– Крашеная блондинка, у корней волос видна седина. Вес слегка избыточный. Кольца на безымянном пальце нет. Факты были необходимы. Они указывали направление, из них сплеталась сеть. Но убийца обнаруживался, когда ты следовал не только фактам, но и чувствам. Тем злобным эмоциям, которые превращают человека в убийцу. – Шея сломана на втором позвонке. Старший инспектор Гамаш слушал и наблюдал. Знакомая рутинная работа. Но всегда вызывающая ужас. Тот факт, что один человек забрал жизнь у другого, всегда потрясал его, хотя он много лет проработал главой отдела по расследованию убийств знаменитой Квебекской полиции. Повидал множество убийств. И убийц. И каждый раз поражался тому, что один человек забрал жизнь другого. Питер Морроу смотрел на красные туфли, торчащие из клумбы. Он были надеты на ноги, а ноги принадлежали мертвой женщине, чье тело лежало в траве его сада. Он не видел тела за высокими цветами. Но ноги видел. Он отвернулся. Попытался сосредоточиться на чем-нибудь другом. На следователях, на Гамаше и его команде – вот они тут сгибаются, наклоняются, бормочут что-то, словно хором читают молитву. Совершают какой-то темный ритуал в его саду. Питер обратил внимание, что Гамаш никогда не делал заметок. Он только слушал и уважительно кивал. Задавал вопросы, смотрел задумчиво. Заметки на память делали другие. В данном случае агент Лакост. Питер пытался отвлечься, сосредоточиться на красоте сада. Но его глаза постоянно возвращались к телу на клумбе. Неожиданно Гамаш быстро повернулся и посмотрел на него. И Питер тут же инстинктивно опустил глаза, словно сделал что-то стыдное. Он сразу пожалел об этом и поднял голову, но старший инспектор больше не искал его взгляда – он шел к нему. Питер хотел было отвернуться этак небрежно. Будто его привлек какой-то звук – олень в лесу по другую сторону речушки. Он начал поворачиваться, но заставил себя остановиться. Ему незачем прятать глаза, сказал он себе. Он не совершил ничего предосудительного. А наблюдать за действиями полиции – что ж, это естественное человеческое желание. Разве нет? Но Питер Морроу, всегда такой уверенный, чувствовал, что земля уходит у него из-под ног. Он больше не знал, что естественно, а что – нет. Не знал, что ему делать с руками, глазами, со всем телом. Со своей жизнью. Со своей женой. – Клара, – сказал Гамаш, протягивая ей руку, а потом поцеловал Клару в обе щеки. Если другие следователи и сочли странным, что их шеф целует подозреваемую, то ничем этого не показали. А Гамашу явно было все равно. Он обошел группку, каждому пожал руку. Последним он подошел к Оливье, явно давая тому время подготовиться. Гамаш протянул руку. Все замерли, вдруг забыв о мертвом теле. Оливье, не раздумывая, протянул руку, вот только в глаза Гамашу не смог заставить себя посмотреть. Старший инспектор улыбнулся им едва заметной, чуть ли не извиняющейся улыбкой, словно тело оказалось здесь по его вине. Питер подумал: неужели так и начинаются всякие жизненные кошмары? Не с удара грома. Не с крика. Не с воя сирен. А с улыбки. Надвигалось что-то страшное, но оно было любезно и хорошо воспитано. Правда, что-то ужасное уже успело побывать здесь и ушло. Оставив после себя мертвое тело. – Как вы себя чувствуете? – спросил Гамаш, снова возвращаясь к Кларе. Это был не пустой вопрос. Старший инспектор выглядел искренне озабоченным. Питер испытал облегчение, когда этот человек снял с него груз этого тела, взвалил на свои широкие, крепкие плечи. Клара помотала головой. – Я просто ошеломлена, – сказала она наконец и оглянулась. – Кто она? – Вы не знаете? Гамаш перевел взгляд с Клары на Питера, потом на Габри и на Оливье. Каждый из них покачал головой в знак отрицания. – Она не была гостьей на вашей вечеринке? – Наверно, была, – сказала Клара. – Но я ее не приглашала. – Кто она? – спросил Габри. – Вы на нее посмотрели? – упорно продолжал Гамаш, который еще не был готов ответить на этот вопрос. Все кивнули. – Мы вызвали полицию, а потом я вернулась в сад посмотреть, – сказала Клара. – Зачем? – Я должна была посмотреть, знаю ли я ее, – ответила Клара. – Может быть, это кто-то из друзей или соседей. – Она ни то и ни другое, – вмешался Габри. – Я готовил завтрак в нашей гостинице, когда позвонил Оливье и сообщил, что случилось. – И вы пришли сюда? – спросил Гамаш. – А вы бы не пришли? – ответил вопросом на вопрос Габри. – Ну, я ведь детектив, – сказал Гамаш. – Это моя обязанность. Про вас такого не скажешь. – А я – любопытный сукин сын, – сказал Габри. – В некотором роде это тоже моя обязанность. И, как и Кларе, мне нужно было посмотреть, не знаю ли я ее. – Кому-нибудь еще вы говорили? – спросил Гамаш. – Кто-нибудь еще заходил в сад посмотреть? Они снова покачали головой. – Значит, вы все внимательно посмотрели и никто ее не узнал? – Так кто она? – еще раз спросила Клара. – Мы не знаем, – признался Гамаш. – Она упала на свою сумочку, а доктор Харрис пока не хочет ее перемещать. Но скоро мы узнаем. Габри неуверенно спросил у Оливье: – Она тебе ни о чем не напоминает? Оливье хранил молчание. И тут Питер произнес: – Ведьма мертва? – Питер, – быстро сказала Клара. – Женщину убили и оставили в нашем саду. Что за ужасные вещи ты говоришь! – Прошу прощения, – пробормотал Питер, потрясенный собственными словами. – Но она и в самом деле похожа на Злую Ведьму Запада с этими ее красными туфлями[13]. – Мы не говорим, что она ведьма, – поспешил вставить Габри. – Но вы не можете отрицать, что в такой одежде она похожа на жительницу Канзаса. Клара закатила глаза, покачала головой и пробормотала: – Господи Исусе. Но Гамаш вынужден был признать: он со своей командой говорил о том же. Нет, убитая не напоминала им Ведьму Запада, но она явно была одета не для барбекю в саду. – Я ее вчера не видел, – сказал Питер. – А мы бы ее запомнили, – заговорил наконец Оливье. – Такую не забудешь. Гамаш кивнул. Он вполне мог это понять. В таком блестящем красном платье убитая явно выделялась бы на общем фоне. Все в этой женщине кричало: «Посмотрите на меня!» Он снова взглянул на убитую, пытаясь вспомнить, не было ли вчера на вернисаже кого-то в ярко-красном платье. Возможно, она приехала прямо оттуда, как, предположительно, и большинство гостей. Но никого похожего он не вспомнил. Большинство женщин (за примечательным исключением Мирны) были облачены не в столь яркие одежды. И тут ему в голову пришла одна мысль. – Excusez-moi[14]. Он быстро пошел по газону к Бовуару, перекинулся с ним несколькими словами, а потом вернулся, уже не так быстро, о чем-то думая. – По дороге сюда я прочел отчет, но хотел бы услышать от вас лично, как было обнаружено тело. – Первыми ее увидели Питер и Оливье, – сказала Клара. – Я сидела в кресле. – Она махнула рукой, показывая на желтое садовое кресло, одно из двух. На деревянном подлокотнике все еще стояла кружка с кофе. – Они поехали за газетами в Ноултон, а я сидела ждала их. – А зачем газеты? – Рецензии.