– Ничего страшного, – слышу голос жены. – Я продолжу. На улице было темно, водитель ехал по ночному городу. Как назло, нигде не останавливался, да и двери заблокировал. Я несколько раз спрашивала, куда мы едем, начала реветь, он сказал не кричать, отобрал вещи. Выехали за город… Сжимаю кулаки на руле до омерзительного скрежета. Сука. Я в ахере. Вдоль позвоночника простреливает страх. Страх за близкого человека, который тут же сменяется бешеной яростью. – Остановившись, он… водитель перелез на заднее сидение и набросился на меня. Говорил ужасные вещи, удерживал силой… прикасался. Так мерзко. Вспышками в голове сквозят картинки, как она выглядела в тот вечер. Бельё. Чёрное, сексуальное. Которое сам выбрал по переписке. Тысячу раз просматривал фотографии за последние недели. Для мужика, оставшегося в одиночестве, это нормально. – Было ли это насилием в общепринятом смысле? – спрашивает ведущая. Резким движением пытаюсь ослабить ворот рубашки, пуговицы отскакивают под ноги. Стряхиваю пепел на брюки. Сигарета в руках, кажется, уже вторая или третья. – Нет, – выдыхает Яна. – Я смогла себя защитить. Вовремя вспомнила про туфли на шпильках, – хохочет. Невероятная женщина. Она хохочет. – Сняла одну и ударила. Затем ещё и ещё. Била до тех пор, пока он не замер. Дальше убежала босиком по гравию. От страха сейчас мало что помню. Извините, – угасает. В салоне автомобиля образуется камерная тишина, в которой я отчётливо слышу всхлип, лишающий возможности анализировать. Следующие полчаса в эфире проходят за обсуждением дальнейших событий. Яна подробно рассказывает, как подала заявление в следственный комитет. Ей не отказали, но и не перезвонили ни разу. Описывает преступника в мельчайших ужасающих деталях, которые я тут же камнем выбиваю на подкорке головного мозга. Я заставлю урода жрать леденцы жопой. Клянусь. Сознание работает неправильно. По-животному. Хочется приторного запаха крови. Ощущения жжения на костяшках пальцев, рвать мясо и грызть останки. Бью по рулю безжалостно. Слушаю как в студии рассуждают о проблеме отсутствия контроля со стороны таксопарков и государства, пока ведущая не задаёт вопрос, ответ на который выдирает из сердца последние жилы: – Забыла уточнить, был ли у вас мобильный и пытались ли вы набрать «сто - два» или кому-то из родных? – Телефон был, – хрипит жена. – Я звонила… близкому человеку. Но он не взял трубку. Опустив голову на руль, пытаюсь справиться с адским пеклом внутри. В этот раз парашют не раскрылся исключительно по моей вине… Глава 30. Яна. После интервью с Каролиной у меня неожиданно поднялась температура. Это похоже на вспарывание зажившей раны. Из неё снова хлынула кровь, унося с собой нарывы. Было очень паршиво. Но помимо отрицательных эмоций, я ощутила и много жизнеутверждающих. Словно для себя крайне важно было ещё раз пройти этот опыт. И возможно, быть полезной. Раньше я вообще не задумывалась, что, даже будучи домохозяйкой, можно просто помогать другим. И дело вовсе не в деньгах. Ведь поддержка на ней не заканчивается. Я так упорно пыталась что-то доказать родным их же методами. Выгрызала своё место так, как умею. С помощью нового дома, успешного мужа-бизнесмена, дорогостоящей сумки или ненавистного чайного сервиза. Стремилась стать похожей на отца, маму и Олю. И это тоже довольно закономерно. Потому что я и есть они. Моя семья. Это ведь не мной придумано. Так заложено природой. Берёза может сплестись с дубом, прорасти сквозь раскидистые ветви, нежиться в его громадной тени, но от этого не примется плодоносить желудями. Пример банальный, но факт. Сейчас, спустя время и массу обстоятельств, наконец-то начинаю прозревать и улавливать важное. Ведь, помимо того, чтобы чувствовать себя частью родовой системы, определяющее значение будет иметь решающий момент – когда ты наконец-то увидишь свои различия с ней же. Я – Шацкая. Но с оговорками. Со своими зазубринами и неровностями на стволе. С собственной историей, вот уже десять лет тесно связанной с Соболевым. И глупо от этого отнекиваться. Данное открытие внезапно воодушевило и заставило расправить крылья, как никогда. Следующим утром, будучи в отличном настроении, везу детей в школу и сад. Отправляясь на работу, первым делом звоню своему адвокату. – Яна, привет, – отвечает Арсений живо. – Доброе утро. Я готова обсудить условия соглашения. – Однако, – удивляется. – Я рад. – Давай назначим встречу Богдану и его новому защитнику, – надеюсь он уже его нашёл? – Хорошо, я сегодня же свяжусь с ними. Есть какие-то конкретные пожелания? – Как можно скорее, Арсений, – твёрдо проговариваю. – Я тебя услышал. Позвоню. *** Рабочий день начинается сумбурно. К нам в центр вот уже в третий раз возвращается Тася Волкова. Девушку систематически избивает муж, которого не смущают двое сыновей, пугающихся до смерти. Бывший подающий надежды, а позже травмированный боксёр-тяжеловесник просто не может найти иное применение собственной силе, кроме как срывать её на хрупкой жене. Трёхлетние близнецы сегодня ведут себя чересчур неестественно. Обычно они носятся с другими детьми, играют в монстров и прилипают ко всем подряд с вопросами. Сейчас же молча выполняют просьбы и совершенно не смотрят в глаза. Ближе к обеду тот, что помельче начинает мучительно рыдать, и я срочно вызываю на работу Алексея Геннадьевича. Мы с Тасей оставляем парней на него, и едем на моей машине в травмпункт, чтобы в очередной раз зафиксировать побои, а позже направляемся в районный отдел полиции. Я стараюсь не наседать, не напоминать девушке о том, что всё это уже было. Буквально пару недель назад. Иван, её муж, на время меняется, становится послушным, внимательным, вымаливает о прощении, но позже снова начинается непрекращающийся кошмар. Замкнутый круг. Волкова молча держит пакет со льдом у виска и периодически всхлипывает. – Как ты себя чувствуешь? – спрашиваю, поглядывая на зажатую в трясущейся руке справку из травмпункта. – Лучше, чем в прошлый раз. Уже знаю, как себя вести, когда Ваня… сердится. Возмущённо качаю головой и сжимаю зубы покрепче. Хочется многое высказать, но Тася обратилась к нам за помощью, а не за причитаниями и лишними советами. – Он ведь никогда не изменится, да? – спрашивает отчаянно. – Я… не знаю, – выдыхаю жалостливо. – Снова ему поверила, – плачет. – Две недели как по струнке ходил, даже на работу устроился. В соседний супермаркет охранником. С детьми время проводить стал, был ласковым. – Как всё началось в этот раз? – Так же, как и в прошлый. Смотрел футбол, пиво пил. Максимка сражался рядом солдатиками, шумел, наверное. Ваня психанул, распинал все игрушки, я заступилась и отхватила за дело. Раздражённо щёлкаю поворотником и разворачиваю автомобиль, когда вижу пробку впереди. – За дело? – переспрашиваю, меняя маршрут в навигаторе. – Ну да. Он так говорит, – со злостью отвечает. – Получила, потому что сама напросилась. Наша беседа прерывается телефонным звонком, а мы попадаем в очередной затор из машин. – Извини, – шепчу быстро Тасе, прижимая к уху мобильный. – Да, слушаю. – Яночка, – звучит встревоженный голос Юлии Сергеевны. – Ты можешь говорить? – В пробке стою. У вас что-то случилось? – Богдан пропал. – Как пропал? – взволнованно озираюсь зачем-то. – Должен был с утра заехать. Я его ещё вчера попросила. Сейчас телефон недоступен, и помощник ничего не знает.