Закусываю губы, чтобы сдержать в себе улыбку умиления. Полчаса в теплой воде и пене меня немного успокоили. — Мам… не злись, а… Я подслушала их разговор и… развела их… — Развела? — накидываю на плечи халат и затягиваю пояс на талии. Выхожу к Аленке, которая тупит глазки в пол: — Так Марк сказал. Сказал, что я их развела, как лохов. — ППосмотри на меня. Нехотя смотрит на меня, и я вижу в ее глазах детское самодовольство, пусть очень старается показать мне, как она сожалеет. — Развела, как лохов? — тихо повторяю я. Глазки Аленки вспыхивают быстрой гордостью за себя, и она спешно опускает взгляд. — Ну, мам… — Они же они твои братья, Ален, — шепчу я. — Как ты можешь называть или считать их лохами. — Это Марк сказал, — зло ворчит. — Я только повторила. — И в чужие дома нельзя врываться. — Я не врывалась, — сердито смотрит на меня. — Я даже не просила брать меня с собой. — Ты соучастница преступления, — скрещиваю руки на груди и приваливаюсь к косяку двери. — Что? — Ты покрывала преступление, Ален. Да, вот так. Представляешь, за такое могут посадить в тюрьму. Вот сейчас ее глаза становятся испуганными: — Но дом ведь пустой… — Наш дом тоже бывает пустым, когда никого дома нет, — говорю спокойно и убедительно. — Но там никто не живет… — Мы тоже не живем, когда, например, улетаем в отпуск. Как ты считаешь. Имеет ли право какая-нибудь девочка прийти и поиграть с твоими игрушками, полежать в твоей кровати? Она ничего не заберет, просто поиграет, пока тебя нет. — Но мы не продаем дом… — А если бы покупали дом, в который могли приходить мальчики и девочки без разрешения? Аленка тоже скрещивает руки, копируя мою позу. Хмурится и выставляет одну ногу вперед. — Было бы стремно… ой, нехорошо… — Опять за Марком повторяешь? — За Арсом. Вздыхаю. — А что папа тебе по этому поводу сказал? — на всякий случай уточняю. — На счет дома и укрывательства? — То же самое, что и ты, — отступает и садится на край кровати, тяжело вздохнув. — И киндеров мне теперь не видать целый месяц, — жалобно смотрит на меня, ожидая, что я не поддержу такое суровое наказание. — Мам, вы и так их редко покупаете. — Прими наказание с достоинством. — А как вы узнали? — Арс поделился. И твои старшие братья тоже наказаны. Вселенская печаль заключенного в глазах дочери, для которой я сейчас строгий и неподкупный судья. — А можно я буду сегодня спать на диване, если я наказана? — складывает ручки на коленях. — Нет, — недоуменно отвечаю я. — Папа, да, будет опять спать на диване? — Аленка не отводит взгляда. — Он тоже наказан? Теряюсь, что ответить. — А за что? Надо срочно придумать объяснение для Аленки, которая шепчет: — Ты обиделась из-за того, что… ну из-за того, что… — она жует губы, — что не смог защитить от врагов? И теперь надо развестись? Глаза Аленки темнеют страхом. Она вроде купилась на хитрость Глеба и Арса, но все равно боится. Очень боится. До застывших в глазах слез. Я подхожу, сажусь перед ней на корточки и кладу руки на колени, вглядываясь в глаза. — Некоторых врагов не предугадать, Ален. От них защищаться приходится уже после их подлости. Да, я на папу обиделась, но я его не разлюбила, — слабо улыбаюсь. — Да, он допустил серьезную ошибку и подставил нас под удар, к которому я была совершенно не готова. И, — выдыхаю, — мне надо признать, что он тоже этого всего не ожидал и сейчас старается защитить нас. А я кусаюсь в ответ, потому что… мне очень страшно. Аленка тянет ко мне тоненькие ручки, обвивает ими шею и я на выдохе ее крепко обнимаю и прижимаю к себе. — Мне тоже страшно, — сипит она. — Очень. Папа больше не будет тебе папой. — Он мне и так не папа . Аленка отстраняется, хмурится и кусает губы. — Он мне муж, — улыбаюсь я. — Ну да… и папа… — Он ваш папа, а мне муж, — касаюсь ее щеки. — И любимый мужчина. Очень любимый, Ален. Он останется вашим папой, моим любимым мужчиной, но не мужем по документам. Но так надо, да? — Да, чтобы дом не забрали и остальное… наше это наше… — И папа тоже наш. — Да, — решительно кивает. — Иди переоденься, — сжимаю ее ладошки. — Скоро ужинать. — Хорошо, — вздыхает, но медлит. — Что? — Не кусайся, — едва слышно отвечает она. А затем торопливо выходит. Я выжидаю несколько секунд, и выглядываю за ней в коридор. Она заходит в комнату Арса и Марка. — Привет. Прикрывает за собой дверь, и крадусь за ней на носочках. — У тебя забрали телефон? — зло спрашивает Марк. — Ага. — Вот блин. Это все Арс… козел. — Я не должна была брать у вас киндеры, — серьезно говорит Аленка. — Это неправильно. И я должна была все рассказать маме и папе. — И ты туда же?