- Комната для нее еще не готова, - бурчу себе под нос. – Спи. Едва дочь засыпает, как на телефон приходит смс от любовницы. Инесса: «Ты где???» Глеб: «Извини. Забыл про тебя. Тут проблемы вылезли. Мы с дочерью улетели в Москву». Инесса: «А я?» Глеб: «Отдохни. Я на два дня проплатил все услуги. Жалко. Пропадут» Инесса: «Пошел на…» Понятно. Выключаю телефон, убираю в карман. Спустя мгновение достаю мобильный, и долго борюсь с желанием написать любимой супруге, предупредить, что мы вылетаем. И когда она проснется утром, уже будем дома. Внезапно вспоминаю, как тяжело она восприняла информацию, пишу краткую смс: Глеб: «Аленькая моя, любимая девочка. Что бы с нами не случилось, буду всегда любить тебя. Любовь к тебе течет в моих венах вместо крови. Спокойной ночи». Глава 19 Глеб - Проснулась? – смотрю на дочь серьезно. Скоро наш самолет пойдет на посадку, а я до сих пор так и не поговорил с наследницей на тему совместного общежития в доме с моей настоящей семьей. Я уже пару раз начинал этот трудный разговор за время полета, но дочь тут же срывалась в слезы, не желая меня слушать. Уж слишком ее маленькие податливые мозги запудрены матерью. Это и понятно. За время моего отсутствия дочь превратилась в мамину дочку. Три недели – большой срок для отношения между отцом и дочерью. Я давно отрастил толстую кожу. Мне срать, что обо мне думают и говорят окружающие. Мне начихать на проблемы и слезы всего мира. Но только не моих детей. Я ментально очень крепкий человек, меня не сломать железом, не согнуть, не разбередить мне душу слезами. Глеб Шилов слезам не верит, как и обещаниям. И только Сашке и Лизе удается сделать меня мягким и пластичным как пластилин. Только они могут лепить из меня всякие разные заковыристые фигуры. И оба об этом знают. К моему сожалению. - Проснулась? – спрашиваю у дочери. – Хочешь в туалет? Мотает отрицательно головой. - Пить? Кивает. - Есть? Снова мотает русой головой, и пряди волос вылетают из ее косы. Отмечаю про себя, что дочь лохматая, но вряд ли я смогу исправить эту ситуацию. Подзываю бортпроводницу, заказываю воду и колу. Приносит через минуту. - Умеете заплетать косы? – киваю на дочь. В глазах девушки проскальзывает изумление от моей дерзкой просьбы, но она мгновенно берет себя в руки и отвечает поспешно: - Да. - Лизок, пусть она тебя заплетет. Москва должна увидеть тебя во всей красе! – Не договариваю, кого имею ввиду под словом «Москва». А дочери невдомек, что у моих слов двойное дно, с удовольствием протягивает молодой женщине расческу и резинки для волос. Меняюсь с Лизой местами, чтобы девушке по имени Валентина было сподручнее мастерить прическу на голове моего сокровища. Спустя пять минут Лиза забывает всё плохое, и я замечаю на ее детском, уставшем от ночного бдения лице, слабую улыбку. - Спасибо за колу. С затаенной надеждой ловлю каждое ее слово. Вот. Вроде бы сейчас она расположена ко мне, полностью открыта для диалога. - Елизавета, ты уже взрослая. Тебе десять. Должна понимать, что, живя в одном доме с моей семьей будешь вынуждена общаться с ними. Нет никакого отдельного входа и этажа для тебя. Мы живем в одном большом доме – я, Алевтина, твоя… - Мачеха! - Вторая мама, так лучше звучит. - Нет! - Дочка, она хорошая. Умеет заплетать косы, разбирается в моде, знает иностранные языки. Училась в колледже в Лондоне. - Хоть в Нью-Йорке! - Глупышка! В Лондоне очень хорошее образование. Моментально появляется желание решить все свои проблемы разом, отправив дочь в Лондон. Внимательно гляжу в умные глаза Лизы, и понимаю, какой бы умницей она у меня не была, слишком мала для самостоятельной жизни. - Ты не сможешь избегать Алевтину! - выдавливаю и сурово гляжу на малышку. Она же бросает мне в ответ затравленный взгляд. – Но ты обещал маме! - Я хотел ее успокоить. Ты же видела, она была взвинчена и не хотела отпускать тебя со мной. Лиза срывается в плач. - Не хочу жить с твоей женой в одном доме. Хочу отдельный этаж. Отдельный вход, - кричит на весь салон самолета срывающимся, осипшим от слез голосом. Вашу мать! Почему так сложно уговаривать женщин? Может, старею. Не хватает эрудиции. - Я же не заставляю тебя звать ее мамой или смотреть на нее с обожанием. Нет. Милая. Ты только говори обычные слова типа: - добрый день, добрый вечер, спасибо, приятного аппетита, спокойной ночи, Алевтина. Обращайся на вы. - Не буду! – продолжает реветь дочка. Тяжело выдыхаю и делаю обиженный вид. - Я надеялся на тебя. Думал, ты моя помощница. Будешь доброй, ласковой девочкой, папиной дочкой. А ты хочешь всё испортить. Зачем? - Пусть мама приедет. - Конечно, приедет… когда комнату ей приготовим, - снова вру. И весь горю. Как же я устал от вранья. Стопроцентно попаду в ад, куда попадают такие как я. Лжецы. Изменщики. Я готов страдать и платить за грехи. Но не хочу делать больно своим детям, хочу, чтобы сын и дочь нашли общий язык. Слезы дочери постепенно высыхают. За это люблю её вдвойне – у Лизы доброе сердце и она быстро меня прощает. За обман, предательство. Она меня любит по-настоящему. Как и Сашка. Только любящие маленькие сердца могут простить такого как я. - Комната у меня будет своя? - Конечно, будет. У Саши две комнаты, мы переселим все его игрушки в его большую детскую. А тебе отдадим игровую под комнату. - Какие там обои? Мальчиковые? - Не помню. – Безумно стыдно, но я действительно никогда не смотрел и не замечал обои в детской. Может потому, что я там редкий гость? - Хочу розовые с вишенками. И диван розовый или красный. - Я уловил твой посыл. Дизайном дома занимается Алевтина. Вместе выберите всё, что твоей душе угодно. - Папа, я люблю тебя! – дочка целует меня в щеку. И самолет начинает плавное снижение. Спустя тридцать минут мягко приземляемся в аэропорту.