Из леса вышли два изрядно подгнивших зомби. – Доставьте нашу гостью к пентаграмме и разденьте ее. Зомби подошли к парализованной девушке, подхватили одеревенелое тело и потащили куда-то в сторону от дороги. – Ну что, Филин? Видимо, мы нашли нужного нам плохого человека? Хватаем его? – Погоди, Морген. Не торопись. Зачем портить такую замечательную картину? – Какую? – Распятая в пентаграмме прекрасная дева. Заметь, без одежды. – Аааа… – Ага. – Так, осторожно крадемся за честной компанией. Надо выяснить все точно, вдруг он ее не в жертву принести захотел. Разденет, прочтет над ней гимн и отпустит. Все, кроме Моргена, посмотрели на меня, как на идиота. – Господа, повторяю еще раз, он ее разденет… Народ понимающе заулыбался. – Только не спалитесь, если что, мы тут прорубаемся через толпы нежити! И мы последовали за жрецом, изображая диверсантов. В исполнении огра, гнома и закованного в тяжелые латы Моргена смотрелось это просто потрясающе. Представьте себе, Москва, красная площадь. Полдень. Через нее, внимательно косясь себе под ноги, крадется статуя Минина, за ней, позвякивая корпусом, банкомат Сбербанка, и, пристроившись в хвосте, поставленная на попа «газель». И никто их не замечает. Я сморгнул, картина вышла слишком живой. – Ребята! Вы где? Я под станом лежу в пентаграмме, эти ублюдки испоганили амуницию! – Мы уже рядом! Прекратив изображать из себя стелс-пихоту, наша команда ломанулась через подлесок, оставляя за собой широкую просеку. Через минуту мы были уже на поляне. Мда, картина Репина, приплыли. На поляне алой то ли краской, то ли кровью, вычерчено две фигуры. В одной из них лежала раздетая Элспер. Вид обнаженной спутницы на несколько мгновений парализовал весь отряд. Рядом, в пентаграмме, примерно впятеро большей, лежала огромная куча останков разумных. Причем рассортированная. В левом нижнем луче левые ноги, в верхнем центральном – головы, ну и тэдэ. Жрец, оставшийся в одних шароварах, стоял между пентаграммами, окруженный ярко-фиолетовой аурой. В руках у него был обсидиановый осколок солидных размеров. Осколок был необработанный и резал пальцы своему владельцу. Огромный живот колыхался в такт какой-то дикой горловой мелодии. Окружив пентаграмму полукругом, стояла толпа нежити. Десяток зомби, пара скелетов и какая-то тварь, что-то вроде помеси богомола и страуса, с пастью на очень длинной шее. Мда, словили пэкашера. – Валим всех, кроме жреца! И понеслась потеха. Огурец подхватил гнома и метнул его, словно снаряд, в непонятную тварь. Гном, видимо привычный к такому способу атаки, ударом раскрученной секиры с ходу снес лапу костяному визгуну, именно так опознали в итоге спутника некроманта. Молния ударила в поднятую для удара уцелевшую лапу. Могучим ударом молота огр перебил тонкую шею оглушенного монстра. Зомби и скелетов перебили с какой-то ленцой. В драке я поучаствовать так и не успел. – Глушим урода! С этим криком я атаковал жреца, пытаясь нанести удар тупым кончиком копья по голове. Фауст махнул рукой, и удар соскользнул, а я с трудом смог увернуться от просвистевшего в миллиметре от шеи каменного ножа. Откатываюсь в сторону и наблюдаю, как на противника налетает огр, вспышка, и жрец вырастает до размеров нашего спутника, и толчком живота отправляет его в короткий полет по земле, Огурец не подымается. Вид у него такой, словно его пару километров тащили по каменистой земле. Привязанным к лошади. Удар молнии, вызванный Венсером, отражается в соседнее дерево. Удар секиры гнома был легко заблокирован хрупким с виду ножом. В следующий миг гном получает кулаком в челюсть и летит к краю поляны. Со сломанной челюстью. Хорошо, хоть не шеей. Моргенханд, подкравшийся в этот момент со спины, наносит удар булавой. Фауст, крайне неловко наклоняясь, пропускает удар над головой. И, резко выпрямившись, наносит удар затылком в опущенное забрало воина. Забрало прогибается вовнутрь, воин падает. И все это время жрец не прерывает горловой песни. Резкие порывы ветра и удары молнии никак не задевают нашего противника. Я вытаскиваю из-за пояса керамбиты и бегу на Фауста, в самый последний момент кастуя «шаг». Туша жреца вылетает из крохотного круга, в котором он стоял, и сияние над ним ослабевает. Но песня не прерывается. Теперь Фауст атакует сам. С трудом блокирую удар кинжала в грудь, одновременно разрезая сухожилия на правой руке. По идее, сейчас руку должна залить кровь, да и сама кисть перестать действовать. Но жрец дерется, как ни в чем не бывало. Увернувшись от диагонального подреза, пытаюсь порезать чуть выставленную вперед левую руку. С удивительной ловкостью Фауст хлопает раскрытой ладонью по клинку и наносит удар в пах. Успеваю довернуть корпус, и нога, обутая в тонкую то ли тапку, то ли туфлю, впечатывается мне в бедро. Вас когда-нибудь лягала лошадь? Припадая на ушибленную ногу, снова атакую, оставляя несколько длинных разрезов на животе. Судя по глубине, сейчас из противника должны вываливаться внутренности, но Жрец продолжает вести себя, словно отлитый из силикона. Откуда-то слева в лицо противника прилетает комок вязкой гадости. Кошмарик вступил в схватку. Кислотный плевок стекает с Фауста, но фиолетовая аура над жрецом стремительно блекнет. Бью правой рукой, левой блокируя удар, нож входит под ключицу, поворот руки, и аура над жрецом гаснет, вместе с громким хрустом ломаемой ключицы. Ушатал все-таки. Жрец падает на траву с жалобным криком. Я бью его ногой в живот, крик захлебывается, срываясь на скулеж. Сажусь на траву и только сейчас обращаю внимание на тишину вокруг. Все союзники в отрубе. Силен жрец. Подползает Кошмарик, начинает с нездоровым энтузиазмом вылизывать Фауста. Особенно, почему-то концентрируясь на лысине. Хотя она почти и не запачкана кровью. – Извините, вы тот самый Филин? – Нет, я твоя голодная галлюцинация! Пойди и сожри кого-нибудь, полегчает. – Это точно вы! Как замечательно! У меня для вас послание. – Для меня? От кого? – От повелительницы плана Боли! Меня послали открыть вам путь Первозданной тьмы! Вы сможете стать ее первым гвардейцем! Ваш потенциал невообразим! Станьте проводником боли в этот жалкий мир, и тьма распахнет для вас свои объятия, где исполняются любые желания! – Да? И что для этого надо сделать? – Завершите ритуал создания темного рыцаря. – Зачем ты вообще его затеял? – Я должен был прийти в Троеполье, окруженный аурой силы и могущества. Чтобы доказать вам всесокрушающую силу боли! Тьма открыла мне секрет призыва ее слуги! – Мда, это не лечится… На фига? – Эээ? – На фига я вообще понадобился твоему плану? – Мы ищем великих героев! Что могут превозмогать боль и делать ее своим оружием. Я уставился на Фауста, силясь понять, кто из нас двоих сошел с ума сильнее. – Господин Филин, можно попросить вас об одной маленькой глупости? – Какой же? – Ваш питомец, он меня… эээ… – Ну, вы достаточно упитанны. А Кошмарик питает слабость к полным людям. Вы не переживайте, он вас пока не будет убивать. Как, кстати, оживить мою спутницу? – Оживить? Она еще жива. Только спит. Я поднялся и пошел в сторону малого круга, где до сих пор лежала обнаженная Элспер. В круг я войти не смог. – Господин Фауст, гхм, мой питомец ПОКА вас не будет убивать. Но это ПОКА скоро закончится. И поверьте, если что, у Кошмарика очень богатая фантазия. На этих моих словах химера растянула пасть и начала слюнявить и нежно покусывать лысую макушку жреца. Тот побледнел. – Надо войти в круг, там, где я стоял. И прочитать заклинания отмены ритуала. Если вы позволите… – Нет! Я сам. На том месте, где стоял жрец, обнаружился совсем небольшой, нарисованный каким-то белым порошком знак. В центре лежал черный камень с кулак размером. – Господин Филин, подумайте, вы можете завершить призыв, и начать служить Великой Тьме! Это ваш шанс! – Я подумаю. Я зашел в круг. – Здравствуй, оборотень! – Эээ, здрасьте! – Ты хочешь принять мой дар?