— Понял, Демид. — На связи. Скидываю звонок. Двери лифта разъезжаются как раз в этот момент. Прячу смартфон в карман и выхожу на улицу. Набрасываю на голову капюшон исключительно потому, что моросит мелкий дождь. Каждый последующий шаг дается с трудом, по одной простой причине — я боюсь открыть дверь тачки и осознать, что Саши там нет. Чем ближе подхожу, тем сильнее натягиваются нервы. Внутри уже давно месиво из эмоций. Каждый день просыпаться с ощущением, что я просто абсолютный ублюдок в глазах жены, любому быстро расшатает психику. Смотрю через стекло в салон. Медленно выдыхаю. Щелкаю по ручке, и она выезжает. Не ушла. Слышу собственный вздох облегчения. Сажусь за руль с глубоким внутренним ликованием от осознания, что Саша все еще здесь. — Ты в порядке? — спрашиваю и слышу удары своего сердца. — В полнейшем. Ты обещал вернуть меня домой. — Да, — киваю и завожу машину. — Не холодно? — Нормально, — Сашка словно отвечает фразами из какого-то списка. Их штук десять, может, одиннадцать. Они все обезличенные и холодные. Как она сама в эту минуту. — Хорошо. Спасибо, что выслушала и согласилась сюда приехать. — Это стоило сделать только ради выражения лица твоей матери, — ухмыляется. — Согласен, — копирую ее эмоции и наконец-то трогаюсь. Мы медленно выезжаем с парковки и встраиваемся в ряд сонных, изредка проезжающих мимо машин. Цепляю Сашу боковым зрением. Такая она красивая. Но грустная. Всегда теперь грустная. А я, как бы мерзко мне от этого ни было, главная причина ее грусти. Мои поступки и их последствия. — Это был… Занимательный опыт, — Саша кривит губы, а я как маньяк на них пялюсь. Смаргиваю это наваждение, от которого все тело как струна напрягается. В такие минуты единственное, что я хочу, это прижать Сашу к себе. Заклеймить, вымаливать прощение или просто оставить ее себе через любое сопротивление… С самого утра сегодня ждал ночь. Знал, что увижу ее. Не мог не приехать. Не поздравить. Не мог предать еще и нашу традицию. Но больше, конечно, хотел ее увидеть. Хотя бы на пару минут, пока бьют салюты. Видеть улыбку, что появляется на ее губах теперь так редко... Сжимаю руль в ладонях. Странные ощущения. Мы словно в прошлом сейчас. Сидим в машине, вдвоем. С единственным акцентом — не вместе. Мы больше не вместе. Теперь у нас есть определенная цель и ряд условий. Не больше. Когда притормаживаю рядом с деревянными воротами домика, откуда и забрал Сашку, она отстегивает ремень, тянется к ручке и замирает. — Я дала интервью сегодня, в котором сказала, что никогда тебя не прощу, — улыбается. — Мне не нравится твой план, но я не хочу чувствовать свою вину, если все, что происходит, окажется обманом. Это что-то между жалостью и человечностью. Это не второй шанс для нас, потому что я не смогу простить тебе ложь и всю ту боль, что мне пришлось пережить. Я не смогу ложиться с тобой в одну постель, ни при каком раскладе больше. Для меня все кончено, и я хочу, чтобы ты это понял. Я согласилась лишь потому, что хочу справедливости и мести для людей, сломавших мою жизнь. Ты в этот список тоже входишь. Это больно, но это отныне наша реальность. Я решила, что через месяц уеду из этого города. Навсегда. Но прежде помогу тебе, исключительно в память обо всем хорошем, что было между нами. Я знаю, что ты любил меня по-настоящему. И я любила тебя. Люблю и верю, что когда-нибудь это изменится. Я понимаю. Слышу ее слова, осознаю, что они означают, но принять не могу. Внутри все сопротивляется. Я не могу ее потерять. «Я уже ее потерял», — острит подсознание в ту же секунду. «Для меня все кончено». Эта ее фраза застревает в сознании на все последующие дни и недели. Я слышу ее снова и снова, когда остаюсь один. Вокруг тишина, и только голос в голове в очередной раз обнуляет все мои надежды. Невозможно разлюбить за день, за месяц, иногда даже за годы, и от этого еще паршивей, потому что изо дня в день я наблюдаю, как моя жена мучается. Ненавидит себя за свои чувства ко мне. О своих чувствах стараюсь не думать. Знаю лишь одно — сам все испортил. С ночи, когда мы вместе были в больнице, когда заключили эту так называемую сделку, прошла неделя. — Куда-то уходишь? — спрашиваю, крепче сжимая пальцами чашку кофе. Саша мажет по мне взглядом, кивает и проходит мимо. Слышу, как открывает шкаф и чем-то шуршит в прихожей. Арендовать дом за городом было исключительно ее идей. В нашу квартиру она возвращаться отказалась. Съехаться было необходимо только из-за нашего плана. С Сашкиным настроем глупо было надеяться, что между нами произойдет хоть какое-то потепление, особенно с ее условием разделить дом напополам и по часам. Она живет в правом крыле, завтракает в девять утра, делает растяжку в зале в одиннадцать, ужинает в шесть, и, естественно, в эти часы меня по нашим договоренностям в поле ее зрения быть не должно. Иду за ней следом, оставляя чашку на столе. — Тебя подвезти? — подпираю стену плечом. — Нет, — смотрит на себя в зеркало. — Отлично выглядишь, — скольжу взглядом по ее фигуре, облепленной узким красным платьем, чувствуя не просто легкое возбуждение, меня сейчас на части порвет просто. Стискиваю зубы и сжимаю руки в кулаки. — Спасибо, — подкрашивает губы и поправляет волосы. — У тебя встреча? — Демид, слишком много вопросов. Лучше расскажи, что-нибудь сдвинулось с мертвой точки за эти семь дней? — Ася, — осекаюсь и замолкаю, потому что вижу, как у Сашки перекашивает лицо. — Мне больше нравится, как называет ее Сэм. «Наш объект», — обнажает белые зубы. — Она два раза за неделю была в ресторане. — Дёма, представь себе, я тоже была на этой неделе в ресторане. — Обожаю твою иронию, но не думаю, что для тебя его закрывали на спецобслуживание. Сашка закручивает тюбик с ярко-красной помадой и бросает его в сумочку. — И что это может значить? — Выясняем, с кем она там была. Не каждый может позволить себе закрыть весь ресторан в центре города в самые пиковые часы. — Неужели твоя любовница тебе изменяет? Боже, Ермаков, вот и ты стал рогоносцем, какая жалость. — Очень смешно. — Скорее, грустно. Прости, — наигранно вздыхает, — поплакать вместе в жилетку сегодня не выйдет. У меня встреча. Но, если будет совсем плохо, можешь позвонить своей матери и поплакаться в жилетку ей. Кривлю губы, а Сашка смеется. Звонко и без зажимов. — Рад, что тебе весело. Ты надолго? — Тебя это не касается. Может, у меня свидание, и я вообще не приду ночевать. Смотрим в этот момент друг на друга, сглатываю вставший в горле ком из страха, злости и дикой ревности. Она огненная, бурлящая, отравляющая весь организм. — Я свободный человек теперь, — продолжает играть в свою изощренную игру. — Имею право. — У нас договор. — А я его не нарушаю. Никто ничего не узнает. Кажется, это было главное правило? Мы вместе только для публики и твоей подружки. Сашка толкает дверь и выходит во двор, стук ее каблуков отдается в голове эхом. Иду за ней шаг в шаг. Ревность душит. Понимаю Сашкины чувства, они обрушились на нее лавиной, когда информация про Асю и ребенка попала в сеть в стократно приумноженном варианте. — Вне этого дурдома я имею право на личную жизнь. Или у нас какой-то другой уговор? Сашка резко останавливается, разворачивается, и я влетаю в нее, едва успевая ухватить за плечи, чтобы не сбить с ног. Ладони воспламеняются от этих прикосновений. Сжимаю ее крепче. Дыхание перехватывает. Смотрю в Сашкины яркие голубые глаза, а взгляд сам соскальзывает к манящим алым губам. Саша выпускает воздух через рот. Шумно и дико сексуально, для меня в принципе все, что с ней связано, — сексуально. Запредельно. Вижу, как кончик ее языка скользит по губам, секунду какую-то, а рассудок все равно мутнеет. — Серьезно? Свидание?