– Что?.. – Родители хотели это сделать. Хотели устроить розыск по всей стране, но я убедил их отказаться от этой мысли. Я сказал, что раз тебя похитили, значит, на то воля Господа. Лев потрясен. Ему кажется, что он спит и разговаривает с пастором во сне. В надежде проснуться он даже начинает трясти головой. – Но… зачем вы это сделали? Голос пастора стал взволнованным. – Лев, послушай меня. Слушай внимательно. Никто, кроме нас, не знает, что ты сбежал. Пока что все уверены, что тебя принесли в жертву, и вопросов никто не задает. Понимаешь, о чем я? – Но… я действительно хочу, чтобы меня принесли в жертву. Так и должно было быть. Нужно позвонить родителям и попросить их забрать меня. А потом мы все вместе поедем в заготовительный лагерь. Пастор Дэн приходит в ярость: – Не заставляй меня это делать! Я прошу тебя, не заставляй! Такое впечатление, что пастор с кем-то сражается, но не со Львом, это точно. Человек, с которым разговаривает Лев, настолько не похож на священника, которого он так давно и хорошо знает, что мальчику даже кажется, что на другом конце не пастор, а кто-то другой. Его как будто подменили: голос тот же, но мысли, убеждения – все это Льву совершенно незнакомо. – Ты что, не понимаешь, Лев? Ты можешь спастись. Можешь стать кем угодно. И вдруг Льву все становится понятно. В тот день пастор Дэн приказывал ему бежать вовсе не от похитителей. Он хотел, чтобы Лев бежал от себя. От того, что хотят сделать с ним родители. От предстоящего жертвоприношения. Пастор произнес сотни проповедей и прочел несметное количество лекций, и Лев был уверен в своем священном предназначении, но все это было обманом. И самое страшное, что человек, который больше всех убеждал его в праведности избранного пути, сам в это не верил. – Лев? Лев, ты слышишь меня? Лев слышит, но он не хочет слушать. Ему больше не хочется говорить с человеком, который привел его к краю обрыва и заставляет повернуть назад в последнюю минуту. Внутри начинается настоящая буря, чувства сменяют друг друга, как узоры в калейдоскопе. Ярость, умиротворение, радость, ужас. В какой-то момент Льву кажется, что страх наполнил его существо целиком, подобно яду, и он может чувствовать его запах, похожий на испарения кислоты. Внезапно его состояние меняется, и вот он уже вне себя от счастья – что-то подобное он испытывал, махнув битой и услышав, как она со звоном ударила по мячу. Только теперь он не игрок с битой, а мяч, стремительно улетающий бог знает куда. Раньше его жизнь была похожа на бейсбольную площадку – аккуратно разлинованную, идеально ровную и гладкую. Все происходящее подчинялось правилам, и ничто никогда не менялось. Теперь же он вылетел за пределы поля, перелетел через стену и упал неизвестно где. – Лев? – зовет его пастор Дэн. – Ты пугаешь меня. Отзовись. Лев набирает полную грудь воздуха, потом медленно выдыхает его. – До свидания, сэр, – говорит он и кладет трубку. Взглянув в окно, Лев видит съезжающиеся к школе полицейские машины. Если Коннора и Рису еще не поймали, значит, скоро поймают. Медсестры у двери нет – она отчитывает директора за то, что он отдает неверные распоряжения в чрезвычайной ситуации. – Почему вы сразу не позвонили родителям бедного мальчика? Почему не эвакуируете детей и персонал? Лев знает, что нужно делать. Это неправедный поступок. Он должен сделать нечто плохое. Но вдруг ему становится ясно, что отныне ему наплевать, грешит он или нет. Осторожно выбравшись из кабинета, он незаметно проскальзывает прямо за спиной медсестры и директора и устремляется вперед по коридору. Чтобы найти то, что он ищет, требуется не более секунды. Лев тянется к небольшой красной коробке, висящей на стене. Теперь и потерян, думает он, но мне все равно. Чувствуя пальцами холод стали, Лев нажимает красную кнопку, и тишину разрывает душераздирающий вой пожарной сигнализации. 16. Учительница Сигнал тревоги раздается в то время, когда ей следует готовиться к уроку, и учительница, мысленно чертыхаясь, клянёт судьбу. Можно было бы остаться и поработать, пока в классе никого нет, а ложная – она всегда ложная – тревога тем временем закончится сама собой. Но потом учительница решает, что, оставшись, подаст нехороший пример проходящим мимо ученикам. Выйдя из класса, она обнаруживает, что в коридоре полным-полно детей. Коллеги пытаются поддерживать порядок, но это старшеклассники, и навыки построения по учебной тревоге, которыми они овладели в младших классах, давно забыты. Кровь бурлит от гормонов, и тело, опережающее разум по развитию, удержать в состоянии покоя удается далеко не всем. Неожиданно учительница замечает нечто удивительное, обстоятельство, которое неприятно ее поражает. У кабинета директора стоят двое полицейских. Их определенно раздражают толпы орущих детей, проносящиеся мимо них к выходу. Зачем здесь полиция? Почему не пожарные? И как им удалось приехать так быстро? Такого не может быть – кто-то вызвал их раньше, чем раздался сигнал тревоги. Но зачем? Последний раз полицейские были в школе, когда поступил звонок, предупреждавший об угрозе взрыва. Персонал и школьников эвакуировали, но никто толком не знал зачем. Оказалось, никаких террористов в школе не было – тревога была ложной. Кто-то из учеников решил пошутить. Тем не менее угроза появления клапперов считается серьезной, так как никто не может сказать на сто процентов, есть они в помещении или нет. – Пожалуйста, не толкайся! – говорит она ученику, зацепившему ее локтем. – Я уверена, всем удастся выбраться на улицу и без этого. – Прошу прощения, мисс Стейнберг, – извиняется парень. Проходя мимо одной из лабораторий, где ребята ставят опыты, учительница замечает, что дверь открыта. Осторожности ради она заглядывает внутрь, чтобы проверить, не забрел ли туда кто-нибудь из учеников, не желающих участвовать во всеобщем столпотворении. На каменных столешницах лабораторных столов пусто, и стулья аккуратно расставлены по местам. Судя по всему, лабораторной работы на этом уроке ни у кого не было. Учительница хочет закрыть дверь, скорее по привычке, нежели чем по необходимости, но неожиданно ее внимание привлекает звук, которого здесь быть не должно. Где-то рядом плачет ребенок. Сначала учительница думает, что звук доносится из комнаты матери и ребенка, но она находится слишком далеко, в другом конце коридора. Ребенок плачет прямо здесь, в лаборатории. Она снова слышит его, но на этот раз звук тише, хотя малыш явно чем-то рассержен. Похоже, решает мисс Стейнберг, кто-то пытается прикрыть рот ребенку, чтобы он не плакал. Эти молодые мамаши всегда так поступают, попав с ребенком туда, где им быть не положено. Кажется, ни одна из них не понимает, что ребенок, если пытаться прикрыть ему рот, будет плакать еще громче. – Все, веселье окончено, – говорит учительница. – Вам следует быть на улице со всеми остальными. Никто не выходит. Ребенок принимается плакать еще громче. Слышен чей-то шепот, но о чем говорят, учительница не понимает. Окончательно раздражаясь, мисс Стейнберг решительно направляется в глубь лаборатории, попутно заглядывая под столы справа и слева. Наконец она находит тех, кого искала: за одним из столов прячется девочка с ребенком. Она не одна, с ней мальчик. Вид у обоих растерянный. Ребенок плачет. Мальчик, судя по всему, готов сбежать, но девочка крепко хватает его за руку, не позволяя встать. Он подчиняется. Мисс Стейнберг конечно же не помнит имена всех детей в школе, но уверена, что знает каждого в лицо и уж точно помнит наперечет всех молодых матерей. Эту девочку она не знает, и мальчика тоже. Девочка смотрит на нее умоляющими глазами. Говорить она не может – слишком страшно, только качает без конца головой. – Если вы скажете кому-нибудь, что видели нас, нам конец, – говорит мальчик. Девочка прижимает к груди ребенка. Он продолжает плакать, но уже не так громко. Так вот кого ищет полиция, думает мисс Стейнберг. Но по каким причинам, остается лишь гадать. – Пожалуйста… – говорит парень. Пожалуйста? Что? Пожалуйста, пойдите на нарушение закона? Пожалуйста, поставьте под угрозу порядок в школе? Но нет, он хотел сказать что-то другое, думает мисс Стейнберг. Его глаза говорят: пожалуйста, будьте человеком. В мире, где так много законов и правил, так просто сделаться нарушителем. Учительница понимает – и знает, – как часто сочувствие берет верх над долгом. – Ханна? – зовет ее кто-то от двери. Мисс Стейнберг оборачивается и видит знакомого учителя. Коллега вопросительно смотрит на нее. Выглядит он слегка растрепанным, – очевидно, попытки организованно эвакуировать орды непослушных детей даются ему нелегко. Вероятно, он слышал плач ребенка, думает Ханна, да и кто бы не услышал, проходя мимо. – Все в порядке? – спрашивает ее коллега. – Да, – отвечает Ханна, удивляясь тому, как спокойно звучит голос, учитывая непростую ситуацию, в которой она оказалась. – Помощь не нужна, – добавляет мисс Стейнберг. – Я разберусь. Коллега кивает и поспешно ретируется, чувствуя, очевидно, облегчение от того, что не нужно взваливать на себя еще и заботу о молодой матери с испуганным ребенком. Что ж, теперь Ханне понятно, в чем дело; по крайней мере, одно предположение у нее есть: такое отчаяние в глазах она видела только у детей, обреченных отправиться на разборку. – Идите за мной, – говорит она, протягивая руку девочке. Ребята колеблются, и она поспешно добавляет: – Если вас ищут, то обязательно найдут, когда здание опустеет. Здесь прятаться бесполезно. Если вы хотите уйти, нужно делать это сейчас, пока другие дети еще не вышли. Вставайте, я вам помогу. В конце концов мальчик с девочкой выбираются из укрытия, и Ханна облегченно вздыхает. Они ей по-прежнему не доверяют – но, с другой стороны, с какой стати им ей доверять? Подростки, старающиеся избежать принудительной разборки, живут, боясь предательства. Но сейчас доверие и не требуется. Нужно только пойти за учительницей. – Ничего мне не рассказывайте, – предупреждает ребят мисс Стейнберг, – тогда мне не придется лгать на допросе, когда я отвечу, что ничего не знаю. В коридоре по-прежнему полным-полно детей, не успевших еще покинуть стены школы. Мисс Стейнберг, ведя за собой ребят, с трудом протискивается к ближайшему выходу. Она твердо решила помочь им, что бы они ни натворили. Да и какой пример она подала бы ученикам, если бы поступила иначе? 17. Риса Полицейские повсюду! В холле, в коридорах, у выходов! Ясно, что это дело рук Льва. Он не просто сбежал, он еще и сдал их. Учительница сказала, что поможет им, но что, если она лжет? Что, если она ведет их прямо к полиции? Не нужно об этом сейчас думать! Нужно смотреть на ребенка. Полицейских учат выискивать тех, кто боится. Но если я буду смотреть на ребенка, думает Риса, они подумают, что я боюсь, что он заплачет. – Если я еще когда-нибудь встречу Льва, – говорит Коннор, – разорву его на кусочки. – Тише, – говорит учительница, помогая им протиснуться к выходу. Риса не сердится на то, что Коннор злится. Наоборот, она мысленно укоряет себя, что не разглядела во Льве предателя, решила, что он действительно на их стороне. Как она могла быть такой наивной? – Нужно было оставить маленького поганца родителям, чтобы они его отдали на разборку, – шипит Коннор. – Замолчи! – приказывает ему Риса. – Поговорим, когда выберемся отсюда. Когда они подбираются к самому выходу, выясняется, что снаружи стоит полицейский. – Давай мне ребенка, – требует учительница, и Риса беспрекословно подчиняется. Она даже не успевает понять, почему женщина хочет взять малыша, но это не важно, ведь учительница помогает им, и это само по себе уже прекрасно. Как хорошо, когда хоть кто-то знает, что делать! Эта женщина вовсе не враг, думает Риса. Похоже, она искренне хочет нам помочь. – Я пойду вперед, – говорит учительница, – а вы должны будете разделиться и выйти в толпе других детей. Рисе больше некуда спрятать глаза. Ребенка у нее забрали, и теперь любой полицейский сможет прочесть в ее взгляде страх быть пойманной. Зато она неожиданно понимает, зачем женщина забрала ребенка, а заодно и то, что паника в глазах в такой ситуации нормальное явление. Да, Лев их предал. Но если им повезет, у местных полицейских нет ничего, кроме устного описания. Они ищут мальчика с торчащими во все стороны жесткими волосами и темноволосую девочку с ребенком. А без ребенка – таких детей половина школы. Учительница – Ханна – проходит мимо полицейского, который едва смотрит на нее. Бросив на нее беглый взгляд, он снова начинает изучать проходящих детей и останавливает взгляд на Рисе. Девочка понимает, что, возможно, чем-то себя выдала.