– Не думаю, что ты можешь сойти за мальчика… Неожиданно Риса молниеносным движением выкручивает ему руку, заводит ее ему за спину и лишает возможности двигаться. Коннору так больно, что он даже охнуть не может. – Эй, эй, полегче, – с трудом произносит он. – Еще раз тронешь, руку оторву, – говорит Риса. – Понял? – Да, да, хорошо. Без рук. Я понял. Лев, сидя у корней дуба, к которому его привязал Коннор, заливисто смеется. Видимо, ему приятно видеть Коннора в таком неловком положении. Риса отпускает руку. Коннору уже не так больно, но плечо все еще ломит. – Да что ты, в самом деле, – говорит он, стараясь не показывать, что ему все еще больно. – Я же не имел в виду ничего плохого. У меня и в мыслях не было тебя обидеть. – Теперь и не будет, – отчеканивает Риса, хотя заметно, что она сожалеет о том, что была так груба. – Не забывай о том, что я жила в интернате. Коннор понимающе кивает. Он слышал о детях, живущих в государственных интернатах. Им приходится защищать себя с младенчества, иначе жизнь будет несладкой. Он сразу должен был догадаться, что Риса – недотрога. – Извините, – говорит Лев, – но я не могу идти, если вы меня не отвяжете. Коннору опять не нравится его взгляд. – Откуда мне знать, может, ты опять убежишь? – Ты и не можешь знать. Сейчас я заложник. Но если ты меня отвяжешь, я стану таким же беглецом, как вы. Пока я связан, мы враги. Развяжешь, станем друзьями. – Ладно, если не убежишь, – соглашается Коннор. Риса начинает нетерпеливо распутывать стебли растений, которыми связан мальчик. – У нас нет выбора, – говорит она, – либо мы его развязываем, либо оставляем здесь. Придется рискнуть. Коннор становится рядом на колени, чтобы помочь ей, и вскоре Лев свободен. Он поднимается на ноги и потягивается, потирая плечо, в которое угодила пуля с транквилизатором. Может, думает Коннор, он уже перестал чувствовать себя священной жертвой. Хочется верить, что желание жить окажется сильнее и он начнет трезво смотреть на вещи. 8. Риса Риса начинает беспокоиться, потому что в лесу все чаще попадаются обрывки упаковки и кусочки пластика – первым свидетельством человеческой цивилизации всегда является мусор. Если рядом город, значит, люди, живущие в нем, могут их узнать. Фотографии всех троих наверняка показывали в утренних новостях. Риса понимает, что полностью исключить контакты с людьми не получится. Шансов остаться незамеченными практически нет. Их никто не должен узнать, но в то же время обойтись без помощи других людей не удастся. Обращаться к кому-то все равно придется. Коннор, как всегда, рад поспорить, когда Риса делится с ним своими соображениями. – Зачем нам посторонние? – спрашивает он, глядя на следы жизнедеятельности человека, встречающиеся уже повсеместно. Ребята проходят мимо полуразвалившейся, поросшей мхом каменной стены и ржавой металлической вышки, служившей опорой высоковольтной линии во времена, когда электричество еще передавали по проводам. – Не нужен нам никто. Сами возьмем, что надо. Риса вздыхает, стараясь держать себя в руках. – Я понимаю, что ты хорош в воровстве, – говорит она терпеливо, – но это неправильно. Ты так не считаешь? Коннора это задевает: – А ты считаешь, люди дадут нам поесть или что там еще нам понадобится просто так, по доброте душевной? – Я так не считаю, – говорит Риса, – но если мы все как следует обдумаем, может быть, у нас появится шанс. От ее слов, а может, от ее снисходительного тона, Коннор приходит в бешенство. Риса замечает, что Лев за ними пристально наблюдает, не вмешиваясь в разговор. Если он решил бежать, думает Риса, сейчас самое время. Неожиданно ей приходит в голову, что их с Коннором спор – отличная возможность проверить, хочет ли Лев остаться с ними или тянет время, дожидаясь подходящего момента, чтобы сбежать. – Куда это ты пошел?! – рычит она на Коннора, чтобы подлить масла в огонь, краем глаза следя за Львом. – Я, между прочим, еще не закончила! – А кто сказал, что я должен тебя слушать? – спрашивает Коннор, вновь поворачиваясь к ней. – Если бы у тебя были мозги, ты бы меня слушал, но ясно, что их нет! Коннор подходит совсем близко к Рисе, нарушая границы личного пространства. Это ей не нравится. – Если бы не я, ты бы уже сидела в заготовительном лагере! – говорит Коннор. Риса поднимает руку, чтобы оттолкнуть его, но парень реагирует быстрее и успевает схватить ее за запястье. Риса понимает, что зашла слишком далеко. Что она, в сущности, знает о нем? Его хотели отдать на разборку. Может, тому есть веские причины. Может, даже очень веские. Риса понимает, что сопротивляться не нужно, так как, защищаясь, она отдает преимущество в руки Коннора. – Отпусти меня, – говорит она, стараясь, чтобы ее голос звучал максимально весомо и спокойно. – Почему? Что по-твоему я с тобой сделаю? – Потому что ты второй раз дотронулся до меня без разрешения, – говорит Риса. Но Коннор все равно не отпускает, хотя сжимает руку уже не так крепко. И как-то не грубо, без угрозы. Скорее, нежно. Риса могла бы легко вырвать руку. Но почему же она этого не делает? Риса понимает, что, продолжая удерживать ее, Коннор хочет ей что-то сказать, но что именно, девушка не знает. Может быть, он держит ее так нежно, чтобы показать, что не причинит ей вреда? Или, наоборот, сделает ей больно, если захочет? Впрочем, это не важно, думает Риса. Даже легкое насилие все равно остается насилием. Она смотрит вниз. Один удар каблуком, и коленная чашечка будет сломана. – Я тебя в одну секунду вырублю, – тихо, но угрожающе говорит Риса. Если он и испугался, вида не показывает. – Я знаю, – так же тихо отвечает Коннор. Видимо, он интуитивно понимает, что она ничего ему не сделает, что первый раз она оборонялась лишь для того, чтобы показать ему, на что способна, да и то скорее рефлекторно, чем сознательно. Теперь же, если она ударит его, это будет обдуманным, взвешенным решением. – Отойди, – просит она, и в голосе Рисы Коннор уже не слышит решимости, бывшей железной всего пару минут назад. На этот раз он слушается ее: отпускает руку и отступает на два шага. Они могли бы подраться, но не стали этого делать. Риса не совсем понимает, что это значит, но чувствует, что злится на мальчика не просто потому, что он ее не слушается: есть и другие причины, причем их столько, что сразу даже не разобраться. – Все это очень занимательно, но мне кажется, в драке мало пользы, – произносит чей-то голос со стороны. Это Лев, и Риса понимает, что ее маленький эксперимент провалился. Она хотела сделать вид, что они с Коннором ссорятся, чтобы проверить, бросится ли он бежать, но сама так увлеклась спором, что совершенно забыла об эксперименте. Если бы он сбежал, успел бы далеко уйти, а они бы спохватились только сейчас. Напоследок Риса награждает Коннора сердитым взглядом, и они отправляются дальше. Проходит минут десять, и Лев отходит в кусты. Коннор пользуется его отлучкой, чтобы снова заговорить с Рисой. – Хорошо придумано, – говорит он. – Сработало на сто процентов. – Что? – Я насчет ссоры, – говорит он шепотом, наклоняясь к уху Рисы. – Ты же ее специально затеяла, чтобы проверить, сбежит Лев или нет, пока мы не обращаем на него внимания, правильно? – Ты знал? – спрашивает Риса ошеломленно. Коннор недоуменно смотрит на нее. – Ну… да, – признается он. Риса растеряна. Если раньше она думала, что парень не так прост, как кажется, то теперь и вовсе не знает, что думать. – Значит, ты просто подыгрывал мне? Теперь и Коннор выглядит растерянным. – Ну да… Вроде того. А что, ты разве серьезно? Риса прячет улыбку. Неожиданно девочка понимает, что теперь чувствует себя комфортнее рядом с Коннором. Как такое может быть, непонятно. Если бы они поссорились всерьез, она бы отнеслась к Коннору настороженно. То же самое, если бы они, сговорившись, устроили показательное выступление, и оно оказалось таким успешным: Риса никогда бы не смогла доверять Коннору, если бы увидела, что он может так виртуозно лгать. В итоге получилось что-то среднее: они и ссорились по-настоящему, и ломали комедию одновременно. Это было нормальным – они были похожи на воздушных акробатов, исполняющих смертельные трюки над страховочной сеткой. Риса думает над этим странным ощущением, когда к ним присоединяется Лев, и они вместе отправляются навстречу цивилизации. Часть вторая. Приемыши