Они шли по аллее к лечебному корпусу, Лена то и дело поддевала носком туфли попадавшиеся на дорожке желтые листья, и Игорь вдруг подумал, что хорошо вот так просто гулять и ни о чем не думать. И хорошо бы, чтобы рядом кто-то шел — та же Лена, пусть на ее руке и поблескивало тонкое обручальное кольцо. Дело же совершенно в другом, тут не о чувствах речь, а о том, что с человеком просто приятно идти и разговаривать о чем-то, совершенно не касающемся меди-цины. — Вам в нашей клинике нравится? — спросила вдруг Лена. — Я пока не совсем освоился, — честно признался Игорь, вытаскивая пачку сигарет и зажигалку. — Не возражаете, если я закурю? У нас еще достаточно времени, можем немного на улице постоять. — Курите, мне-то что? Давайте тогда на лавку сядем, она сухая вроде, дождя-то ночью здесь, судя по всему, не было. Они повернули в боковую аллею и сели на лавку с высокой кованой спинкой. Игорь закурил, Лена вынула из сумки зеркальце и критически рассматривала свое отражение. — Не совсем, значит, освоились, — повторила она, щелкнув крышкой зеркала и убирая его в сумку. — Ну, это и понятно — и клиника большая, и персонала много, и правила не такие, как в других больницах. — А вы тоже к психологу ходите? — Конечно. Это для всех обязательно. А что такого? Иногда нужно с кем-то поговорить о том, что, например, дома не расскажешь. — А психолог потом эти разговоры начальству озвучивает? Лена удивленно посмотрела на него: — Да вы что?! Конечно нет. — Но вы ведь не можете этого знать. — Могу, — уверенно заявила она. — Я однажды ему такого про шефиню наговорила — не дай бог, аж самой потом стыдно стало. И самое главное — ну, ведь я сама виновата была, и отчитала она меня не при всех, а в своем кабинете… И знаете что? До сих пор ничего в поведении Аделины Эдуардовны по отношению ко мне никак не поменялось. Как общалась, так и продолжает. Значит, Иващенко ей ничего не передал. «Ну, это не показатель, — подумал Игорь, затягиваясь сигаретным дымом. — Такие мелочи, как личные обиды персонала, вряд ли интересуют главу клиники — ну, мелковато это для ее масштаба. А вот психологические проблемы хирургов…» — Вы просто еще мало здесь проработали. Пройдет время, вы привыкнете, поймете, как тут что устроено, и станет намного легче. — Почему вы решили, что мне трудно? — У вас в операционной очень напряженная поза, — объяснила Лена, и Игорь поразился ее наблюдательности — за все время она зашла в операционную всего пару раз, а вот успела отметить, что он словно не в своей тарелке. — Я понимаю, трудно после кардиохирургии… — Везде свои нюансы, — пожал плечами Игорь. — А насчет позы вы, пожалуй, правы. Я уже давно не был ассистентом, в основном сам оперировал, теперь не в своей тарелке себя чувствую. Но это пройдет. — Конечно, пройдет. Шефиня сказала — вы очень способный, а она редко о ком такое говорит. Игорю, конечно, польстила такая оценка его возможностей, но про себя он подумал, что Драгун могла бы сказать об этом и ему тоже, а не ограничиться вопросом об умершем пациенте, из-за которого он решил сменить специализацию. Он привык к похвалам — на прежнем месте работы его ценили и прочили в скором времени на место заведующего отделением. В пластической хирургии ему придется начинать все заново, и продвигаться, очевидно, предстоит куда медленнее. Лена, как показалось Игорю, все-таки слегка флиртовала с ним — кокетливо теребила конец яркого шарфика, смотрела, чуть склонив к плечу голову, улыбалась загадочно. Авдеев знал, что привлекает женщин, но серьезных отношений на работе взял за правило не заводить, а вне работы времени почти не оставалось. Именно так из его жизни ушла первая настоящая любовь, яркая, смешливая девушка, всегда вызывавшая ощущение праздника. Не выдержала его графика, постоянной горы книг и журналов на столе и отсутствия выходных и совместных праздников. Она, редактор, никак не могла понять, что это такое — не уметь выбрасывать из головы работу ровно в тот момент, когда переступаешь порог больницы. Возможно, потому, что в ее практике не было сложных пациентов, не думать о которых невозможно. Они были вместе пять лет, но пожениться так и не успели — то ли не решились, то ли просто пропустили момент, в который это было бы уместно. Жили и жили, не задумываясь о штампах в паспортах или о чем-то еще. Детей она планировала только после тридцати пяти, а Игорь не настаивал, понимая, что сейчас не сможет уделять ребенку столько внимания, сколько это необходимо, чтобы быть хорошим отцом. Может, это и к лучшему, часто думал он после ухода любимой, как ему казалось, женщины, а то сейчас бы приходилось вырывать воскресные дни для общения, решать какие-то проблемы. Он даже не мог решить, огорчился ли, когда она собрала вещи и переехала на съемную квартиру. Мама, когда была жива, не одобряла выбор сына, хотя вслух этого не говорила. Но по ее поджатым губам, по скептической ухмылке Игорь отчетливо понимал — не о такой жене для него она мечтала. Хотя маму, пожалуй, не устроила бы никакая женщина рядом с ним — они все оказались бы недостойны ее талантливого Игорька. После ни одного более-менее серьезного или хотя бы продолжительного романа в жизни Игоря Авдеева так и не случилось, хотя прошло уже больше трех лет. Но и старательно кокетничавшая сейчас с ним Лена тоже не годилась — замужем, сотрудница — нет, на это Авдеев никогда бы не решился. Выбросив окурок в урну, он поднялся и подал Лене руку: — Идемте, Елена Сергеевна, пора работать. Аделина Сентябрь Дождь зарядил еще с вечера, я долго сидела в припаркованной машине, не решаясь открыть дверку и окунуться в настоящий водопад. Ливневка не справлялась, и я понимала, что ноги окажутся в воде по щиколотку, прощайте, новые туфли. Зонта тоже не было — привычка ездить на машине отучила меня таскать с собой ставший ненужным предмет. Ненужным, как же! Природа сегодня решила мне доказать обратное. Глядя на темные окна квартиры, я понимала, что Матвея дома еще нет, а значит, он тоже пережидает ливень на работе. Делать нечего, нужно идти… До подъезда было всего несколько метров, но и их хватило для того, чтобы намокнуть до последней нитки. Консьержка сочувственно покачала головой: — Что ж вы без зонтика-то, доктор? — Надеялась, что пронесет, — рассматривая образующуюся вокруг меня на кафельном полу подъезда лужицу, пробормотала я. — Вы бы сразу под теплый душ да чайку горячего с медом, — посоветовала она. — Не то простудитесь. — Да, спасибо… обязательно… — проговорила я уже из-за почти закрывшейся двери лифта. Дома, сунув мокрую одежду и белье в стиральную машину, я, по заветам консьержки, встала под горячий душ и почувствовала, как согреваюсь. Хотелось в постель, под теплое одеяло, но нужно готовить ужин, раз уж в кои-то веки я оказалась дома раньше мужа. Обнаружив в холодильнике стейки лосося, я быстро замариновала их в травах, лимонном соке и оливковом масле, сделала легкий салат и уселась с ноутбуком за стол в кухне. Стейки я успею пожарить, когда придет Матвей, на это нужно всего пять минут, а пока есть время, просмотрю материалы к новой статье, которые все никак не могу осилить. В домофон позвонили в тот момент, когда я про себя страстно спорила с автором одной из монографий, подвергая сомнению его выводы — у меня имелись собственные наблюдения, и они явно шли вразрез с теми, что я сейчас читала. «Странно, чего это Матвей в домофон звонит, ключи, что ли, забыл?» — подумала я, нашаривая под стулом тапки и направляясь в коридор. Но это оказалась Оксана. Не скажу, что появление подруги вечером после довольно напряженного дня на моем пороге здорово меня порадовало. Но, с другой стороны, она приехала без звонка, в такую непогоду, а это значило… Да что угодно это могло значить, напрасно я пыталась уговорить себя сделать лицо поприветливее — наверняка сейчас расскажет очередную драму из жизни киношников. С Оксаны в буквальном смысле текло — она стояла на коврике у двери и даже не шевелилась, потому что с ее юбки, короткого легкого пальто и волос лилась вода. Зонта у нее тоже не было, а, судя по совершенно синим губам и покрасневшему носу, пробыла она на улице не десять минут. — Ты с ума сошла — в такой дождь без зонтика? — Так не передавали же… — проскулила Оксанка. — Дай что-нибудь сухое, а? Мы с Оксаной находились в слишком разных весовых категориях, чтобы ей подошла какая-то моя одежда, потому пришлось наведаться в гардероб Матвея и взять там с полки простую футболку в упаковке. — Я тебе еще полотенце большое дам, вокруг бедер обмотаешь, — помогая ей избавиться от мокрых вещей, сказала я. — Беги скорее в душ, грейся, я чай поставлю. Пока Оксанка шумела водой в ванной, я унесла в кабинет ноутбук, включила чайник и налила в вазочку малиновое варенье — оно водилось в нашем доме благодаря матери Матвея. Интересно, зачем явилась Оксанка и где так долго бродила под дождем — ведь невозможно промокнуть насквозь и замерзнуть до синих губ, просто выйдя из такси. — Деля, можно, я у вас переночую? — появившись на пороге кухни с тюрбаном из полотенца на голове, жалобно проговорила она. — Ну, не выгоню же я тебя на улицу, ночуй, конечно. Только объясни, что случилось. — Я взяла сигарету, села к окну и закурила, мысленно настроившись на долгий разговор — по-другому с Оксаной быть не могло. Она устроилась на стуле, подперла руками голову и молчала. Этого молчания внезапно стало так много, что, казалось, его можно потрогать, окунуть в него руки, почувствовать, как оно перетекает между пальцев. Мне не хотелось тянуть слова клещами, я давно дала себе слово никогда больше не делать этого — привычка подруги таким образом интересничать с мужчинами, которую она пыталась реализовать и со мной, раздражала. Я докурила, налила чай в две чашки и, поставив одну перед Оксаной, сказала: — Если не возражаешь, с ужином подождем, пока Матвей не вернется. — А где он? — В академии. — Так ведь уже поздно. — Ну и что? Она покачала головой: — Совсем не боишься? — Чего? Оксана вздохнула: — Ты такая самоуверенная, Делька. Думаешь, нет никого лучше тебя? — Даже наверняка есть. Ну и что? — Мне бы твой характер, я бы далеко пошла. Ты никогда от мужиков не зависела. — Ты снова хочешь об этом поговорить? Не надоело еще? — Надоело. Но ничего ведь не меняется, понимаешь? Все время одно и то же, одно и то же… Мужики вроде разные, а результат один — жениться никто не хочет, сразу так и говорят — даже не думай об этом, никаких серьезных отношений, — пожаловалась подруга, опуская ложку с вареньем в чай. — И Колпаков такой же. — Не хотелось напоминать, но, похоже, у тебя амнезия. Колпаков женат. Да и ты вроде как не свободна. — Я в разводе. Мы просто живем вместе — ну, а как еще мне жить, где, с кем? На что? — То есть Владыкин, как обычно, выполняет роль спонсора? — Знаешь что? Я делаю для него, что могу. Но хочу от него уйти. — Ты уже уходила от него. Зачем вернулась? — Почему ты все время долбишь меня в больное место? — вспылила Оксана, отталкивая от себя чашку. — Ты ведь понимаешь, как мне плохо! Почему ты никогда меня не поддерживаешь? — В чем? В твоих постоянных поисках? Никогда не поддержу, потому что считаю, что ты ведешь себя непорядочно по отношению к Севе. Уйди от него и ищи нового, а не пользуйся Владыкиным, как залом для транзитных пассажиров. — А ты за новой парой туфель босиком ходишь? — с вызовом парировала подруга. Я поморщилась: — Тебе не пятнадцать лет, чтобы цитировать эти пошлости из соцсетей. Есть элементарное человеческое достоинство. И еще — уважение к человеку, с которым ты много лет прожила. И благодарность за то, что он терпел твои выкрутасы.