Тогда я не знала, что та поездка в Сочи станет началом конца для нашей семьи. Если бы я могла повернуть время вспять, я бы не устраивала разборки, а забрала сына и сбежала, украв деньги из семейного сейфа. Нервно кусаю губы, на глаза снова наворачиваются слезы. Слезы льются по щекам. Собираю соленую влагу с верхней губы, глотаю. Все эти переживания сводят с ума, но главное, сейчас дети. Которых у меня внезапно стало двое. Лиза настроила против уже всех. Даже сын пожелал, чтобы сестра осталась с нами в одном доме. Глава 39 Спустя три дня после похорон Алевтина Мать привозит детей с утра пораньше. Похоже, уже наигралась, устала. Материнство явно не её конек! Дети уставшие, нервные, голодные. Обедаем все вместе – я, дети, моя мать, родители Виктории. Обед вкусный из трех блюд, приготовленный поваром Денисом, с десертом от хозяйки дома. Лиза и Саша молча поглащают суп, салат, котлету с пюрешкой. - Светлана, вы так и будете теперь жить здесь? – спрашиваю жестко, обращаясь к матери. - Бабушка будет жить здесь! – выпаливает сын и снова прячет глаза в еде. - Хорошо, -чеканю я. – Но нам нужно разделить обязанности по дому. - Разве ты не собираешься возвращаться на работу? – мать смотрит на меня изумленно. - Я уже вникаю в дела Глеба. О чем ты? – вздергиваю бровь и складываю руки на груди. - Ну, одно дело работать удаленно из дома и совсем другое – бывать в людях. Тебе необходимо выйти на работу в офис, чтобы сотрудники перестали судачить о невнятном будущем компании. - Я могу проводить совещания по скайпу, - стою на своём. Понимаю, что сейчас между нами с мамой идет война за территорию. Она хочет вытолкнуть меня из дома, чтобы занять его. Обосноваться в нем. И доказать всем, что она хозяйка. А я как была дочкой своего отца, так и осталась. Только на этот раз – вдовой Глеба и матерью хозяйского сынка. - Я так понимаю, ты не хочешь работать? – подковыривает меня мама и смотрит исподлобья. - Ну хватит! – бросаю грязную ложку на скатерть. – У меня сын первоклассник, я не могу позволить себе полный рабочий день! Неожиданно сын поднимает на меня грустные глаза и сообщает мне, что я освобождена от материнских обязанностей. - Нас будет возить в школу Назар, а забирать бабуля. В горле сохнет от этого словечка «нас». - Милый, никаких «нас» не будет. Лиза приняла решение вернуться в Сочи! – выдаю жестко и откидываюсь на спинке стула, наблюдаю за реакцией девочки. - Я так не говорила, я остаюсь! - Не получится, - отвечаю жестко, как меня учил Назар и гляжу на его статую, застывшую у дверей. Налитые мышцы, жилистые руки, обтянутые тонкой шелковой рубашкой, черного цвета. Удивленно отмечаю про себя, что мужчина сегодня гладко выбрит и брюки на нем тоже черные и гладко выглаженные. А ботинки темные блестят так сильно, что отсвечивают на всю столовую. Задаюсь вопросом, что могло измениться в его жизни, чтобы он начал ухаживать за своим гардеробом? Куда делись футболки, куртки, дешевые костюмы? Мужчина замечает, что я немного сдулась в своей решимости, качает головой, цокает языком. И я дёргаюсь. Скашиваю взгляд на сына, глядящего на меня как голодный тигр на кусок мяса, читаю мантру уверенности и произношу так громко, чтобы слышали все. - Все сегодня же выметаются из моего дома! Мамы и папы любовниц моего мужа, его дети от других женщин. Мамы, бросившие своих маленьких дочек ради мужика! Все! – рявкаю для убедительности. Здесь остается только семья Глеба. Настоящая. Я и Саша. Остальные свободны! - Да пошла ты! – рявкает девчонка – волчонок. - Милая, - с места поднимается мать Вики, подходит, обнимает внучку за плечи, глядит на меня с соболезнованием и тихо, но с интонацией победителя произносит: – Алевтина, ты так и не поняла главное! Настоящая семья Глеба – Вика и Лиза. Это ты – другая семья! Ты и твой сын – вы вторая семья! Рывком поднимаюсь из-за стола. Я в таком бешенстве, что на мне сейчас нет лица. Я похожа на медведицу или другого лютого зверя, защищающего своего детеныша. - Пошли вон из моего дома! – больше не стараюсь держать лицо. А в голове отбойные молотки отбивают фразу: «Другая семья. Вторая семья». Звучит так, будто мы с сыном второй сорт Шиловых. Это Вика и Лиза – первый. - Ты ещё пожалеешь! – отец Виктории хмурится, трёт пальцами лоб. Поднимается с места и уходит с внучкой и женой на второй этаж, собирать вещи. - Вы что молчите? – повышаю голос на замершего сына и мать. Сыночек весь трясётся, поднимается, и вместо того, чтобы сбежать от меня, идет ко мне. Подходит, заглядывает в глаза и обнимает за плечи. Его теплая щека у моей щеки по которой текут теплые слезы. - Истеричка! – мать поднимается и уходит тоже, оставляя нас с сыном наедине. Не считая Назара, прилипшего к стене и наблюдающего со стороны за развитием событий. - Мама, мы – ненастоящая папина семья? – спрашивает сынок. – Мы фальшивые? И папа не наш, как говорит Лиза. Если он сразу был её, значит, не мой? – голос сына расстроенный. И я хочу его успокоить, но не знаю, как, в чём-то он действительно прав. - Милый, когда я выходила за твоего папу, я не знала о них. Папа забыл рассказать. А значит, мы не несем ответственности за то, что забрали у Лизы папу. Ты понимаешь меня? - Папа обманул нас, - еще больше расстраивается сын. И я замолкаю, чтобы еще больше не расстроить его своими рассуждениями. Глава 40 Спустя месяц Алевтина Тридцать дней без Глеба. Прошло тридцать дней с того самого момента, когда моя жизнь перевернулась в одночасье и решила за меня, как я должна жить дальше. Вдова… Сразу же напрашиваются грубые слова - «чёрная» вдова. Встряхиваюсь. Психолог, работающий в штате нашей компании говорит, что я теперь свободная женщина. Бизнес-леди. Угу. Бизнес-бледи! Готова перед любым топом расстелиться лишь бы он мне объяснил и втолковал, как вылезти из всех проблем, которые, оказывается, с головой накрыли нашу строительную компанию за последние два года. Складывается такое ощущение, что кто-то копает под нас. Подставляет всё время. Отнимает более жирные заказы, обходит в тендерах. Одно не понимаю, почему супруг ничего не рассказывал о проблемах! Он их не видел или игнорировал? Хотя, о чём это я? Шилов избегал правду во всех вопросах. Считал себя сильным, думал, что ему всё по плечу. И делиться с наболевшим с женщиной – домохозяйкой для него было ниже его достоинства. Первое время после смерти Глеба я много плакала, вспоминая только хорошее. А потом всё та же психологиня Полина вызвала меня и рассказала о моем супруге так много нелицеприятных вещей как о человеке, партнёре, боссе, что стало намного легче. Засыпая и просыпаясь, я только ругаю его. И вся та боль, вся любовь к нему куда-то улетучиваются.