Не успела! Еще два конника, вырвавшись из гущи сражающихся, понеслись прямо на сладкую парочку. Денис отбил атаку одного… другой оказался сзади… Вскинул саблю… и вдруг охнул, ни с того ни с сего заваливаясь на бок. – Вот тебе! – яростно выкрикнула Сонечка. – Прочь с нашей земли! Прочь… Задрожала под копытами земля. На выручку своему командиру уже неслись партизаны. Коленька Розонтов, поручик Бекетов, осанистый штабс-ротмистр Бедряга… Налетели, словно вихрь, окружили… – Лошадь убили, – пояснил Денис, и штабс-ротмистр тотчас же отдал ему свою. Все правильно: полковнику нужно было глянуть на все, оценить обстановку. Вскочив в седло, Давыдов махнул рукой Сонечке и помчался на холм. Остановился на склоне, повернул коня, цепко вглядываясь в картину боя. Тут подоспели и сигнальщики, и вестовые… – Хорунжему! Казаков из засады – на арьергард. Пусть потреплют жолнежей! – Есть, господин полковник. – Ополченцы, если хотят помочь, пусть не бегают бестолково по полю. Передайте Бельскому, чтоб наступали по центру обоза. В рукопашную лезть не надо, пулями бить. – Передам, господин полковник, – звонко отрапортовала Сонечка. Давыдов вздрогнул: – Господи… Вы здесь? – Сами же за собой позвали! – Ровно бы других вестовых не найти… – себе под нос пробурчал гусар. Девушка насторожилась: – Что-что? – Нет-нет, ничего, это я так… Скачите! Хотя постойте-ка… Это вы того француза так? – Я! – сверкнув глазищами, приосанилась Сонечка. – Ножом. Я хорошо метаю. В детстве еще научилась у цыган. – Надо же… – Так я поскачу! Передам приказ… – С Богом! А что Денис мог еще сказать? Прогнать эту взбалмошную девчонку с поля боя куда подальше? Так не послушает. Тоже еще – ополченец… Как хоть Бельский ее взял? Впрочем, барышня, верно, особо не спрашивала. Явилась с лошадью, с пистолетами… С ножом! Цыгане кидать научили, вишь ты. Ничего не сказал Денис. Лишь перекрестил отъехавшую Софью да помолил Господа… Между тем схватка уже подходила к концу – отсюда, со склона холма, это было хорошо видно. Конные партизаны уже взяли в кольцо желтых гусар Жакино, заметно поредели ряды польских жолнежей – пехоты, еще немного, и… – Господин полковник! – один из вестовых вдруг с тревогой указал куда-то на восток, где над лесом поднималась густая полоса пыли. – Французы! Подмога обозным. Прикажете трубить отход? – Погоди-ка, – покусал губы Денис. – Французы могли бы только с запада прийти. Из Смоленска. А с востока… что же они отступают, что ли? Больно уж рано! Хотя… А ну-ка, за мной… Глянем, увидим, разберемся. Минут десять неслись гусары. Нырнули в лес, спешились, выглянули из-за елок. По дороге пылила конница! Судя по одежке – казаки! – Кажись, свои, ваш-бродь! – Сам вижу, что свои. Ладно! Из лесу, ровно тати, выскакивать не будем. Поскачем обратно – устроим встречу. Конники оказались казаками из двух донских полков, отправленных командованием Давыдову на подкрепление. Так что теперь под началом бравого гусара оказалась целая партизанская армия, с которой можно было уже не просто перехватывать обозы, но и громить регулярные вражеские части, захватывать – освобождать – города. Пусть пока небольшие, но все-таки. Вечером к Денису Васильевичу подошли ополченцы, попросились в отряд. Поэт Вольдемар Северский, помещичий сын Арсений Половцев… и его юная сестра Софья. Последнюю Давыдов ни за что не хотел брать – опасно. – А у нас, у Бельского, не опасно? – резонно возразила девушка. – Пожалуй, куда поопаснее будет. У вас партия большая, а у Бельского что? Все одно с вами вместе действовать! – Вот то-то и оно! – Денис поднял вверх указательный палец, покачал им наставительно и еще раз повторил: – Вот то-то и оно. Все равно вместе. Так какая вам разница, кто ваш непосредственный командир-начальник? Видя непреклонность полковника, вся троица в задумчивости отошла к соседнему костерку… а потом потянулась обратно к Давыдову – уже поодиночке. Плыл чудесный сентябрьский вечер, тихий и пока еще теплый. Темно-синее небо еще расплывалось на западе оранжево-золотистым закатом, однако звезды уже начинали мерцать все ярче, и все ярче сверкала луна. Партизаны, хоть и уставшие, не торопились спать – больше жались к кострам, поначалу пели протяжные песни, а ближе к ночи, угомонясь, просто разговаривали, болтали о том, о сем. Кто-то вспоминал недавние схватки, кто-то травил байки про Наполеона, а кое-кто из старых гусар с грустью рассказывал об Аустерлице. Попив у костра горячего, с мятою, чая, заваренного верным ординарцем, полковник направился в палатку – спать. Тут-то его и нагнал Арсений. – Я не хотел при всех, господин полковник… Знаете, Бельский не тот человек, которому хотелось бы подчиняться… Совсем-совсем не тот! Он не очень-то любит нашу семью… мы даже как-то судились из-за сущего пустяка. Прости, господи – из-за старого пруда, затянутого тиной. Там всего и добра-то, что одни лягушки, однако же господин Бельский ни за что не хотел уступать. Едва потом помирились. Сонечка, сказать по чести, капитана до сих пор терпеть не может! И в отряд-то его пошла только ради того, дабы отечеству быть полезной… Ну, ведь верно, скоро же наступление! Ведь не вечно ж Бонапарт будет сидеть в Кремле! Погонят скоро французов… даст Бог, с нашей помощью… а потом Сонечка… Как французов прогоним – она домой, в усадьбу… Поверьте, Бельский уж такой человек! Картежник, фат… и на женщин падкий, несмотря на то, что женат. Вот я за сестру и опасаюсь. К тому же она прекрасно знает польский! У нас была гувернантка, пани Катаржина… Выслушав, Денис махнул рукой – ладно. Пусть уж будут ополченцы при нем, и впрямь – пожалуй что безопаснее. Да и, правду сказать, Сонечку приятно будет каждый день видеть. Тем более – польский язык… Допрашивать пленных поляков – вполне сгодится. Окрыленный удачею, молодой человек поспешил обрадовать сестрицу. Однако же Давыдов не сразу добрался до палатки. Подошел Северский, с той же самою просьбой. Круглое лицо его дышало решимостью, тонкий породистый нос дрожал, словно у почуявшей добычу гончей. – Поймите, господин полковник… Я… я хочу не просто прогнать врагов из уезда… Я хочу бить их до самого конца! Чтоб было неповадно, чтоб… Ополченцы же не пойдут до самой границы, нет! Нет, конечно, сейчас-то я могу остаться и у капитана. Но, когда все начнется, когда наши войска начнут наконец наступать… – Я понял вас, Вольдемар, – покивал Денис. – Что же, похвальное желание. – И вот еще что… – трепетнули белесые ресницы. – Откроюсь только вам, Денис Васильевич! Comme un poete – poete. Как поэт – поэту! Я, может быть, соберусь написать оду обо всей этой войне… Вы можете смеяться, но, право, это было бы славно. И, быть может, вы, как человек в этом деле многоопытный, кое в чем направили бы меня… Не осмелюсь просить, но все же… Уговорил и этот! Что ж, истинный поэт, верно, и впрямь должен пройти всю войну, прочувствовать все лично: и горечь поражений, и сладость побед. Получив согласие командира, Северский не рассыпался в благодарностях. Просто крепко пожал Давыдову руку да отправился спать. Денис тоже забрался в палатку, растянулся на накрытом шинелью лапнике, однако же далеко не сразу заснул. В голову назойливо лезли мысли о юной красавице Сонечке Половцевой, так похожей на старую любовь Дэна еще в том, своем мире… который, положа руку на сердце, молодой человек уже давно перестал считать своим. Ведь здесь, в этом времени и в этом теле Денис находился уже семь лет! Семь лет… Надо же! И все семь лет – война! Пруссия, Финляндия, Молдавия… А по возвращении домой – пиры, стихи, песни. Какое уж тут прошлое, вернее – будущее! Даже сны из той поры снились все реже и реже. Нет, вот если встретить бы какую-то ведьму, которая, может быть, смогла бы… Мало ли что говорила юная лапландская колдунья! Мол, останешься здесь навсегда и будешь счастлив… Да мало ли что она там плела! Может, врала… Хотя нет… судя по глазам – нет. Так ведь и правда же, ежели он, Дэн, здесь очутился – так, верно, не зря! Верно, должен он выполнить некую миссию, а уж какую именно – сам для себя решить. Не тащиться тупо в русле судьбы гусара, а стать куда более действенным! Совершить что-то такое, чего в официальной истории не было: пленить Наполеона, поскорее закончить войну… А еще… еще… Отменить крепостничество?! Ну, это даже для посланца из будущего – слишком. Он что, государь-император? Что-нибудь поскромнее надобно… Скажем, жениться на Сонечке! Настоящий-то Давыдов на ком там был женат? А черт его знает, на ком… Литературу начала девятнадцатого века в Академии преподавали не то чтобы плохо, но без излишних подробностей, больше напирая на «золотой фонд» – Пушкина, Лермонтова, Грибоедова, Гоголя – а уж никак не на гусарских поэтов. Ладно, пусть оно пока будет, как будет. Вот только Сонечка… Ишь ты – цыгане научили ножи метать! Что и говорить – крутая. Скучать отряду полковника Давыдова не приходилось. Кроме собственного «поиска» – мародеров, фуражиров, обозов, – еще нужно было выполнять разного рода приказы, регулярно доставляемые из штаб-квартиры; что-то прояснить, разведать или даже уничтожить какой-то значительный французский отряд. Кроме Давыдова, подобные же «партии» были у Сеславина, Фигнера и других, и никто не сидел без дела. Действовали, и весьма активно, так что иной раз и отдохнуть было некогда! Именно армейские, профессиональные, партизаны гвоздили врага, не давая ему ни отдыха, ни покоя! Армейцы. Давыдов, Сеславин, Фигнер… А не какая-то абстрактная «дубина народной войны», столь блистательно выписанная Львом Толстым в «Войне и мире». Какая там, к черту, дубина! Не пустить французов в свою деревню, побить мародеров, разграбить небольшой обоз или убить заплутавших вестовых – это да, это крестьяне – завсегда пожалуйста! А вот что-то еще… тем более – за пределами родной округи… Ох, и много же сил надо было приложить, чтобы вытащить мужичков на какую-то большую общую операцию, непосредственно не касающуюся их родной деревни… Кстати, с ополченцами дело обстояло ничуть не лучше, поэт Вольдемар Северский в этом вопросе оказался абсолютно прав. Так что не «дубина народной войны», а именно армейские партизаны ковали победу! Где-то к концу сентября Давыдов вновь получил секретное указание из штаб-квартиры, а точнее, лично от директора Высшей воинской полиции барона фон Розена. По долгу службы Денис был прекрасно осведомлен о том, что под скромной вывеской армейской полиции скрывалось отделение военной контрразведки. Сам фон Розен считался весьма способным на сем поприще и зря ни от кого ничего не требовал. В полученном «указании» требовалось как можно скорее выполнить весьма деликатную миссию, а именно – узнать, зачем к Наполеону, до сих пор остававшемуся в захваченной Москве, столь срочно направляется некий маркиз Луи-Жан де Монтегюр, давний друг и приятель Бонапарта, высокопоставленный масон. Масоны… Об этом тайном ордене Денис, вернее сказать, Дэн, справлялся еще пару-тройку лет назад, в своих личных целях, когда все же пытался найти выход к своей прежней жизни. Ничего тогда не сложилось, но все же кое-что Давыдов о масонах узнал и сейчас вот припомнил. Масоны, или «вольные каменщики». Некая тайная псевдорелигиозная организация, имеющая множество отделений – «кораблей» или «лож», ее высшими посвященными «мастерами» обычно являлись сильные мира сего… как, к примеру, столь нелюбимый Давыдовым император Павел Петрович. Сильные мира сего обычно использовали «ложи» в своих корыстных, а чаще корыстно-политических целях. О «мировом» масонском правительстве, как и о мировом заговоре масонов, всерьез говорили разве что на российском РЕН-ТВ… да и там, честно говоря, не всерьез, а опять же – в корыстных (корыстно-рекламных) целях. Тем не менее нельзя было не признать, что в начале девятнадцатого столетия «вольные каменщики» имели большое влияние во властных кругах. Был ли масоном Наполеон Бонапарт? А черт его знает! Однако в его ближайшем окружении высокопоставленных мастеров различного рода «лож» вполне себе хватало. Другой вопрос, осмеливались ли они советовать императору? Разве что так, втихаря… С другой стороны, сам брат Наполеона Жозеф Бонапарт возглавлял масонскую ложу «Великий восток Франции»! Брат! Это вам не хухры-мухры… «Маркиз сей остановится на несколько дней в Вязьме, у некоего полковника Фурнье… – уединившись, шепотом читал Денис. – Передвигается в бывшем королевском дормезе». Полковник Винсент Фурнье, к слову сказать, был правой рукой генерала Бараге-Дильера, французского губернатора Смоленской губернии. «…после чего, под большой охраной проследует в Москву, к Бонапарту с неким посланием от “общества вольных каменщиков”, кое нам следует знать». Прочитав, Давыдов присвистнул. Вот так вот, ни больше, ни меньше. Выкрасть у масона письмо, снять копию, положить обратно – и все это ловко, незаметно и быстро. Всего-то и дел! Нужно было кого-то отправлять в Вязьму… или, куда лучше, отправиться самому, учитывая всю важность и секретность дела. Решив так, Денис задумался, прикидывая, кто бы мог почти беспрепятственно передвигаться в глубоком тылу французских войск? Да ясно, кто! Коммивояжеры, маркитанты, снабженцы. Не только французы – австрийцы, итальянцы, поляки… даже сочувствующие Бонапарту русские (находились и такие), в общем – всякий сброд! Вот кого-то из этого сброда и нужно было выловить, о чем полковник тотчас же направил устный приказ по всем своим «партиям». – Может, даже и сейчас кто-нибудь подходящий из пленных есть, – инструктировал Денис Васильевич вестового – корнета Коленьку Розонтова. – Ты пробегись тут, по округе. К Бельскому в отряд загляни, в деревни. Кроме Розонтова, и еще были посланы люди, в том числе и Арсений. Денис послал бы и Северского, да тот еще загодя отпросился в город по каким-то своим делам. Ну, нет и нет – обошлись и без него. Посланцы вернулись часа через три, как раз к обеду. – Были, были подходящие людишки в Токареве, – радостно доложил корнет. – Один – маркитант, другой – снабженец, фуражир. Одного мужички на вилы подняли, другого в землю зарыли – живьем. – Это как – живьем? – нахмурился Дэн. Розонтов пожал плечами: – А так, господин полковник – лопатами. Дьячок местный сказал, дескать, французы все – сатаны дети. Так что с нечистой силой делать? Водицей святой побрызгали – и в землю. А кто попытался бежать – того вилами. – Круто, – покачал головой Денис. – Что уж тут говорить. Эх, зря они так! Маркитант бы нам сейчас пригодился. О ситуации в ополчении Бельского доложил Арсений. Бледное лицо его при этом сияло довольством, тонкие губы кривились в улыбке. – Есть там некая парочка, муж с женой. Обрусевшие поляки. По фамилии Корчевские, коммерсанты из Вильно. – Так-так-та-ак! – насторожившись, Давыдов азартно потер руки. – У них даже имеется рескрипт, подписанный самим Бараге-Дильером!