А главное... Мне совсем не хочется говорить тебе о беременности. Потому что то, как ты с другой девицей лежал в нашей кровати... никуда не уходит. Однако... рано или поздно все тайное становится явным. Время идет — мое тело будет меняться. Так или иначе Бурак все поймет. Узнает. Лучше сказать правду как можно раньше. Раскрыть секрет, который я держу в тайне уже давно. От Бурака можно ожидать всего что угодно. Поэтому и скрывать я больше не имею права. Глава 27 Весь оставшийся день я провожу в обществе Таисии. Она показывает мне, что и где находится в офисе. Вводит в курс дела. Я внимательно ее слушаю, боясь пропустить информацию, которая сейчас на вес золота. И мы даже успеваем пообедать. Минут десять, но прилив сил на какое-то время обеспечен. После этого она знакомит меня с некоторыми коллегами, чтобы я знала, к кому обращаться в случае чего. Рассказывает о подводных камнях и прочих факторах работы в компании. Безусловно, без такого опыта меня бы никогда не взяли на такую должность. И уж точно не выделили бы собственный кабинет. Я это хорошо понимаю, поэтому и чувствую неловкость в общении с ней. Но ей все равно. Она выполняет свою работу максимально профессионально и спокойно отвечает на мои вопросы, которые я задаю по ходу нашей экскурсии и ознакомления с внутренней кухней компании. К вечеру я ощущаю небывалую усталость. От непривычки ноги жутко болят. Туфли начинают натирать, но я стараюсь вести себя непринужденно, хотя это и чертовски сложно... Потому что появление Эрсина здорово сбило меня с былого настроя. Их разговор с Бураком крутился у меня в голове почти весь день, не давая мозгу и минуты на передышку. Вначале я думала, что он позвонит мне или позовет к себе, чтобы прояснить ситуацию, которая была крайне неприятной. Но Феррахоглу этого не сделал, хотя я ждала... К пяти вечера я прощаюсь с Таисией. Первый рабочий день подошел к концу, а мне нужно еще забрать Али из детского садика. Войдя в кабинет, я начинаю собирать вещи. Торопливо, боясь, что кто-нибудь еще зайдет сюда без спроса. Впрочем, оказываюсь абсолютно права. Внезапный стук в дверь принуждает вздрогнуть. Я хватаюсь за сердце, ожидая увидеть ненавистного родственника, который снова будет кидаться в меня всеми возможными неприятными словами. Но за дверью оказывается Бурак. — Лейла, — говорит он устало. Потирает переносицу, фокусируя взгляд на мне. — Как ты? Как все прошло? Нормально? Таисия сказала, что все тебе показала. Теперь ты в курсе дел и своих обязанностей. Я киваю и, схватив сумку, направляюсь к выходу, который тут же преграждает Бурак. — Стой! — Втянув воздух возле моих волос, он тяжело сглатывает. — Ты куда? — За сыном, — стараюсь отвечать ровно, не обращая внимания на пульс, который начинает ускоренно биться при виде мужа. — Вместе пойдем. — Я и сама могу забрать Али. — Сощурив глаза, я поднимаю голову, встречаясь с испытующим взглядом Бурака. — Поехать туда не составит никакого труда, так что можешь не беспокоиться и дальше заниматься своими делами. Ты же обычно до ночи сидишь у себя в компании. Безвылазно работаешь. Поэтому если ты занят, то оставайся. Я сама поеду за сыном. Не утруждай себя попусту. — Для вас я всегда свободен, — хрипло выдавливает он. — И помимо офиса у меня есть еще незавершенные дела, которые нужно успеть сделать. — Хорошо, — сдаюсь я. — Но все же я могла вызвать такси и... — Теперь только со мной, Лейла. Все со мной, — пресекает он любые попытки воспротивиться. — Выходим. Уже сидя в машине, я то и дело кусаю губу от нетерпения, посматривая на Бурака. В отличие от меня, он совершенно спокоен. Ведет машину непринужденно, явно не догадываясь, о чем думаю я. А меня мучает вопрос: что же он решил сделать со своим братом после всего сказанного в мой адрес? Я даже поворачиваюсь к окну, чтобы немного отвлечься от тягостных мыслей, заполонивших сознание, но надолго меня не хватает. Я начинаю суетиться. Заламывать пальцы. Тяжело дышать. В общем, любопытство все же берет надо мной верх, и я первой разрушаю повисшую между нами тишину. — Бурак, я хотела спросить... — начинаю бодро, чтобы не выдать свое волнение перед разговором. Именно в этот момент светофор загорается красным, и машина притормаживает. — Спрашивай. Он поворачивает ко мне голову, и, взяв мою руку, целует тыльную сторону ладони. Так нежно и трепетно, что я на миг замираю, желая продлить этот момент как можно дольше. Но вовремя себя одергиваю, понимая, что во мне говорят старые привычки и память тела. Судорожно сглотнув, я выдергиваю руку из его хватки и натягиваю улыбку, делая вид, что ничего не произошло. Бурак хмурится. Такой расклад ему явно не нравится. Однако мы не в том положении, чтобы предаваться воспоминаниям и любезничать. — Да. — Я прочищаю горло, фокусируясь на главном. Слегка качаю головой, смахивая морок. — Я хотела бы узнать, как отреагировал Эрсин? Я ведь заняла его место в офисе... Говорю так, будто не подслушивала их разговор за дверью. Но мне интересно знать все, и его версию происходящего — тоже. Бурак возвращается взглядом к дороге, потому что загорается зеленый свет. Мы выдвигаемся с места и продолжаем ехать по главной улице. — Я пытался сделать все по-человечески. Все же близкие мне люди. Оказалось, нужно ставить всех на свои места, чтобы понимали, что со мной шутки плохи. — Что это значит? — Я до последнего пытался урегулировать вопрос по этому поводу. Пренебрегал жесткими методами. Тщетно. — Он шумно выдыхает. — Не хотел я его выгонять. Отправил на другой этаж, но Эрсин обнаглел вкрай. Повел себя так, словно он имеет большее влияния в компании, чем я. Думал, что раз он мой брат, то и поступать может так, как он того желает. Но это не так. Я дал слабину, позволив внедриться в мою жизнь. В мой офис. Не нужно было. — Бурак с силой сжимает руль. — Сегодня Эрсин наговорил лишнего, поэтому я не могу позволить работать ему здесь и дальше. Я его просто уволил. От его откровений брови ползут наверх. — И он что, спокойно собрал вещи и ушел? — Мы весьма сильно повздорили, — кривится Бурак в ухмылке. — Я думаю, он теперь точно не вернется. Скорее всего, Эрсин пойдет работать к отцу. Хотя это тоже под вопросом. Ни он, ни Уфук никогда не хотели с ним работать. Иногда отец бывает невыносим. — Он довольно жесткий человек, — вставляю я свое слово. Бурак кивает. — И строгий в работе. Никаких компромиссов. Никакого отлынивания. Поэтому они не рвались туда. Однако в последнее время я замечаю за Уфуком странное желание больше общаться с отцом. Он стал слишком подлизываться, что вызывает у меня вопросы. Зачем? Черт его знает. Непонятно, по какой причине он хочет постоянно быть рядом... Даже снова в родительский дом рвется. Наверное, чтобы наладить с отцом отношения. Однако переехать так и не получилось. В общем, брат ведет себя крайне подозрительно. — А кстати, — вспоминаю тут же, перебивая Бурака. — Как Уфук? Он же в коме, верно? На этих словах муж поджимает губы, будто вся эта тема с родными ему крайне неприятна. — Лейла... — Одной рукой он тянет себя за волосы. Ерошит их. — Я не знаю, что с ним сейчас. — Что значит — не знаешь?! — удивленно переспрашиваю я. — То и значит. Я обрубил все связи с семьей. Решение далось непросто, но дальше так продолжаться не может... Даже несмотря на мои прошлые мысли. Моя семья — мой оплот, Лейла. Я всегда был за них. Горой. Стеной. Да кем угодно. Ты знаешь меня. Всегда ставил их интересы выше своих. Однако всему есть предел, и моему терпению — тоже. После того, что произошло с тобой, я не мог выносить их. — Бурак, — прерываю я его монолог. — Не стоит обрывать все связи. Мы ведь все равно не вместе. Получилось так, как они и хотели. Поэтому... — Нет, послушай, — с нажимом говорит он. — После того, что произошло с тобой, я не могу их видеть. Это тяжело мне физически и морально. Да, я виноват, что поверил им. Я очень виноват. Но их нежелание, чтобы ты жила со мной... была моей женой... уже за гранью. Я ведь вижу, как они на тебя смотрят. За человека не считают. Не знаю, как ты выносила такое отношение все эти годы... «Потому что до безумия тебя любила. Потому что чувствовала твою любовь, и это придавало мне сил. Потому что мы верили друг другу. Были одним целым. Потому что у нас есть сын, который нуждается в своем отце», — шепчет мой внутренний голос, но вслух я, конечно же, этого не произношу. — Были причины, — отвечаю с горечью, мельком встречаясь с ним взглядом. — Думаю, ты и сам их знаешь. — Лейла... — выдает он рвано, понимая меня без слов. — Не нужно, — отмахиваюсь я. — Слишком поздно. Продолжай лучше говорить. Он недоверчиво смотрит на меня, а затем кивает и продолжает: — Я терпел их выходки, потому что семью не выбирают, Лейла. Отец и мать дали мне жизнь. Я не мог так просто отказаться от них. Годами внушал себе эту мысль, но... — Он тяжело сглатывает. — Последний их поступок... Та чудовищная ситуация заставила меня многое переосмыслить. Я понял, кто мне действительно важен. Я отбросил все условности и сделал выбор. — Какой? — Я с замиранием жду ответа. — Я выгнал их из дома. Ровно так же, как сделали это они. Затем выставил наш участок на продажу. Если Уфук очнется, он должен будет пойти к отцу, — говорит Бурак отстраненно. — Эрсин — тоже. В общем, пусть валят куда хотят. Меня это теперь не волнует. Совсем. — Ты что, продаешь дом?! — Я округляю глаза, оставляя остальные вопросы на потом. Улавливаю суть. Он продает наш дом. Тот самый, в котором мы жили целых пять лет. — Да, — кивает Бурак. — И без сожалений. Одному мне там все равно не живется. Без вас... без тебя и Али... он опустел, — с грустью добавляет он. — Там я слишком сильно ощущаю свою вину. Я не могу больше там находиться. Каждый раз буду вспоминать тебя... Наши отношения... Отношение моей семьи к тебе. Не хочу всего этого, поэтому да... Продам дом и куплю что-нибудь другое. Мне кажется, на данный момент это единственно правильное решение. Избавиться от плохих воспоминаний. Постараться создать новые хорошие. В другом месте и подальше от них всех... Глава 28 Я молчу. Бурак, впрочем, тоже, хотя его прожигающие насквозь взгляды я чувствую едва ли не каждую секунду, которую мы проводим в тишине. Он, наверное, ожидал моей реакции, а ее нет. Я выжжена, как пустыня. Слезы, боль, отчаяние — все это я уже проходила, и мне не становилось легче. Оно только усиливало и без того критическое состояние. Да и что я могу сказать в ответ? Горечь внутри неимоверная. Хочется рвать и метать и из-за того, что у нас было, и из-за того, что с нами стало. Он думает, что, обрубив все связи и продав дом, можно сжечь все воспоминания и стереть из памяти то, что со мной сделала его семья и он сам?! Нет. Это не так. Я не смогу ничего забыть. По крайней мере, сейчас. Раны еще не зажили. Времени прошло совсем немного, чтобы блокировать память, которая постоянно подкидывает день, когда все изменилось и полетело к чертям собачьим.