Он миновал заброшенный инкубатор для новорожденных — несомненно, забытый реквизит, как и каталка, которую он сейчас использовал. Ему пришлось оставить инвалидное кресло в госпитале УЮК[2], когда кто-то неожиданно близко подошел к его фургону. Но хорошо было работать с каталкой, просто чувствовать ее. Она то и дело хотела свернуть, и ему приходилось прилагать усилия, чтобы катить ее по прямой. Вот с чем приходится иметь дело санитарам в больницах? Неудивительно, что они такие крупные. Он улыбнулся, минуя открытые комнаты, о предназначении которых он мог только догадываться. На многих участках пола отсутствовал линолеум. Кое-где валялись опрокинутые старые металлические стулья. Голый металлический каркас кровати, приподнимавший и голову, и ноги пациента, занимал другую палату. На стенах не хватало кусков обоев или штукатурки. Окна возле лобби были заколочены, но вращающиеся двойные двери, отделявшие друг от друга части длинных коридоров, были открыты. Великолепно. Все ощущалось совсем как госпиталь. Хоть случайность имела место быть, использование церкви в прошлый раз, когда он был священником, определенно добавило всему реальности. Это подняло его игру на новый уровень, и он представил одно из лучших выступлений за всю его карьеру. Лишь одно пошло не так: Изабель де Грей. Да, она привела к нему СМИ, пресса отчаянно жаждала любой информации о нем. Однако если бы не она, он был получил свое убийство. Всегда должно свершиться убийство. А иначе какой смысл? Его руки крепче стиснули каталку. Без убийства ему пришлось вновь быстро двигаться дальше. И во всем виновата Изабель де Грей. Он усмехнулся. Для Изабель де Грей у него на уме было заготовлено нечто особенное. Он посмотрел на Анджелу, все еще лежавшую без сознания. Но всему свое время. *** Мак закончил инструктировать свою ассистентку в машине. Хоть он и держал Бена в курсе всего, включая новую информацию о Священнике, специальный агент Шэрон Льянг имела и другие обязанности в Куантико. Будучи частью отдела поведенческого анализа, как и сам Мак, Шэрон была превосходным инструктором, специализирующимся на антикризисном управлении и коммуникациях. Благодаря этому, из нее также получился идеальный лидер командного поста. И она была частью командой, помешавшей Священнику, когда была похищена дочь Бена. Их водитель, сержант Диксон из отделения полиции Лос-Анджелеса, также был частью команды. Когда он завернул на подъездную дорожку к дому семьи в Хэнкок Парке, Шэрон сняла солнцезащитные очки, которые надела от очередного солнечного дня в Лос-Анджелесе. — Семья знает, что это серийный убийца? — спросила она. — Да, — ответил Мак. — Бен был на месте, ты же представляешь, — Мак осмотрел улицу. Несколько патрульных машин и полдюжины внедорожников, которые, казалось, были частью команды Бюро. — Никаких новостных фургонов? — Пока нет, — сказал сержант Диксон, паркуясь и заглушая двигатель. — Директор Оливос и шеф хотят, чтобы так и продолжалось дальше. Мак не мог не согласиться. В последний раз творился настоящий цирк, хотя они и сумели обернуть это в свою пользу. Публичное отречение Изабель от дела действительно встряхнуло Священника. Пока они шли по мощеной дорожке к дому, Мак отметил вид на знак Голливуда в конце длинной прямой улицы и пальмы, покачивающиеся на легком ветру. Согласно посланным Беном отчетам, доктор Карас, отец пропавшей девушки, был главой отделения онкологии в госпитале Сидарс-Синай, который располагался всего в нескольких милях отсюда. Все это жутковато походило на гостиную Бена — просторный зал дома в испанском стиле был полон полицейских и агентов. Шэрон немедленно направилась к небольшой группе агентов, столпившихся у двух компьютеров на складном столике. Бен поднялся с мягкого кресла в дальнем конце комнаты, где он сидел вместе с семьей на кучке мебели, выставленной вокруг антикварного латунного столика. Бен махнул Маку, и отец встал со своего места. — А вот и он, — сказал Бен. — Мак МакМиллан. Лучший профайлер за всю историю ФБР, мужчина, который спас мою дочь, — Бен хлопнул его по спине, и они пожали друг другу руки. — Рад тебя видеть, Мак. — И я тебя, Бен. Хотя хотелось бы мне, чтобы это произошло при более приятных обстоятельствах. Мак протянул руку отцу, но он ее проигнорировал. — Я хочу предложить вознаграждение, — сказал мужчина. — Сейчас же. Доктор Карас выглядел на пятьдесят с небольшим, был подтянутым, смуглым и темноглазым, что оправдывало греческую фамилию. Он также явно привык быть главным. — Мы примем это к сведению, — ответил Мак, не смущаясь пренебрежительного отношения или приказного тона в голосе мужчины. — Но пока мы намерены держать СМИ подальше от этого. Фотографии Анджелы уже во всех аэропортах, поездах и остановках автобусов, плюс везде в госпитале, где ее видели в последний раз. — Вознаграждение поможет найти нашу дочь! — заорала его жена, вставая и подходя к своему мужу. Как и доктор Карас, она была одета безупречно — подобранные аксессуары, идеальный макияж и укладка. Внешность явно имеет значение, заметил Мак. — В этом есть смысл, — согласился доктор. — Вы удивитесь, если узнаете, — ровно сказал Мак, — что большинство людей, которые реально помогают расследованию, просто хотят помочь. Их мотивируют не деньги. Нам не нужно поднимать панику вокруг Священника или разбираться со звонками-розыгрышами, — он взглянул на Бена. — Уверен, директор Оливос рассказал вам, как мы работаем и что мы намерены найти Анджелу. Все наши ресурсы в данный момент сосредоточены на ее поисках. Позвольте нам делать нашу работу. — И в чем она заключается? — спросил доктор Карас, повышая голос. — Чем вы занимаетесь? — Сейчас я занимаюсь профайлингом, — сказал Мак, в ответ тоже повышая голос. — Я строю образ жертвы на основании того, что я вижу в вашем поведении, — он помедлил, давая осознать свои слова. — Она не приехала вовремя на ужин, что было крайне необычно, и она выбирала карьеру, подражая отцу. Рискну предположить, что выбор другой карьеры и опоздание на ужин порицалось с вашей стороны, — мать Анджелы хотела запротестовать. — Ближе к делу, Анджела, скорее всего, может быть охарактеризована как умная, хорошая студентка, не имеющая парня, которая следует правилам, тихая, приятная в общении, но не имеющая много друзей, любит проводить время в своей комнате. Оба родителя ошеломленно уставились на него. — Моя ассистентка, специальный агент Шэрон Льянг, — Мак указал на нее, — будет координировать работу командного центра отсюда. Она — наши глаза и уши для любой информации, поступающей от следователей, занятых полевой работой. Сейчас я поднимусь в комнату Анджелы и посмотрю, сумею ли найти дневник, ежедневник или компьютер, который может пролить свет на то, как она могла оказаться уязвимой для похищения. И снова никто из них не сказал ни слова. Мак повернулся к Бену. — У Шэрон есть последние данные моего профиля на Священника, — сказал ему Мак. — Не мог бы ты просмотреть его с Карасами, пока я буду наверху, и проверить, не подходит ли кто-то из их окружения или окружения Анджелы под это описание? Бен улыбнулся — легкая знающая улыбка, как у гордого дядюшки. — Конечно, Мак, — сказал он. *** Изабель осмотрела свое платье, глядя в зеркало. Она переодевалась трижды, прежде чем остановилась на этом, и надеялась, что Маку оно понравится. По крайней мере, я знаю, что нравлюсь ему в платьях, подумала она, рассматривая себя в профиль. Ее случайное прочтение Мака стало первым намеком на то, что он находит ее привлекательной, и в частности, ее фигуристые ножки. Она улыбнулась этому воспоминанию, но улыбка быстро угасла. Хоть видение было коротким, она почувствовала эмоции, бурлящие под его спокойной наружностью: злость из-за похищения Эсме, печаль, имеющая отношение к темноволосой женщине, и забота о ней самой после того, как она прочла вещь, принадлежащую Эсме. Изабель посмотрела на свои обнаженные руки. Хоть ей и нравилось носить платья, настоящая причина, по которой они являлись почти обязательными — это то, что они лучше сочетаются с перчатками, чем джинсы. Не то чтобы люди не таращились. Перчатки всегда привлекали взгляды. Но носить их с повседневной одеждой было настолько странно, что косились все. Изабель посмотрела на открытый ящик комода, где хранила свою коллекцию перчаток, разложенных парами по цветам, подходящим к разным нарядам. Затем снова посмотрела на свои руки. Я должна прочесть Мака… Изабель села на краю кровати. Она использовала перчатки, чтобы сменить простыни всего час назад. Это те самые простыни, которыми пользовались они с Маком — предмет, настолько наполненный им, что касание вызвало бы частичное видение. Намеренно использовать свой дар психометрии[3] с ним означало бы узнать его, по-настоящему узнать. Это тот тип правды, который не переживали ни одни отношения. Но не прочесть Мака означало носить перчатки всякий раз, когда они оказывали вместе — навсегда. Она разрывалась. Она отчаянно хотела поднять их отношения на новый уровень интимности, но в то же время это вызывало риск, который она не могла вынести — риск потерять его. Снова и снова она спорила сама с собой. Сделай это, сказала ее отчаянная сторона. — Я не могу, — пробормотала Изабель, озвучивая боящуюся сторону. Внезапно она встала. Прекрати. Вот что происходит, когда у тебя в распоряжении слишком много времени. Молчащий телефон на прикроватной тумбочке был подтверждением этому самому факту. Стратегия встряски Священника подразумевала ее публичное заявление о том, что она шарлатан. Только самые преданные клиенты остались с ней. Но подходя к ящику и доставая пару перчаток, Изабель надеялась вовсе не на звонок клиента. Она надеялась на звонок Мака — а этот звонок не раздастся в ближайшее время. Глава 4 Хоть они по стандартному протоколу использовали подслушивающие и отслеживающие устройства, Мак не был уверен, что Священник позвонит. Это произошло лишь однажды — когда участвовала Изабель. Информация по делу гласила, что он никогда не пытался связаться с семьями четырех других жертв. Как только почерк Священника был проанализирован по делу Эсме, не составило труда распознать похожие дела. Так что услышав телефонный звонок во время обыска комнаты Анджелы, Мак предположил, что это очередной звонок от друзей или родственников. Но топот ног на лестнице и по коридору сообщил Маку, что этот звонок был иным. Запыхавшийся сержант Диксон появился на пороге. — Это он, — сказал сержант, отступая в сторону, когда Мак вылетел из комнаты в гостиную. Доктор Карас сидел в одном из кресел с высокой спинкой, стоявших вокруг латунного столика, Шэрон в наушниках присела рядом с ним и указывала на лист бумаги на столике. Это был стандартный сценарий, который Мак попросил Шэрон набросать с целью помочь говорившему удержать Священника достаточно долго, чтобы отследить звонок. Когда он прошел к компьютерному столу в другом конце комнаты, Бен протянул ему наушники. — Слушай меня, — говорил доктор Карас. — Я хочу поговорить с моей дочерью. Мак бросил взгляд на Шэрон, которая морщилась и раз за разом тыкала в сценарий. Требования не были частью диалога. — Приведите экстрасенса, — спокойно и твердо сказал Священник. — Приведите Изабель де Грей. — Что? — спросил доктор Карас. — Кого? Шэрон принялась торопливо писать что-то на сценарии. Мак застыл. Изабель? — Слушай ты, больной ублюдок, — сказал доктор Карас, отмахиваясь от Шэрон. — Ты дашь мне поговорить с моей дочерью. Мак стиснул зубы, а Шэрон подняла руки в воздух, вставая. Доктору Карасу больше не дадут отвечать на звонки. Но слушая ответ Священника, Мак лихорадочно соображал. Почему Изабель? Он ее оклеветал. Она участвовала в деле в тот самый единственный раз, когда Священник потерпел неудачу. Это все еще была битва между добром и злом, между ним и ней? — Экстрасенса, — повторил Священник. — Через час.