеры смеются вместе с элегантными владельцами галерей. А к полуночи все танцевали. Кроме Лилиан, которая лежала в саду Клары. «Дин-дон, – подумала Клара. – Ведьма умерла». Глава пятая Старший инспектор Гамаш взял пачку газет, лежащих за желтой полицейской лентой, и передал их Кларе. – Уверен, критикам понравилась ваша выставка, – сказал он. – Ну почему, почему вы не занимаетесь художественной критикой, а тратите время на такую тривиальную профессию? – простонала Клара. – Согласен, безумная трата жизни, – улыбнулся Гамаш. – Что ж, – она посмотрела на газеты, – пожалуй, я могу надеяться на то, что в саду не обнаружится еще один труп. Так что можно и почитать, что там пишут. Она огляделась. Питер ушел в дом, и Клара подумала, не уйти ли и ей. Чтобы почитать рецензии в тишине и покое. Наедине с самой собой. Но вместо этого она поблагодарила Гамаша и направилась в бистро, прижимая к груди тяжелые газеты. Она видела, как Оливье на террасе подает выпивку. За столом под бело-голубым солнечным зонтом сидел месье Беливо, попивая чинзано и читая воскресные газеты. Все столики были заняты, заполнены жителями деревни и друзьями, наслаждающимися неторопливым воскресным бранчем. Когда появилась Клара, большинство глаз обратились на нее. Потом отвернулись. И она ощутила укол злости. Не по отношению к этим людям, а к Лилиан, отравившей лучший день ее профессиональной жизни. И теперь вместо улыбок и приветствий, похвал в адрес вчерашнего празднества люди отворачивались от нее. Торжество Клары было украдено. И опять это сделала Лилиан. Она посмотрела на владельца магазина, месье Беливо, и он тут же опустил глаза. Как и Клара. Подняв глаза секунду спустя, она чуть не подпрыгнула от радости. Прямо перед ней стоял Оливье и держал два стакана. – Черт, – выдохнула она. – Шанди[22], – сказал он. – Имбирное пиво и светлый эль, как ты любишь. Клара перевела взгляд с Оливье на стаканы, снова посмотрела на Оливье. Легкий ветерок растрепал его редеющие светлые волосы. Даже облаченный в передник, он умудрялся выглядеть утонченным и расслабленным. Но Клара помнила взгляд, которым они обменялись, стоя на коленях в коридоре Музея современного искусства. – Быстро ты, – заметила она. – Вообще-то, это было приготовлено не для тебя, но я рассудил, что твой случай неотложный. – Неужели это так очевидно? – улыбнулась Клара. – А разве может быть иначе, если у тебя в саду обнаруживают труп? Уж я-то знаю. – Да, – сказала Клара. – Ты это знаешь. Оливье показал на скамейку на деревенском лугу, и они пошли туда. Клара бросила тяжелые газеты на скамейку и плюхнулась рядом. Она взяла шанди у Оливье. Они сидели бок о бок спиной к бистро, к людям, к месту преступления. К вопрошающим и ускользающим взглядам. – Как ты? – спросил Оливье. Он чуть было не спросил, в порядке ли она, но было очевидно, что не в порядке. – Хотелось бы сказать «хорошо». Живая Лилиан у нас в саду была бы шоком, но мертвая Лилиан – загадка. – Кто она? – Когда-то была другом. Но давно перестала им быть. Мы разругались. Больше Клара ничего не сказала, а Оливье не стал спрашивать. Они пили шанди, сидя в тени огромных сосен, паривших над ними, над деревней. – А что почувствовал ты, снова увидев Гамаша? Оливье задумался, потом улыбнулся. Выглядел он очень молодо. Гораздо моложе своих тридцати восьми лет. – Не очень ловко я себя чувствовал. Как по-твоему, он заметил? – Не исключено. – Клара сжала руку Оливье. – Ты его не простил? – А ты простила бы? Настал черед Клары брать паузу. Не для того, чтобы поразмыслить над ответом. Ответ она знала. Она сомневалась, отвечать ли. – Мы тебя простили, – сказала она наконец, надеясь, что ее голос звучит достаточно мягко, что ее слова не показались ему слишком колючими. И все же она почувствовала, как напрягся, как сжался Оливье. Не физически, но эмоционально отпрянул. – Правда? – произнес он, помедлив. Его голос тоже прозвучал мягко. Это было не обвинение, скорее удивление. Словно он сам себе задавал этот вопрос по нескольку раз в день. Прощен ли он уже. Да, он не убивал Отшельника. Но он предал его. Воровал у него. Брал все, что впавший в безумие Отшельник предлагал ему. И даже то, чего не предлагал. Оливье забрал у беспомощного старика все, что мог. Включая и его свободу. С помощью жестоких слов он запер старика в его лесном домике. И когда все это всплыло во время процесса, он видел выражение лиц своих соседей.