Вздрагиваю, когда слышу щелчок. Оглядываюсь. Глеб вернулся. Смотрит на меня прямым темным взором у запертой двери. — Что? — сипло шепчу я. — Что-то случилось? — Я еще на звонок не отвечал и не перезванивал, — продолжает на меня смотреть. — Проверил нашу ОПэГэ. — Они опять что-то… — Нет, — тихо отвечает Глеб. — Арс читает им “мертвые Души”, а Марк с Аленкой ждут ужастиков. И знаешь, Арс очень зловещий. Так что, “Мертвые души” вполне у него могут стать ужастиком. — Ладно. У меня подмышки потеют, и накатывает слабость плохого предчувствия. Я не жду ничего хорошего. — Это я к тому… — Глеб подходит к столу и садится, — что они заняты и нас не подслушают. Я медленно поднимаю бровь в немом вопросе. — Это неправильно, Нин, — Глеб вздыхает, — пытаться тебя сейчас оттолкнуть от сложившейся ситуации. Посудомойка уютно гудит позади меня. Свет от люстрый падает на лицо Глеба и заостряет его черты глубокими тенями. — Так… — шепчу я и боюсь спугнуть его с решительного настроя открыться мне. — Если бы я оказался на твоем месте, — он тяжело вздыхает. — Я бы… долго так не протянул. Мне, конечно, очень хочется, чтобы ты все взяла забыла и… дистанцировалась от всего этого… Так хочу, что готов чуть ли не в подвале тебя запереть. Понимаешь? — Ну… возможно… — Но ты никогда не дистанцировалась от меня, Нин, — откладывает телефон на стол. — Всегда рука об руку. Это я… от страха за свою жизнь отошел в сторону. И мне прилетело. — Да, ты зря умолчал о своем здоровье и подозрениях, Глеб, — едва слышно отвечаю я. — Это было очень глупо. Я бы, конечно, сильно испугалась, но… я твоя жена. И выходила я замуж с четким осознанием того, что я готова в случае чего выносить из-под тебя утки, мыть… и любить. Больного, дряхлого, при смерти. И ты это знал. — Знал, — кивает он, не отводя взгляда. — Но одно дело знать, Нин, а другое - столкнуться с такой нерадужной перспективой затухнуть и оказаться немощным. — Нас это в любом случае ждет, Глеб, — я сажусь напротив него. — Мы будем стареть. — А то я не вижу седые волосы на голове и в бороде, — он сглатывает. — Ну, не такой уж ты и старый, раз заделал нам еще двоих, — слабо улыбаюсь. — И нас ждет вторая молодость с орущими конвертами, милый. И каждый наш пупсик был громким, требовательным и не любил спать ночами. Тянется ко мне, берет за руку и мягко сжимает ладонь. — Мне невероятно повезло с тобой, — серьезно всматривается в глаза. — Знаешь, так и просятся все эти банальности про вторую половинку. И какие дети у нас замечательные, Нин. Я закусываю губы, опускаю лицо, чтобы спрятать слезы, которые предательски брызнули из глаз. — Прости меня. — Да простила я тебя, — прижимаю кулак ко рту и зажмуриваюсь. — Простила. И люблю. И выгонять не хочу, Глеб. Просто я запуталась… и мне страшно, но без тебя будет еще страшнее и непонятнее. И я сожру себя дурацкими мыслями, а дети… дети начнут не только садовых гномов таскать или спорить с учителями. Я все это знаю и понимаю, Глеб. Но если бы только разум сейчас работал… — Я перезвоню Ярославу при тебе, — тихо отзывается он. Поднимаю взгляд. — Если ты, конечно, готова к этому, — сжимает мою ладонь крепче. — Мне действительно нечего скрывать от тебя. Никаких хитрых планов насчет тебя у меня нет. Шмыгаю, вытираю слезы. Сначала с одной щеки, потом со второй и распрямляю плечи. — Я готова, — серьезно отвечаю я. — Я ведь та самая жена, которая должна все знать. Если мы остаемся в одной лодке, то я должна знать, в какие волны Глеб погружает свое весло, пытаясь удержаться на плаву. Вдруг ему понадобиться помощь, чтобы отбиться от голодных наглых пираний? Хотя Надя даже не пиранья, а какая-то скользкая зубастая стервь. — Тогда звоню? — Звони, — медленно, но уверенно киваю, а потом встаю. — Подожди. Выглядываю из кухни. — Я столовую запер, — Глеб оборачивается. — Без шума им не удастся подкрасться. Да и мы сейчас не интересны. Они ждут, когда к Чичикову в Мертвых душах начнут приставать призраки. — Тогда звони, — закрываю дверь кухни и бесшумно возвращаюсь за стол. — Не тяни. Глава 40. Разговорчивый Ярик Гудки обрываются хриплым голосом Ярика. Он выдыхает: — Босс… А затем кашляет. — Ты, что, там куришь? — Глеб сердито хмурится. — Да, — Ярик кашляется сплевывает, — ну и дрянь. Десять лет назад бросил. Фу! Бэ! И еще несколько разномастных коротких слогов, которые говорят нам, как Ярик недоволен. — Будто дерьмо высушенное покурил… Фуф. Ужас, какой, — вздыхает и кричит на сторону. — Эй, мужик! Сигареты нужны? — Ну, давай сюда, — раздается на стороне пьяный голос. — Благодарству. — Ярик, — шипит Глеб. — Ты мне чего звонил? Молчание, и я вся напрягаюсь. — Жена рядом? — серьезно спрашивает Ярик. — Рядом, — подаю я голос. — Это хорошо, что рядом, — тянет Ярик. — Не выпнула его еще? Я немного теряюсь от фамильярности Ярослава, но я в ней не слышу надеменности, презрения или насмешки. Она такая. Дружелюбная, будто я с ним сто лет знаком. — Блин, пардон, Антонина, — Ярик вздыхает. — Как-то я начал не так, да? Ну, я же деревенский. Невоспитанный. — Все в порядке, — сдержанно отвечаю я. — Блин, а по тону так и не скажешь, — цыкает Ярик. — Бубенчики босса в целости? Я поднимаю взгляд на Глеба, который устало проводит рукой по лицу и подпирает подбородок кулаком: — Ярослав… Мои бубенчики в целости. — Не отрезала? — Нет. — Это хорошо, — Ярик чем-то шуршит. — Босс, погоди… — замолкает и рявкает. — А ну, пошли отсюда! Что у вас там?! Где родители?! Отошли от моей машины! — Да это не машина, а корыто! — Я тебе за корыто уши оторву! Это раритет! — Глеб, — шепчу я. — Что происходит? — Я не знаю, — он медленно моргает.