— Что за дети пошли?! — возмущенный Ярик возвращается к нам. — Они мне на двери мужской половой орган нацарапали. Художники, блин. И знаешь, Глеб, неплохо получилось. Анатомично, я бы сказал. — Ярослав, — медленно выдыхает Глеб. Кажется, хлопает дверца машины, дальше Ярик покряхтывает, и все это сопровождается непонятной возней на фоне. — Короче… — говорит Ярик и загадочно замолкает. — Ярик, я сама готова тебе бубенцы подрезать, — цежу я сквозь зубы. — Зачем звонил. — О встрече прошу, — Ярик тяжело вздыхает. — Это не телефонный разговор. Тут надо лица видеть, глаза… — Разговор касается Нади? — тихо спрашиваю я. — Угу. — Что-то случилось? — сглатываю ком тошноты. — Ярик… — Да дома эта дрянь, — глухо и мрачно отвечает он. — Я ее пальцем не тронул, а помыться хочется, жуть как. С хлоркой. Что за человек такой? И кто виноват? Мамаша? — Ярик, — скрипит зубами Глеб. — Наверное, и папаша где-то прощелкал клювом, — продолжает свои измышления Ярик. — Тоже хорош. Только и говорит, как он всю жизнь положил на дочь. Как работал. Только я, я, я, да я. Страдалец. Труженик. Моего алколоида тоже послушаешь. Так он тоже герой-отец и всю жизнь положил на нас с братом. А на деле смертным боем бил. Но у нас хотя бы бабушка есть. А тут бабушки нет, — недовольно прищелкивает языком. — А еще я в дерьмо собачье, кажется, наступил. Я в полнейшем недоумении. Как он быстро перескочил с насилия в семье на собачьи фекалии. — Вот блин, точно, наступил, — тяжело вздыхает. — Ярик, говори сейчас, что хотел сказать, — Глеб хмурится. — Нет, это разговор для личной встречи, — невесело отзывается Ярик. — Да вот мне нечего делать, как сейчас лететь к тебе на встречу, Яр. Совесть поимей, — рычит Глеб. — Такие деловые все кругом. — Не, сегодня никаких встреч. Завтра, Глеб. Я сейчас тоже не готов. — Ты мне, что, какую-то подставу готовишь? — Вот какого ты обо мне мнения? — Ну знаешь, — охает Глеб, — у меня сейчас ни одной хорошей мысли не лезет в голову. — Я бы тоже как бы тут весь на нервах, если чо. — Если чо? — Глеб вскидывает брови. — У меня тут ужин был в кругу семьи, а ты долбил звонками. — Ну, такой я, блин! Завтра все поймешь! — Давай сегодня! — повышаю голос. — Сегодня не могу, — упрямо говорить Ярик. — У меня еще сегодня будет разговор. Тоже не из простых, знаете ли. — Что ты такой разговорчивый, а? — Глеб бьет по столу кулаком. — Что ты там мутишь, Ярик? — Знаешь, Глеб, ты прям сердце в нож вгоняешь… Нет.. Нож в сердце! Подстава, значит, да? Вот как? Я тебя хоть раз подставил, а? — Нет, — Глеб накрывает лоб ладонью. — Ну вот! А сейчас, блин, внезапно решил подставить? Так, что ли? Обидно, блин! да я бы свои бубенцы за твои отдал! Антонина! — Что? — шепотом отзываюсь. — Я не тот человек, который зайдет со спины, — серьезно и строго говорит Ярик. — И я признаю, что это мой косяк, что тогда меня не было на этом тупом корпоративе. Я бы этого козла в туалет одного не отправил! И проследил бы за тем, что бы он не нажрался так. — Да вы бы вдвоем могли нажраться, — устало откидываюсь назад. — Он не пьет, — Глеб потирает бровь. — Да, не пью. Блин! Опять обидно, Антонина! — Прости, я не знала. — Короче, завтра стукнемся, — обиженно вздыхает Ярик. — И это… я просто нервничаю, ага? Я вас люблю. Мои брови ползут на лоб. Неожиданное признание от мужика, которого я толком и не знаю. — Люблю и уважаю, — не унимается Ярик. — Вы крутые. И никто никаких подстав не готовит, елки-палки. Просто тут все очень сложно. Сбрасывает звонок, и Глеб со вздохом растерянности выключает телефон. — Ярик у тебя пипец странный… — озадаченно чешу щеку. — Нормальный он мужик, — Глеб откидывается назад и смотрит на меня, — с жирными тараканами, но надежный. — Ну да, — усмехаюсь, — не каждый свои яйчишки готов отдать за босса. Самое дорогое, что есть. Это даже не сердце вырвать. Подумаешь, какое-то сердце. — Завидуешь? — Ну, у меня таких надежных людей нет, — скрещиваю руки на груди. — Конечно, тоже хочу. — Ну, он же нам двоим признался в любви и в уважении, — Глеб смеется. — Значит, и за тебя отдаст самое дорогое, — а затем морщиться, — давай не будем об этом, а? — Я теперь не усну, — перевожу взгляд на люстру. — Серьезный разговор. Да он еще у тебя интриган. — Будем вместе не спать. Вновь смотрю на Глеба. — И я… — он приподнимает подбородок, — все еще на диване сплю? — Я еще не решила. А что так хочется обратно в уютную кроватку? — Не в кроватку, а к жене. — Пока еще жене, — деловито веду плечиком. — С бывшей женой в одной кровати будет еще теплее и интереснее. Что-то в этом есть запретное. — Про запретное, Глеб, рановато, — отвечаю ему едва слышно. — Пока отменяются только чемоданы. Глава 41. Должок — Люб, ты ружье убери, — хрипло говорю я. — Либо стреляй. Только давай в самое сердце. — Ты время видел? — шипит Любка и зло вглядывается в глаза. — Какого черта приперся? Разве должен я обращать на время дня и ночи, когда у меня, мать ее, любовь. И любвовь везде. В голове, сердце и в штанах. Аж скулы сводит. Я, конечно, могу вырвать ружье из рук Любки, завалить ее на пороге и с боем вырвать поцелуй. Может, разомлеет от моей страсти, но только потом за порванную сорочку побьет. А сорочка-то на ней какая. Груди ее полные едва прикрывает. Большая, сочная баба. — Яр, вали, кому говорю! — пихает ружье в живот. — Через неделю у нас свиданка. Мне через два часа корову доить. — Да подою я твою корову. — Не нравишься ты ей, — зло щурится.