— Нет, — Марк кривится. — Он зануда в таких вопросах. — Ты можешь сказать, что тебе стыдно и что ты так больше не будешь? — Аленка не выдерживает. — И чужие собаки вообще-то кусаются. — Хорошее замечание, доча, — ноздри Глеба вздрагивают в страхе за сына и гневе. — Кусаются. Очень сильной кусаются, так кусаются, что можно без руки остаться. — Ну я же не дурак, — Марк хмурится. — Я полез к той собаке, которая бы меня не покусала. И да, я теперь не буду так больше делать, потому что, — скрещивает руки на груди, — уже неинтересно. Вы все знаете. — То есть нам теперь ждать новых фокусов? — я в смятении приподнимаю бровь. — Я теперь серьезный человек, — Марк вздыхает с усталостью серьезного дельца с многомиллионным оборотом. — И согласен, что бейджик был ребячеством. — Но тебе все еще не стыдно? — смотрю на него в ожидании “прости, мне жаль”. — Мама, — голос Марка становится еще серьезнее и официальнее. — Я принимаю к сведению, что тебя расстроил садовый гном и джакузи. И меня печалит лишь то, что ты злишься. Я постараюсь в следующий раз оценивать риски, последствия и то насколько ты будешь недовольна. — Ты слышал? — смотрю в бессилии на Глеба. — А ну, извинись нормально перед матерью! — Глеб бьёт по столу кулаком. — Она тебе мама, а не… деловой партнер по поставке бракованной партии садовых гномов! — Мам, — Марк моментально меняется в лице и вздыхает, опустив взгляд. — Извини меня, пожалуйста. Я не хочу, чтобы ты и папа злились. Я вас люблю. Хочешь, — поднимает взгляд, — я найду хозяина дома и верну ему гнома в руки? и все остальные вещи верну хозяевам? — Возможно, придется так и поступить, — вздыхаю, меняя гнев на строгую милость, и смотрю на Арса, который застывает с ложкой во рту под моим взором. — Теперь ты. Дожидаюсь, когда он дожует, проглотит и деловито пройдет по губам салфеткой. — В чужие дома обещаю больше не забираться, — откладывает салфетку. — С учителями постараюсь словить дзен и возьму на контроль Марка. Вместе с ним пройдусь с его барахлом. Извини, мам. Мне просто было любопытно, что там за дом. — Мальчики, вы же должны, что некоторые забавы могут привести к нехорошим последствиям? И еще сестру свою подкупили. — Понимаем. А я вот понимаю, что дальнейшие лекции, что такое хорошо и плохо, мои птенчики пропустят мимо ушей. Занудствовать тоже нельзя, поэтому я делаю медленный вдох и выдох: — А теперь перейдем к новости, которую я должна вам сказать… — выдерживаю несколько минут и четкой продолжаю. — я беременна. И у нас будет двойня. Молчание, и Арс приподнимает бровь. — Двойня? Так будет не один, а два? — А ты, что, знал? — Марк разворачивается к нему. — Тебе, что, раньше всех сказали? — Братики или сестрички? — шепчет Аленка, вглядываясь круглыми от надежды глазами в мое лицо. — Пусть будут девочки. Мальчики надоели. Мальчики у нас уже есть. — Почему Арс всегда все первый узнает? — Марк в негодовании смотрит на нас с Глебом. — Мы с Аленкой типа лысые? — Девочек хочу, мам, — шепчет на грани слез Аленка. — Девочек, мам. Ну ладно, хотя бы одну девочку. — Да, блин! Вечно у вас какие-то секреты! — Марк вскакивает на ноги. — Я вообще ни туда, ни сюда! Всем на меня пофиг! — Началось, — Арс закатывает в глаза. — А чо? —Марк быкует на него. — Девочек, мам, — Аленка дергает меня за рукав. — А ничо! — Арс поднимает на Марка взгляд и понижает голос до шепота. — Аленка теперь зато не младшая. Марк опять скрещивает руки на груди, щурится на а брат и садится. Расплывается в улыбке, когда смотрит на Аленку: — Я дождался этого. Я верил и ждал. Двойной облом для младшенькой. — Добро пожаловать в клуб “вы же старшие”, — хмыкает Арс. Мы с Глебом переглядываемся, и в его кармане вибрирует телефон. Мельком смотрит на него, хмурится и прячет обратно. Нехорошее предчувствие, и опять возвращается тошнота. — Тебе надо ответить? — спрашиваю я, когда опять из его кармана раздается требовательная вибрация. Глава 39. Звони — Да иди ты уже ответь, — закрываю посудомойку, касаюсь сенсорной панели и смахиваю со лба локон. Глебу звонит Ярик. И я прекрасно понимаю, что причина его звонка не желание обсудить погоду за окном или узнать, как у босса дела. Видимо, с Наденькой проблемы, раз не унимается. Я не должна злиться, но я просто не в силах отмести гнев и ревность, пусть снаружи я держу невозмутимое лицо. Я приняла тот факт, что Глеб ошибся и что разбегаться нам нет никакого смысла. У нас дети и еще двое на подходе. И я его люблю. И попытка разойтись ничего не исправит. Только усугубит. Пострадают дети и тогда они точно все трое пойдут в разнос. И не будет у них больше секретных вечеров за чтением “страшной” книги после ужина. — Все в порядке, — разворачиваюсь к Глебу. Он хмурится, вглядываясь в мои глаза, и шагает прочь. Прижимаю ладонь ко лбу. Брак — это обалдеть какое испытание для женской души и ее любви с доверием. Я дала детям уверенность, что мама и папа останутся вместе даже при апокалипсисе, поэтому заметаю я свой эгоизм под коврик и сажусь злой задницей сверху. Ловлю себя на очень нехорошей мысли. Я была бы рада, если бы сейчас Ярик сказал, что решил вопрос с пузом Наденьки. Не знаю… пнул и кулаком устроил выкидыш. Да без разницы. Пусть хоть вскроет ее ржавыми ножницами. Прикусываю до боли язык, наливаю стакан воды и отворачиваюсь к окну, когда Глеб выходит из кухни. Я приняла решение быть с ним. И довериться. У нас хорошая семья, и мы должны ее для наших детей сохранить. Выпиваю воду маленькими и медленными глотками. Она с трудом проходит через ком тошноты и гнева в желудок тоненьким прохладным ручейком. Вот что значит “ситуация - швах”. Со стуком отставляю стакан. Почему некоторые люди решают, что имеют право идти по головам ради своей цели? И я знаю, что Надежда не получит желаемого. Не будет у нее Глеба. Не будет ни куска того, что мы выгрызли у жизни. Ни крошечки. Она не получит полного обеспечения, ради которого все это затеяла, но прошлась катком по нашим жизням. По нашей любви. Мы раздавлены и только благодаря прожитым в доверии годам дергаемся и ползем.