– Как ты его нашёл? – повторяю. Даня чертыхается и признаётся: – Это было несложно. Двор весь камерами утыкан, как грибами. – Но прошло уже столько времени, – неверяще качаю головой. – Срок хранения видеозаписей на удалённом сервере – три месяца. Оказывается, у нас хорошая управляющая компания — раскошелились на дорогое оборудование. В следующий раз за них же проголосую. – Ясно, – шепчу. Не знаю, что со мной творится… возможно, алкоголь так будоражит кровь, но внутри ощущаю ненормальное ликование. Вместе с тем тревожно проговариваю: – Зачем? А что, если… напишет заявление. Тебя посадят. – Не напишет. Не переживай. – Откуда такая уверенность, Дань? – У старого козла дома семеро по лавкам, примерный семьянин. Жена педагог со стажем, даже внуки имеются. Не будет он подставляться, Ян. Говорю же, не волнуйся. Замираю в ужасе. Разве так бывает?! Такие люди? Чтоб дома примерный семьянин, а сам маньяк–маньяком. – Будешь ещё? – кивает Богдан на бутылку. – Пропущу, – шепчу, следя, как он опрокидывает очередную стопку без закуски. Осторожно отодвигает полупустой контейнер. Громко задерживает дыхание, затем устало растирает лицо ладонями и уставляется на меня. Смотрим друг на друга в упор. Наверное, алкоголь влияет не только на меня, потому что в светлых глазах, в конце концов, мелькают живые эмоции. Смесь отчаяния с тяжёлой виной. То, чего опасалась и не хотела. – Прости, – говорит он, прерывисто вздыхая. – Не знаю, что сказать, Ян. – Я тебя не виню, – облизываю пересохшие от волнения губы. – Поначалу… может быть. И в ту ночь. Богдан морщится, будто это не может быть правдой. – Потом поняла, что подобное могло случиться когда угодно, – нервно убираю налетевшую на лицо прядь волос. – И с кем угодно. – С тобой этого не должно́ было случиться никогда, – разбито произносит Даня, стискивая стопку в ладони. – Но случилось, – развожу руками. – В одном ты была права, хреновый из меня муж вышел. Безопасность – задача, которую я с треском провалил. Не справился. За это прошу у тебя прощения. – Мы оба не справились. Соболев резко поднимается. Хватает пачку с подоконника и приоткрывает окно. Закуривает отворачиваясь. – Ты всё сделала правильно, Ян. – Что именно? – Теперь всё встало на свои места. Я всё думал, зачем ты подала на развод? Ещё и с таким апломбом. Да, были проблемы, конфликты, но… развод, – опускает голову. – Дурак, – выдыхаю, прикрывая глаза руками. – Я никогда бы этого не сделала, если бы отец не заставил. Глава 32. Яна. Богдан резко разворачивается, забывая о сигарете. Окидывает непонимающим взглядом моё замершее лицо. – Что значит заставил? – мрачно спрашивает. В глазах опасный огонёк вспыхивает. Как и всегда, когда речь заходит о моём отце. Они просто не могут не конкурировать. – То и значит, – отзываюсь. Сама пододвигаю бутылку с коньяком и наполняю стопку ровно до половины. Под пристальным взглядом выпиваю обжигающую жидкость. Подавившись, закашливаюсь. Даня резко отстраняется от подоконника. Тушит недокуренную сигарету и снова усаживается напротив. – Говори, – приказывает, когда я наконец-то успокаиваюсь. – Отец отправил меня в клинику неврозов после… всего, что случилось. Я провела там две недели. Без телефона и какой-либо связи. Как освободилась, – усмехаюсь. – Документы на развод были уже подготовлены. – И ты их не подписывала? – спрашивает с мелькнувшей надеждой в голосе. Качаю головой отрицательно. – Я их подписала. – Зачем? Отвернувшись, размышляю как бы рассказать ему всё… Чтобы не было никаких последствий, и Соболев не побежал махать шашкой возле отцовского носа. – Скажем так, – облизываю пересохшие губы. – Папа нашёл нужные аргументы, чтобы меня убедить. – Блд, – со злостью усмехается. – Он всегда умел тобой манипулировать. – Возможно, так, – соглашаюсь, поднимая на него глаза, – А ты никогда не сопротивлялась, – обвиняюще выплёвывает. Теперь моя очередь горько посмеяться. Становится до такой степени обидно, что я вскакиваю с места и срываюсь на крик: – Как я должна была сопротивляться? Я была после больницы, в полном раздрае. Узнала о том, что папа сделал с квотой Ани, – оправдываюсь и потом обвиняю с указательным жестом: – Ты тоже не объявлялся. – Мне сказали, что ты греешь пятки на белом песке. – А я лечила их в клинике неврозов, – выговариваю тихо. – И что? Я опять во всём одна виновата? Яна, на которую всегда и всё можно свалить? Богдан, чертыхнувшись, снова отходит к окну и нервно подкуривает очередную сигарету. Видимо, наш разговор возможен только с допингом. Коньяк и никотин – спонсоры сегодняшних откровений. – Ты могла прийти ко мне и всё рассказать, – поразмыслив произносит Даня. Падаю на стул в бессилии и растираю плечи. Он никогда не поймёт, да? Изучаю напряжённую широкую спину. – Рассказать? А ты когда-нибудь пробовал разговаривать со стеной? Молчит. Даже не дрогнет. – Вот так примерно я чувствую себя, когда с тобой разговариваю. Ты всё время молчишь, Соболев. Всё. Время. Молчишь. Это просто невыносимо. В кухне повисает тишина, в которой отчётливо слышно, как он совершает смачную затяжку сигаретным дымом и выдыхает его в приоткрытое окно. – Даже сейчас… ты стена, – горько произношу. Даня медленно поворачивается и зацепляется со мной взглядами, словно высоковольтными проводами. – А ты с собой пробовала общаться? – спрашивает мрачно. – Всё время орёшь. Закатываешь истерики, – прикрывает окно. – Даже в ту ночь, когда началась вся эта свистопляска. – Тогда? – сужаю подозрительно глаза. – Я просто пришёл домой. Просто. Пришёл к себе домой, блядь, – успокаиваясь, разминает шею и продолжает. – Ты была в курсе, что у меня гонки. Это единственное моё увлечение. Больше нет ничего. Только работа. – Дальше что? – Спустила на меня всех собак. Любая наша ссора заканчивается тем, что превращаешь её скандал. Ведёшь себя неуравновешенно. В тебя словно бес вселяется. Начинаешь приплетать мою мать, которая лично тебе плохого ничего не сделала. – Я перед ней извинилась, – возмущаюсь.