И забываю про все свои планы, стоит увидеть приплюснутое здание аэропорта. Глава 33 Рейс откладывают и даже не из-за нас – повреждено одно из колёс шасси и нужно время на замену. Это я узнаю у замначальника службы безопасности в кабинете, который больше похож на сериальный кабинет заштатного полицейского. Странного цвета стены, письменный стол, два стула, ноль окон и несколько скамеек. – Может, вы нас уже отпустите? – Еська стоит, опираясь плечом о стену рядом с дверью. – Ничего же не случилось. – По-вашему, драка это ничего? – перебирает бумажки крепкий и суровый с виду мужик. – За такое ничего можно и пятнадцать суток получить. – Батманов же не получил, – криво усмехаюсь я. Разбитую губу неприятно дёргает, и я прикладываю к ней термопакет, который мне дали, когда сюда отконвоировали. – Его вы отпустили на рейс, так почему мы до сих пор здесь? – Потому что ты организатор драки, – фыркает Еська, – а он невинная жертва. Тем более жену у него ты увёл, а не наоборот, так что… Безопасник заинтересованно поднимает бровь, я морщусь. – Кто ж виноват, что из-за твоей дурости она обиделась и ушла уже от тебя. Прав, Александр Никитич, это не повод для драки, а если об этом узнают предки… – Есений! – от моего рыка морщится уже Александр Никитович. – Заткни фонтан. – И так всегда, – вздыхает тот за моей спиной, – косячат старшие, а все шишки мне. Между прочим, из-за тебя и меня ссадили, очередная встреча мимо. – Какая ещё встреча? – поворачиваюсь я, поднимая бровь. – Уже никакая, – вдруг рявкает младшенький. Охренеть, а кто-то, похоже, вырос. – Значит так, господа Воскресенские. – Мы разворачиваемся на хлопок, по всему выходит, что наших паспортов по столу. – Вы, конечно, экземпляры занятные, но нам тут и даром не сдались. Считайте, что с этого мгновения вы пожизненно одарены особым вниманием в аэропортах страны. Доходчиво? – Он по очереди обводит нас взглядом. – Вполне, – мрачно отзываюсь в ответ. – Чтоб тебя, – недовольным эхом откликается Еська. – Прекрасно. – Хлопнув ладонями по столу, безопасник встаёт. – Тогда будьте так любезны, забирайте вещи и выметайтесь, как раз успеете сесть на самолёт. Пока у вас предупреждение, но в следующий раз пятнадцать суток гарантирую. Всего доброго, – хмыкает он и молча ждёт, пока мы выйдем. – И что теперь? – Зажав под мышкой неизменный ноут, Еська оглядывает терминал. – Ничего, летим дальше. Губа почти прошла, удар у Батманова всё-таки слабоват. Да и я дурак – расслабился, решил, офисный червь только и может, что огрызаться, а оно вон как вышло. С другой стороны, Батманову повезло меньше – вывих челюсти и кривоватый нос ему теперь лечить и лечить. – Летим? – Поднимает бровь Еська. – Ты уверен? – А что изменилось? Кроме того, что лететь перехотелось напрочь. – Да нет, ничего. Совсем ничего, – добавляет он, кивает мне за спину, разворачивается и бодрым шагом чешет в сторону паспортного контроля. Пульс сбивается с ритма, и я оборачиваюсь, пока не проявились другие симптомы моей личной тахикардии. Идея, заранее обречённая на провал, потому что догадки верны. Там Крис. Приходится моргнуть раз, другой, третий просто, чтобы убедиться, что это не глюк. Ей ведь нечего здесь делать. Или есть? Спросить бы, но… а какие, собственно, могут быть но, и я беру разбег. Пятнадцать метров, несколько секунд и я за её спиной. И держусь из последних сил, потому что сердце бьётся где-то в горле, мешая думать и требуя схватить и не отпускать. Или она здесь не поэтому? – Что ты делаешь? Крис вздрагивает и отрывается от табло, которое изучала до этого. – В отпуск хочу, с вами неделя за год, – огрызается она, а у меня внутри мешанина из чувств. Отчаяние? Радость? Облегчение? Одним словом, бардак. – С Котом, я с тобой не работаю. Дурацкий разговор, не к месту и не ко времени, но что остаётся, если моя мечта смотрит уже не растерянно, а очень даже зло. Только засунуть руки в карманы, от греха, и ограничиться взглядом. Не смотреть на неё точно выше всех моих сил. – С ним, значит? А ты, конечно, ни при чём. – Крис делает шаг, и мы стоим так близко, что нос забивает ароматом её духов. И вдохнуть это всё равно, что получить дозу, которая даст продержаться ещё чуть-чуть, ещё немного до того момента, как мы во всём разберёмся. – Как всегда, ни при чём, Воскресенский. Откуда ты вообще взялся на мою голову! Сидел бы на своём футболе, занимался своими серверами и не лез ко мне, но нет!.. – Злой удар кулаком в плечо. – А сейчас и вовсе сбегаешь. Как трус. Просто браво! Она трижды показательно хлопает в ладони, и на нас начинают оборачиваться. Ещё бы это кого-то волновало. – Так что чеши в свою Австрию или куда ты там собрался и не смей. Слышишь, Ник, – она зло вскидывается, – не смей даже приближаться ко мне. Если бы всё было так просто, не было бы восьми долбанных лет и трёх тысяч пустых ночей. Даже с кем-то – пустых, в сознании всегда была только она, только моя Крис. Потому и не складывалось ничего все эти годы. Ни у неё, ни у меня. Рывок, и моя мечта наконец-то у меня в руках. – Не могу, – выдыхаю, ещё крепче прижимая к себе. – Ни черта не могу без тебя. – Ненавижу тебя, Воскресенский, ты мне весь мозг выел чайной ложечкой! – шипит Крис, но… сдаётся? *** Не могу больше. Поэтому сдаюсь бешеному стуку его сердца, который чувствую всем существом. Отчаянному голосу. Поцелую, на который отвечаю со всей яростью, что испытала, когда Кот сказал про отлёт. – Скажи, что ты здесь из-за меня, – шепчет Ник, касаясь лбом моего лба. Устала врать. Устала делать вид, что мне всё равно. Устала от безграничной, высасывающей душу, тоски. – Из-за тебя, – отвечаю тихим шёпотом, как будто кто-то может услышать нас среди мерного гула аэропорта. В конце концов, он избавил меня от месяцев очередей, судов и бюрократии. И когда-нибудь я даже скажу за это спасибо. – Потому что?.. – Он отстраняется, но не отпускает. Мимолётно улыбается, когда ловкие пальцы в одно мгновение распускают строгий пучок и волосы волной опадают на плечи. И всё это, не отрывая от меня настойчивого взгляда. – Даньке нужен хороший тренер. – Кри-и-с. – Тихий смех, нежное прикосновение к щеке. Не могу так больше. Обняв его за шею, я прижимаюсь к нему всем телом, щекой чувствуя заходящееся сердце. Гордость? Надоело. Не тогда, когда чувствовать его рядом – необходимость, без которой плохо, больно и тяжело. Было тяжело, но Ник обнимает также крепко, утыкается носом в мои волосы, глубоко вдыхает и прижимает ещё сильнее. – Я люблю тебя, Воскресенский, – отстранившись, я поднимаю глаза. И вижу отражение собственных фейерверков, разгулявшихся внутри, в его взгляде. – Но ещё одна такая выходка и разведусь. Это должно было звучать угрожающе или хотя бы немного зло, но я не могу. Могу улыбаться, могу нежиться в его руках, могу любить, а всё остальное… – У тебя не будет повода, обещаю. Эпилог – Ма-а-м, ну, мам! Ну, можно я пойду с парнями? – Только если с вами пойдёт кто-то из взрослых. – Лето. Жара. Снова день рождения Надежды Борисовны. – Попроси Ника, он где-то там. Счастливый ребёнок, который, наконец, выклянчил купание в бассейне, уносится в сторону террасы, а я откидываюсь на спинку скамьи. Тень яблонь приятно холодит. Едва ощутимый ветерок стеснительно обдувает ноги, приподнимая подол платья, а мне просто хорошо. И было бы лучше, если бы Кот с Ником построили лягушатник, но они со своим вечным гигантизмом подарили маме такой бассейн, что даже Даньку, который умеет плавать, страшно отпускать одного. Особенно в компании таких же неуёмных двоюродных братьев. – Ты уже сказала ему? – Из-за яблони выходит Кот с неизменным маскировочным соком в квадратном бокале и садится рядом, вытягивая длинные ноги.