* * * Ошибаются те, кто думает, что Рай и Ад ждут нас после смерти; они с нами в каждый момент этой жизни. Анхель де Куатье, «Яблоко Евы» Аделина Сентябрь Самое неприятное по утрам — просыпаться не от звонка будильника, а от назойливого жужжания мобильного телефона на тумбочке. Человек, звонящий в половине седьмого утра, похоже, не отдает себе отчета в том, что своим звонком может выбить меня из колеи на весь день, а то и на всю неделю, если дело происходит в понедельник. Так уж я устроена — телефонные звонки никогда ничего хорошего в мою жизнь не приносили. — Аделина, да возьми ты уже чертову трубку, — простонал рядом муж, пряча голову под подушку. — У меня библиотечный день сегодня, надеялся выспаться… — Прости… — Я с неохотой выбралась из-под одеяла и, прихватив телефон, вышла в кухню. Звонил отец. Отец, пропавший из моей жизни так давно, что я уже и обижаться перестала, не общавшийся теперь со мной по два-три месяца, нашел время для задушевного разговора. Понедельник, шесть тридцать утра. Ну что же, сделаем вид, что я рада его слышать… — Алло, — включая плиту и снимая с полки банку кофейных зерен, проговорила я в трубку. — Деля, прости, что так рано, — в голосе отца слышались виноватые нотки, и это было странно, — но мне необходима твоя помощь. — Помощь? Тебе? В Швейцарии закончились пластические хирурги? — Не в этом дело. — А в чем? — сразу насторожилась я, потому что вторым человеком, кому могла понадобиться моя помощь, был брат Николенька, третий год живший у отца. — Есть одна девушка… словом, ей нужно какое-то время побыть там, где ее никто не найдет, так сложились обстоятельства. Пока оформляются документы на выезд, ей необходимо убежище, и я подумал, что твоя клиника… — Отец, моя клиника — не перевалочный пункт для мигрантов. — Может быть, ты сперва дослушаешь? От тебя ничего не требуется, я оплачу каждый день ее пребывания по максимальному тарифу. — Дело не в деньгах. Есть такое понятие, как репутация. — Тебе беспокоиться не о чем. Никакого криминала, я бы ни за что тебя не втянул во что-то противоправное. Я прошу тебя просто помочь человеку, оказавшемуся в тяжелой ситуации. У тебя наверняка есть хорошие психологи, я бы оплатил работу с ними, это необходимо. — А я могу задать тебе вопрос? — Конечно. — Кем тебе приходится эта девушка? Не знаю, как вообще у меня это вырвалось, почему при упоминании о какой-то незнакомке у меня внутри все заныло от неприятного предчувствия. И, задав вопрос, я вдруг поняла, что уже не хочу слышать ответ. — Она дочь моего друга, — произнес отец, и я даже испытала разочарование, поняв, что ошиблась. Мне почему-то показалось, что речь пойдет о какой-нибудь его внебрачной дочери. — Аделина, я очень тебя прошу… — Тон отца вдруг изменился на почти умоляющий, и это было даже слегка неловко — мой отец владел крупной фирмой, работал на международном уровне и никогда ни о чем никого не просил. — Я должен ее выручить, но сделать это могу только с твоей помощью. — Я поняла. Пусть приезжает, дай ей мой номер. — Спасибо, дочь. Хорошо, что в этот момент он не мог видеть выражение моего лица. Дочь… — Кто это звонил в такую рань? — пробормотал сонно Матвей, сбрасывая с головы подушку. — Отец. — Да? — Мгновенно стряхнув остатки сна, муж сел в постели и посмотрел на меня внимательно. — И о чем речь? — Сама не поняла, — призналась я со вздохом и завалилась на кровать, по-прежнему сжимая в руке телефон. — Но чувствую, что согласилась на какую-то аферу. — Чего он хотел? — Чтобы в моей клинике дождалась получения документов на выезд за границу какая-то дочь его друга. Понятия, кстати, не имею, о ком речь. — А у тебя теперь отель со всеми удобствами? — Вот я тоже об этом спросила, но отец вдруг начал говорить умоляющим тоном, и я… ну, понимаешь… короче, сломалась. Он меня никогда ни о чем не просил, хотя сам очень помог — помнишь? — И ты решила, что обязана рассчитаться? Я повернулась на правый бок, подперла голову кулаком и посмотрела на Матвея: — Ты не одобряешь? — Можно подумать, что-то изменится от моего неодобрения. Ты ведь уже приняла решение. — Скажем так — я не отказала. Да и что может случиться, если одну палату займет какая-то девушка? Не обеднею. И, словно в ответ на мои слова, телефон пискнул оповещением о пришедшем сообщении. Оно оказалось от отца, и текст гласил: «Мы не обговорили расходы. Не волнуйся, я все оплачу по банковским реквизитам, они у меня есть. Хорошего дня, Аделина». Я молча протянула телефон Матвею, тот прочитал и покачал головой: — Не нравится мне это. — Ты просто отца моего не знаешь. — И что — он великий филантроп и благотворитель? — Матвей, не смешно. — Да я и не смеюсь. Ты столько раз рассказывала, что он спокойно оставил вас с матерью, исчез на долгие годы, а теперь убеждаешь меня в том, что его хобби — помогать попавшим в беду девушкам? Мягко говоря, странно. Я вздохнула. Матвей был прав, а я просто подсознательно пыталась защитить отца — все-таки кровь, что ни говори, вещь сильная. Уж не знаю, что там за друг был и чем мой отец ему обязан, раз решил помочь его дочери, но мне почему-то хотелось, чтобы в отце было что-то… человеческое, что ли. В конце концов, ведь он помог мне в свое время, когда я уже почти потеряла клинику, разобрался и с кредиторами, и с шантажистами. Правда, мне всегда потом казалось, что сделал он это с единственной целью — чтобы на старости лет не мучила совесть за то, что в нашем с братом детстве его не было. Но Николенька, периодически баловавший меня телефонными звонками и длинными, подробными письмами, утверждал, что отношения с отцом у него сложились самые что ни на есть родственные. Они вместе ездили на рыбалку, отмечали праздники — словом, вели себя как отец и сын, которые никогда и не расставались. Наверное, Николенька был слишком мал, чтобы ощутить тот вкус предательства, что ощутила я, когда отец ушел. — Ладно, разберемся, — пробормотала я и села. — Пойду собираться, сегодня операционный день. — В понедельник? — удивился муж. — Что вдруг? — Так получилось. В ночь привезли кого-то из городской больницы, нужна сложная восстановительная операция. — Вернешься поздно? — Как пойдет. — Тогда с меня ужин? — Как хочешь, Матвей. Будет настроение — готовь, нет — обойдемся тем, что есть. — Я поцеловала мужа в щеку и отправилась в душ. Надежда Август Это ужасное ощущение беспомощности, когда утром, открыв глаза, думаешь не о том, чем бы заняться, а о том, куда бы спрятаться и переждать еще один день. Так, наверное, чувствуют себя преступники, понимая, что розыск объявлен. Но я-то ничего не совершила, я вообще ни при чем и до последнего не знала, что происходит. Жила себе, училась, работала, ходила с подругами в парк, в кино, покупала какие-то вещи, любила томатный сок и очень сладкий чай и даже представить себе не могла, что вся эта беззаботная жизнь закончится в одну секунду. Ровно в тот момент, когда моя мама шагнет с тротуара прямо под колеса грузовика. Но я не подозревала, что смерть и похороны далеко не самое страшное. Самое страшное — это ощущение постоянной загнанности, опасности и тревоги, и абсолютная беспомощность. Я осталась один на один с такими проблемами, что смерть иногда виделась мне лучшим и легчайшим выходом. Как, видимо, показалось и маме, потому она и сделала этот страшный выбор. Иногда к ночи, поняв, что сегодня все еще жива, цела и невредима, я с ожесточением думала о том, что мама поступила очень эгоистично. Она избавила от проблем себя, но совершенно не задумалась обо мне, о том, что весь этот ком покатится в мою сторону. И кто знает, в какой момент я устану убегать или буду бежать медленнее, чем требуется. Завибрировал мобильный — я давно уже перестала включать звук, потому что всякий раз вздрагивала всем телом от раздававшейся мелодии. Я вытянула руку из-под одеяла и взяла телефон, зажмурилась на секунду, решая, смотреть ли на экран или сразу сбросить звонок, но потом, открыв один глаз, увидела, что звонит Света. Подруга осталась единственным человеком, с которым я теперь общалась и на чьи звонки непременно отвечала, иначе мнительная Светка тут же примчалась бы из любого конца города, бросив все дела. — Алло, — хриплым от сна голосом проговорила я. — Надюшка, привет. Ты что, спишь еще? — А что мне делать еще? Во сне время быстрее проходит. — Никуда не собираешься? — Нет.