Аделина Сентябрь Утром Оксанка выглядела совершенно больной — красные глаза, насморк, хриплый голос, тяжелое дыхание. Я решительно запретила ей уезжать, велела остаться в постели и пообещала приехать пораньше — день был не операционный, так что я вполне могла себе позволить уехать. — Малиновое варенье на столе оставила, — инструктировала я из прихожей. — Есть захочешь — не стесняйся, холодильник не на замке. Только холодное постарайся не пить и не есть. — Ну что я, маленькая? — хрипло отбивалась прислонившаяся к дверному косяку подруга. — Это на всякий случай. Таблетки тоже на столе, если температура поднимется — выпей. Я умолчала о том, что, помня об Оксаниной привычке демонстративно совершать суицидальные попытки, забрала из аптечки все, что могло бы ей в этом помочь. Острых предметов она боялась, а вот с таблетками запросто могла поэкспериментировать в очередной раз. — И если тебе станет хуже — сразу позвони мне. — Да ну — обычная простуда, — прохрипела она. — Полежу, посплю, пройдет. Ты извини, Деля, что я вот так на вас свалилась… — Прекрати. К кому тебе еще идти? Все, Оксана, ложись, я побежала, Матвей ждет. Мажаров сегодня консультировал в моей клинике, я все-таки сумела настоять на своем, в душе надеясь, что эти еженедельные консультации могут разбудить в муже желание снова вернуться в операционную. Пока мой хитрый план не работал, но от консультаций Матвей не отказывался, и это было уже хоть что-то. Муж курил у машин, задумчиво глядя на окна дома. Дождя не было, но скорее это просто небольшой перерыв — все небо затянуто тучами, и похоже, что днем нас ждет вторая волна потопа. Но я, наученная вчерашним, прихватила и зонт, и резиновые сапоги, которые бросила в багажник под одобрительный смех Матвея: — Основательно. Я вот об этом не подумал, можно было рыбацкие взять. — Ты когда на рыбалке-то был? — А сапоги у матери лежат. Ну, ты готова? Можем ехать? — Можем. — Только не гони особенно, дорога мокрая. — Слушаюсь, мой господин. Я села в свою машину и первая выехала из двора — Матвей всегда предпочитал ехать следом, словно подстраховывая. Я вожу машину хорошо, но мужу, разумеется, этого не докажешь. На выезде из города образовалась огромная пробка, что вообще-то было странно для этого участка — в будний день машин из города не так много. Телефон на панели завибрировал, я включила громкую связь — звонил Матвей: — Случилось что-то, наверное. Простоим не меньше часа. — У тебя первый осмотр в десять, ты успеешь. А вот я, пожалуй, удивлю коллег опозданием. — Ничего, переживут. Опаздывать я не любила, пунктуальность являлась одним из моих, как я сама считала, положительных качеств. Потому, закончив разговор с мужем, я сразу позвонила своему заместителю Василькову: — Дядя Слава, я в пробке на выезде стою, если что — без меня планерку проведешь? — Без проблем. Мажаров с тобой? — Да. Но у него в десять консультация. — Я помню. Тут еще внеплановый случай, хотел, чтобы он тоже посмотрел. — Ну, придется подождать. А что там? — Неудачная ринопластика, спинка носа провалилась. — Извинись и попроси подождать, хорошо? — Разберусь, не волнуйся. Василькова я знала очень давно, еще с тех пор, как мне было лет двенадцать — он пытался ухаживать за моей мамой, когда ушел отец. И всю мою жизнь дядя Слава как-то очень деликатно был рядом, поддерживал, помогал советом. Он, в отличие от мамы, в меня верил и считал, что врачом я стану хорошим. Когда я открыла клинику и предложила ему место своего заместителя, дядя Слава не колебался ни секунды, и с тех пор у меня всегда был надежный тыл. Правда, оперировал он теперь все меньше — все-таки возраст, но реабилитацией пациентов занимался успешно, а также замещал меня на время отпуска, который я после замужества начала наконец использовать. Васильков не любил бумажной работы, но во всем остальном я могла положиться на него и ни о чем не беспокоиться. Снова начался дождь, поток машин двигался со скоростью хромой черепахи, я начала нервничать — ненавижу ждать, догонять и опаздывать. И особенно ненавижу ехать со скоростью два метра в час. Ко всем прочим несчастьям закончились сигареты, в бардачке новой пачки не обнаружилось — ну, а как же, если я вчера не заезжала в магазин? Похоже, что до клиники я больше не закурю, и это заставляло нервничать еще сильнее. Я в очередной раз начала копаться в бардачке, словно надеясь отыскать среди бумаг, салфеток и еще какого-то хлама хотя бы одну сигарету, когда в окошко машины постучали. Я подняла голову и увидела сотрудника ГИБДД в накинутом на фуражку дождевике: — Мы ищем врача. — Что случилось? — сразу забыв об отсутствии сигарет, спросила я, опуская стекло. — Впереди авария, там беременная, кажется, роды начинаются, а «Скорая» где-то застряла. — В следующей машине мой муж, он тоже хирург, зовите его, я сейчас. Сотрудник обрадовался: — О, повезло! Обошел столько машин — никого, а тут сразу двое. — Ну, мы не акушеры, конечно, но сделаем, что сможем. Я вышла из машины, намотав на голову прихваченный из дома палантин. Не помогло, но хоть что-то. Зато очень пригодились сапоги. Матвей, натянув на голову капюшон ветровки, уже спешил за сотрудником ГИБДД, прихватив аптечку. У него-то в ней явно побольше всего, не то что у меня… Привычка возить с собой даже стерильный упакованный скальпель всегда удивляла меня. Но Матвей не обращал внимания на шутки по этому поводу. Машина, в которой зажало беременную женщину, представляла собой довольно жуткое зрелище. Водительского места не было вообще — на эту сторону пришелся удар вылетевшей на встречную полосу машины. Женщина сидела сзади, это и спасло ей жизнь, хотя креслом прижало ноги. Матвей сразу попросил окруживших машину людей отойти и не мешать нам. Следующим этапом стала дверь, которую сотрудники ГИБДД оторвали, чтобы дать нам больше места. Я забралась в искореженную машину и взяла женщину за запястье. Она застонала и попыталась пошевелиться. — Тихо-тихо, не шевелимся, — велела я негромко, пытаясь посчитать пульс. — Как вас зовут? — Ира… — Отлично. А я Аделина Эдуардовна. Я врач, мой муж тоже, мы вам поможем. Какой у вас срок, Ира? — Тридцать восемь… — выдохнула она и заплакала: — Больно… — Где больно? — Ноги… — А живот? Живот не болит, не тянет? — Вроде нет… Матвей тем временем осматривал придавленные ноги Иры и то и дело качал головой. — Чувствуете? — Я видела, что он просунул руку в какую-то щель между креслом и ногой женщины. Она отрицательно покачала головой: — Болит колено. Понятно, ниже колена чувствительности нет, это плохо. Но пульс вроде нормальный, схваток нет — уже повезло. Роды нам сейчас вообще ни к чему, хотя срок вполне достаточный. Матвей поманил меня пальцем, и я стала выбираться из машины, но Ира схватила меня ледяными пальцами за запястье: — Не уходите… пожалуйста… — Я не ухожу, не волнуйтесь, мы вас не бросим. Я только попрошу что-нибудь теплое, вам холодно. Сейчас вернусь. Попросив молодого парня, крутившегося поблизости, найти что-то, чем можно укрыть Иру, я подошла к Матвею: — Дело плохо? — Да, правая нога сломана, похоже, со смещением, и отломок где-то пережимает сосудисто-нервный пучок, в стопе нет пульса. Еще немного — ногу не спасти. Тут не «Скорая», тут МЧС нужно. — Может, попробовать самим кресло вывернуть? — С ума сошла? У нее может начаться кровотечение, у нас ни инструментов, ни крови. Мы не можем рискнуть и ею, и ребенком. Надо ждать, выхода нет. Я повернулась к старшему наряда: — Во сколько вызвали «Скорую»? — Да уже минут сорок. — Ну, так еще раз попробуйте! Женщина ногу потеряет. — Тут вертолет нужен, а погода-то…