– А чёрный низ? – Ехидно киваю я на свои светлые бежевые брюки. – Переживу, если ты не станешь плевать мне в кофе. Вот это интуиция. – Не стану. – Я отодвигаю стул, сажусь и подаюсь вперёд, почти положив грудь на стол Его Величества. – А ты не станешь лезть в наши отношения. – Отношения с кем именно? – хмыкает Кот, долго меряется со мной взглядами и не выдерживает: – Да этот придурок… оба придурка ведут себя как пятнадцатилетние бараны, не поделившие ворота. – Вот и дай нам разобраться самим, – с укором качаю я головой и собираюсь уйти, но его голос останавливает на третьем шаге. – Они уже пытались, не срослось – разборки неизменно скатываются в драку. – Они не могли… – Да когда успели-то! – Следы не сошли бы за ночь, – растерянно. – Потому что я не дал, – кривится Кот. – Всё ещё считаешь, что тебе не нужна помощь? – Нет, – встряхиваю я волосами, – я сама знаю, что делать. Глава 19. Крис Ни черта я не знаю! Даже предположить не могу и думаю об этом всё время, пока забираю Даньку из садика, пока мы едем, пока он переодевается в форму. Да, понедельник. Да, футбол. Вот и проверим, насколько сильно готов отмораживаться Воскресенский, и пожертвует ли он ради меня любимым хобби. Не пожертвовал. – Так, все в сборе? – громогласно созывает он своих, в числе которых оказывается и Данька. – Бегом на поле. Ник сторонится, пропуская мальчишек и, конечно, на меня не смотрит. – Воскресенский! Это кто? Это я? Вот так нагло и самоуверенно? Судя по взглядам обернувшихся родителей, да. Это же как надо было меня достать… – Кристина Владимировна. – Он даже отчество моё знает. – Вы что-то хотели? – Да, – чувствуя взгляды присутствующих, я подхожу к Нику, – есть несколько вопросов… насчёт Данила. – Может быть, после тренировки? – морщится он. – После будет поздно. Наши взгляды встречаются, и окружающий фон меркнет. Больше того, в ушах шум, дыхание учащается, а между нами самая настоящая война с пушками, взрывами и криками: «В бой!» – Хорошо, – наконец, отвечает Ник, – идём… те в тренерскую. Игорь! – сложа руки рупором, оглушительно зовёт он второго тренера. – Замени, я на десять минут. И всё, больше я его не интересую вплоть до тренерской, которая оказывается тесным кабинетом с двумя столами, футбольными плакатами и тяжёлым запахом пыли и пота. Бросив взгляд на часы, Ник подходит к одному из столов и присаживается на него, скрещивая руки на груди. – Что за вопросы? – Что происходит? Здесь проще, он не мой начальник и даже не брат начальника, официоз стирается как вид и хочется вцепиться ногтями в загривок и напомнить ту ночь у меня. – Тренировка, – иронично хмыкает Ник, – с шести тридцати до восьми часов вечера. – Серьёзно? – издевательски распахиваю я глаза. Я же опираюсь спиной о дверь и показательно расстёгиваю первую пуговицу рубашки. – Воскресенский, ты очень плохо меня знаешь. – С тяжёлым вздохом берусь за следующую. – Пока ты не объяснишь, что происходит, отсюда не выйдешь. Это понятно? Ответа нет. Подняв глаза, я цепляюсь за напряжённые руки, которыми он опирается о столешницу, за дёрнувшийся кадык, за прищуренный и очень недовольный взгляд. – Так почему ты делаешь вид, что меня не знаешь? – Пальцы берутся за третью пуговицу, уже в районе солнечного сплетения и Ник, коротко мотнув головой, усмехается. – Потому что, как оказалось, я тебя не знаю. – Поясни, – требую, отвлёкшись от стриптиза. – Я полюбил светлую честную девочку, – спокойно пожимает плечами он, – а оказалось, что и с тем и с другим большие проблемы. Моя Крис не стала бы втихую спать с мужем, пока я… Три шага и одна пощёчина. Ник даже не дёргается. Мы так близко, что покалывает кожу от гуляющих по рукам электрических зарядов. – Выйди замуж, роди, а потом узнай, что тебя предали, – тихо чеканю я, не собираясь опускать глаза. – И посмотрим, останешься ли таким, каким был в двадцать. Бешенство лютует внутри, грудь тяжело опускается и поднимается. Это каким надо быть кретином, чтобы поверить Саше? – Я, как последняя идиотка, поверила, что ты… и на сколько хватило твоей романтики? На неделю? Пять дней? Это не любовь, Воскресенский, как ты пытался меня убедить. Это охота за тем, что раньше казалось недоступным, а тут бац, и бери готовенькую. Боже, что было у меня в голове? Неужели Сашкина измена настолько вдарила по мне, что я готова броситься на шею первому встречному мужику? – Спасибо, что открыл мне глаза сейчас, а не после очередного штампа в паспорте, – усмехнувшись, качаю я головой и иду к двери, но останавливаюсь на половине пути. Оборачиваюсь. – А с Сашей у меня был один-единственный поцелуй, его как раз хватило, чтобы понять – у нас больше ничего нет. И не будет. – Я должен поверить? – Мне плевать, – легко пожимаю я плечами, не поворачиваясь, – уже. – Зато мне нет. – Рык и дверь, которую я было, открываю, но Ник не даёт, с силой захлопывая её обратно. – Мне не плевать, что Батманов ходит к тебе, как к себе домой. Стоит развернуться и, поставив ладони по обе стороны от моего лица, он блокирует все пути отступления. Как будто кто-то здесь собирается отступать! – Мне не плевать, что ты целуешься с бывшим, мать его, мужем просто для проверки. – Не крик, не шёпот, и от этого его слова кажутся вдвойне весомее. А упрямый взгляд пробивает до мурашек. – И мне не плевать, что он бывший только в моём воображении! – А мне развестись, чтобы что? – вызывающе вздёргиваю я подбородок, практически касаясь губами его щеки. Предательская дрожь напоминает, что мне давно не было так хорошо, как с ним. В горле пересыхает, и я гулко сглатываю, но не сдаюсь. – Чтобы ты опять додумывал и придумывал? – Ладно, мой злой шёпот звучит не так убедительно, как Ник. – Чтобы отмораживался каждый раз, как со мной поговорит чужой мужик? – Поговорит? Чужой? – криво улыбается он. – Крис, ты… – Я должна верить тебе и доверять. А дёргаться, постоянно думая, что там и кто мне сказал, предсказывать твою реакцию и ждать новых фокусов, как в пятницу, я не собираюсь. Не собираюсь, Воскресенский! – Палец обвинительно упирается ему в грудь. – Как бы ты меня ни любил и как бы долго не бегал потом с цветами! Не знаю, сколько мы так стоим. Тяжело дыша, сверля друг друга ни разу не дружелюбными взглядами. – Цветами, значит? – Вдруг меняется Ник, и всё моё нутро реагирует на эти изменения. На предвкушающую улыбку, на руку, прижавшую к твёрдому телу, на глубокий полный откровенного удовольствия вдох, когда он проводит носом от скулы и дальше. До уха, посылая не мурашки, а вполне себе понятную дрожь по телу. – Будут цветы, мечта моя. Всё будет. – Ник отстраняется, чтобы поймать мой взгляд. – Но если ты думаешь, что я перестану ревновать тебя к Батманову, то зря. К нему – точно нет. – Если ты думаешь, что я прощу тебя за цветы, то зря, – усмехнувшись, переворачиваю я его фразу. – После такого – точно нет. – Я ухожу от поцелуя и выкручиваюсь из его объятия. – Парк аттракционов? – Ник становится собой и, несмотря на абсурд происходящего, у меня внутри отлегает всё, что может. – У нас же третье свидание, Крис, помнишь? – Ничего не помню. – Размечтался! – Свидание ещё надо заслужить, так что считай у меня амнезия. – Полная? – насмешливо улыбается он, когда я берусь за ручку двери. – Абсолютная, – усмехаюсь в ответ, позволяя себе улыбку, только когда выхожу в коридор. Дерзай, Воскресенский. Если хватит терпения. Глава 20. Крис