— Развод, значит? — Арс дышит тяжело и смотрит на меня исподлобья. — А что так? Мама вон тебя, похоже, простила и поняла. Нет? — Я с разводом уйду ни с чем, — сажусь на скамью и откидываюсь назад, вытягивая ноги. — Простила и поняла она меня, как человек человека, а не как женщина, — поднимаю взгляд. — Ты и сам однажды поймешь меня, как человек человека, но, как сын, нет. Некоторые вещи понимаешь только под одним углом, а под другим никогда не примешь. — Хрень какая-то. — Как и вся жизнь, — слабо улыбаюсь. — Я люблю вас и не хочу терять семью, но… я соглашусь с твоей мамой, что сейчас… — к горлу подкатывает ком, но я его сглатываю, — сейчас той семьи, которой у нас была, уже не будет. Другая женщина беременна от меня. Это факт. Даже при условии того, что я минимизирую общение и сведу все к тому, что буду только обеспечивать этого ребенка без вовлечения в пеленки и распашонки, то это ничего не успокоит и не сравняет. — А избавиться от него не судьба? — глаза Арса недобро вспыхивают. — Я не тот человек, который будет способен на подобное, — твердо смотрю в его глаза. — Можешь принять это за слабость. У нее уже живот есть. — Мама не должна от тебя рожать четвертого… — А это уже не тебе решать, Арс. У нас… — Нет никакого нас! — повышает голос. — Есть. Вы мои дети, и все, чего я достиг в нашей семье, то останется в семье. Только меня юридически не будет. — Что? — Согласись, кому нужен дядька не первой свежести с небольшой зарплатой преподавателя? Арс недоуменно моргает, садится рядом и хмурится. — А если еще алименты поделить на всю ораву, — я усмехаюсь. — Сам буду, похоже, жить в общаге для преподавателей и жрать макароны с луком. Арс переводит на меня взгляд: — Ты, что, все оставишь маме при разводе? — Не маме, а вам, — пожимаю плечами. — И тебя бы уже пора потихоньку втягивать во все мои дела. Может, вместе с Марком. Вот будете сидеть: ты, Марк, мама, мои юристы и ковыряться. Я, конечно, тоже буду там. Хм, буду консультантом. Или думаешь, мама меня не возьмет консультантом? — Что? — Арс опять ныряет в недоумение. — Пап, какого черта? — Я так боялся смерти, Арс, — перевожу взгляд на фонарь. — Мне сорок пять. Я вижу в зеркале не мужчину, а мужика, который седеет. — Поэтому и шлюху завел? — Со шлюхой, Арс отдельный разговор, — медленно выдыхаю. — Все эти попытки раскачать молодых и дерзких, толкнуть их… Я толкал себя, Арс. Я видел в этих горящих глазах, энергии себя молодого, и через них проживал свои взлеты и падения. Мне так не хватало этого драйва, сложностей… — Ты поймал кризис? Как его там? Кризис старости? — Кризис среднего возраста, — возмущенно отзываюсь я. — Я привык к борьбе, но к борьбе за деньги и успех, но не за жизнь, Арс. — Пап. — У меня подозревали нехороший диагноз, Арс, — устало всматриваюсь в его удивленные глаза. — И не такого драйва в жизни я ждал в сорок пять. И, похоже, на другой драйв мне и не стоит сейчас рассчитывать, — я смеюсь. — Дальше ведь больше, да? — Пап… — Я переключился не на то, что должен был. Вот тебе и результат, Арсений, — хмыкаю. — И знаешь, если бы не твоя мама, которая задавила в себе женскую обиду и не позволила себе слететь с катушек, то я бы не сидел сейчас здесь. Вся власть над семьей, над вами у нее в руках. И согласись, держится она хорошо. — Не знаю… — неуверенно отвечает Арс. — Очень многое зависит от женщины, — вновь смотрю на тусклый фонарь. — Да, в сорок пять лет надо искать не драйв, а уже житейскую мудрость. — Я не понимаю, как все теперь будет, — стягивает шапку с головы. — Верни шапку на голову. Ты вспотел, Арс. — Да блин, — сердито возвращает шапку на голову. — Достали. — Давай домой, — встаю и разминаю плечи. — Завтра твоего директора в школе никто не отменял. — Впервые мне стремно, что вас вызвали в школу, — глухо отвечает Арс и нехотя поднимается на ноги. — Это какая-то жопа. Бесите. Я рывком притягиваю его к себе и крепко обнимаю. Он напряжен, и со злостью медленно выдыхает, но не отбивается. — Я не хотел всего этого, Арс, — говорю я. — Прости меня. Отстраняется, поджимает губы, разворачивается и бежит по дорожке среди голых кустов, выдыхая густой пар. Глава 19. Не говорите им Надя, конечно, практически сразу поняла, что сглупила, и на мое сообщение “Ах ты, дрянь, все-таки полезла к моим детям” вылетело уведомление, что Тутси Путси ограничила круг лиц для отправки сообщений. Она внесла аккаунт Аленки в черный список. Я делаю скрины сообщений и скидываю их себе. Аленка рядом шепчет: — Мам. Откладываю телефон и тяжело вздыхаю. После укладываю Аленку на подушки и шепчу: — Я и папа тебя очень любим, милая. Аленка хмурится. Господи, мне сейчас даже дышать тяжело. Мои дети не должны были столкнуться с той стороной реальности, в которой их папа своей безответственностью разрушит их уютный мир. — Слушай, ты молодец, что сказала мне про Тутси Путси, — я слабо улыбаюсь. — Это… это не подруга, Алена. Это… — медленно выдыхаю, — знакомая папы. Ее зовут Надя, и она… — подбираю слова, — завидует нам, и хотела с тобой подружиться, чтобы узнать наши секреты. — Шпионка? — Да, я думаю, что она хотела через тебя шпионить за нами и подобраться к тебе поближе, — шепчу я. — А затем бы попыталась нас рассорить, настроить против меня. — Но я же ничего такого не написала ей. — Ты умная девочка, — кладу ей ладонь на теплую щеку. — И умничка. И знаешь, некоторые люди могут пойти на большую ложь, чтобы рассорить близких, поэтому я тебе и говорю, мы все тебя очень любим. Так было, есть и будет. — Я знаю. И я вас всех люблю, — Аленка зевает. — Спи. Аленка закрывает глаза, опять зевает и затихает. Сижу на краю кровати и смотрю в одну точку. Мы должны справиться. Надя сделала ставку на то, что я психану и что кинусь в женскую ярость, которую я обрушу на Глеба. Она еще слишком молода и не понимает, что в многолетнем браке с детьми женская гордыня уступает место рациональности. Если, конечно, рядом мужик не совсем идиот. За все годы я ни разу не усомнилась в своем выборе стать женой Глеба, который был хорошим мужем и отцом. И как бы я сейчас ни злилась на него, я не умаляю его достоинства в нашем браке. Я была с ним счастливой и уверенной женщиной, которая теперь должна сохранить свою женскую силу и авторитет. Аленка тихо и сладко посапывает. Бесшумно встаю, подхватив ее телефон, и выхожу из комнаты, тихонько прикрыв дверь за собой. Шагаю к лестнице. Я хочу еще чашку ромашкового чая. Сна ни в одном глазу. Поскрипывает входная дверь, и в дом ныряет раскрасневшийся Арс. На несколько секунд замирает, скидывает кроссовки и поднимается ко мне, стягивая шапку. — Привет, — шепчу я. Останавливается передо мной и медленно с легкой хрипотцой выдыхает: — Мы говорили о разводе. — Ясно, — приглаживаю его влажные от пота волосы. — Что думаешь? А у самой сердце замедляет бег и вот-вот остановится. — Честно? — Конечно.