Мой первый рабочий день выпадает на третье октября. Чудесное утро, если учесть, что на улице по-летнему тепло и сухо. Опавшие жёлтые листья лежат на земле ровным полотном и это до такой степени символизируют наступившую осень в моей жизни, что я немного грущу. Сегодня день рождения Юлии Сергеевны, мамы Богдана. Как правило, в этот день мы приезжали к Соболевым всей семьёй и несколько часов сидели за накрытым в духе советского времени столом. В программе непременно был алкоголь. Свекровь с подругой под конец тихонько пели и вспоминали истории из молодости. Все десять лет я не очень уважала эти застолья. Честно признаться, относилась свысока. Даже всячески старалась их избежать. Пару раз мы пропустили по уважительной причине, когда дети болели или муж был в командировке. А сейчас?! Ловлю себя на мысли, что с удовольствием бы, как раньше, перекусила салатами, щедро сдобренными майонезом, а позже прилегла на плечо к Богдану и послушала заунывные песни. Было в этом что-то семейное. Тёплое. Подъехав к кризисному центру, двухэтажному новому зданию на окраине города, принимаю решение не откладывать в долгий ящик звонок с поздравлением. Немного нервничаю, потому что в последний раз общалась со свекровью в доме у родителей, когда она умоляющим голосом просила поговорить с отцом по поводу Ани. – Доброе утро, – произношу сдавленно, когда женщина отвечает. С силой сжимаю оплётку руля. – Здравствуй, Яна. – С днём рождения, Юлия Сергеевна. Пусть здоровье вас не подводит, мечты осуществляются и побольше вам позитивных эмоций, – выпаливаю будто бы заученным текстом. – Спасибо, Яночка, – откликается, явно улыбаясь. – Рада, что ты помнишь ещё о нас. Её голос, уставший и капельку заторможенный, в нём совсем нет издёвки или грубости, как я себе придумывала всё это время, поэтому продолжаю: – У вас всё хорошо? – Да как сказать? – говорит она, тяжело вздыхая. – Живём пока. Сердце только болит. – Может доктору показаться? Юлия Сергеевна неловко смеётся. – Всё нормально, Ян. Ты как, девочка? На секунду умолкаю и с силой закусываю нижнюю губу. Свекровь интересуется так искренне, что я всячески стараюсь не разрыдаться и не жаловаться. – У меня всё нормально. Сегодня вот… в общем, первый рабочий день, - ещё раз смотрю на разноцветное здание. – Вот это новости. Наверное, так же как сестра в фирму отца пристроилась? – Нет, – нервно смеюсь. – Я же там ничего не понимаю. – Ну ты себя со счетов-то не списывай. Я всегда Богдану говорила, Яна у нас умная, как вообще тебя выбрала, простолюдина, не понимаю. Качаю головой. Манера Юлии Сергеевны говорить о сыне всегда приводит в смятение. То чувство, когда говорит она, а стыдно мне. – Не забывай про нас, стариков. Не чужие ведь. РазвОдитесь вот, не получилось, я уж в это вмешиваться не буду. Да и Богдан запретил. Мы люди простые, неровня твоим родителям, но к тебе всегда старались относиться по-человечески. – Знаю… Юлия Сергеевна, – голос садится, и я хриплю от волнения. – Хочу попросить у вас прощения за всё. Если обидела вас, а я точно обижала, сама знаю. Простите, пожалуйста. – Да брось. Мы чай тоже неидеальные с отцом. И язык как помело́ под этим делом, сама знаешь. – Как там Анюта? Динка? – спрашиваю с облегчением. – Дочь лечится. Бог даст, выкарабкается. Клиника славная. Москва ведь, столица. Динка, – чуть отдаляется. – Динка-засранка вон сидит, кашу точит с утра. Нормально всё. Сопли только замучали. – Сопли? – кружу взглядом по лобовому стеклу. – Промывайте почаще, чтобы в кашель не ушли. И мне звоните, если что… вдруг помощь нужна, сами же сказали, не чужие. – Ой, спасибо, Яночка. Пока всё хорошо, а там поживём - увидим. – Ладно, тогда до свиданья? – робко спрашиваю. – Пока, дочка, – отвечает свекровь тепло. – Да, кстати… Богдан вечером должен заехать, может, отпустишь Ванюшку с Машуткой к нам? Я соскучилась, да и Дине повеселее. Первая реакция – отказать. Это что–то природное, материнское. К тому же, боюсь, что дети заразятся от племянницы. – Конечно, без проблем, – отвечаю, погасив внутри эмоции. – Пусть Богдан заедет или отправит водителя, как обычно. – Водителя, – ворчит Юлия Сергеевна недовольно. – Прям барин стал. Горько усмехаюсь и отключаюсь. Ещё минут десять сижу в машине, чтобы свыкнуться с новой реальностью. Сложно поверить в то, что это действительно происходит со мной. Здесь и сейчас. Мой муж поедет к своей маме с нашими детьми. А я останусь дома. И так теперь будет всегда. Глава 26. Яна. Подъезжая к зданию суда, меня знатно потряхивает. Прошедшие дни были наполнены заботами о детях и первыми рабочими днями. Не скажу, что мне легко, но я достаточно быстро влилась в коллектив и пытаюсь вникать в жизнь нашего центра, чтобы понять, как всё устроено изнутри. Пока получается неплохо. По крайней мере, по словам Каролины и коллег. Их, кстати, немного. Два куратора Тома и Аурика, штатный семейный психолог Алексей Геннадьевич и приходящий юрист, с которым я пока не познакомилась. Вре́менные обитательницы нашего центра… разные. В большинстве своём малоразговорчивые и печальные, чего не скажешь о детях, которые носятся с утра до вечера по коридорам. После этого шума, мои двое сорванцов, кажутся тихими и чересчур спокойными. Дома я отдыхаю. Дом – моя отдушина. На парковке уже ожидают Долинский со своей неизменной помощницей. По тому, как мой адвокат снимает руку с её поясницы, понимаю, что их отношения вышли за рамки рабочих. Интересненько. Хоть у кого-то всё хорошо. – Добрый день, Яна, – говорит Арина, ослепительно улыбаясь. – Выглядите так, что я бы точно не стала с вами разводиться. – Арина, – раздражённо закатывает глаза Долинский и кивает в сторону здания. – Яна, ты помнишь, о чём мы разговаривали по телефону? – Конечно. Постараться быть хладнокровной и при судье не устраивать разборок. – Да. Ты не изменила свою позицию? – Нет, – уверенно отвечаю. – То есть иски мы не забираем, но и не вносим никаких уточнений в пользу лишения твоего супруга родительских прав и раздела имущества? – Всё верно. Арсений удовлетворённо кивает и открывает дверь в здание, придерживая её, пока мы с Ариной заходим внутрь. Сняв пальто, поправляю идеально отутюженную кремовую блузку и чёрную юбку с ровным рядом мелких пуговиц спереди. Проходя мимо зеркала, проверяю сдержанный макияж и отбрасываю волосы за плечи. Дыхание ускоряется, когда, поднявшись на второй этаж, напарываюсь на изучающий взгляд Богдана. Он сидит в узком коридоре, перед кабинетом, в котором запланировано заседание. Рядом с мужем представительный мужчина лет пятидесяти. – Добрый день, – здороваюсь со всеми и безразлично отворачиваюсь. По тому, как реагирует моё тело, могу с точностью сказать, какую именно его часть Соболев сейчас разглядывает. – Виктор Андреевич Луневич, – представляется мужчина, но я оставляю его выпад без внимания. – Присаживайся, Ян, – предлагает Богдан в своей ироничной манере, поднимаясь. Озираюсь, соображая, что они на пару с адвокатом заняли единственные стулья. – Спасибо, – киваю мужу. – Вы тоже садитесь, – обращается Луневич к Арине. Девушка волнуется, словно он сказал что-то дурное, но падает рядом и с облегчением вздыхает.