— При чем тут погода?! — Вряд ли разрешат вылет. — Хорошо… Я вынула телефон и позвонила своему давнему поклоннику, главному хирургу города, с которым после замужества умудрилась поддерживать хорошие отношения. — Гриша, это Драгун. Мне нужна помощь, немедленно. На восточном выезде из города авария, тут в машине беременная на тридцать восьмой неделе, ноги зажаты креслом, в правой стопе уже нет пульса, там, похоже, перелом со смещением. Мы с Матвеем сделать ничего сложного не можем. Бригады нет уже сорок минут. Помоги, пожалуйста, нужен вертолет и специалисты из МЧС. — Делька, а ты не умеешь никуда не влипать по дороге на работу, а? — поинтересовался Григорий. — Мне некогда вести светскую беседу, Гриша. Молодая женщина рискует потерять ногу. Позвони, а? — Да, сейчас все сделаю. Пусть Мажаров наблюдает за состоянием стопы, если возможно. — Спасибо, Гриша. Я положила телефон в карман и вернулась в машину. Ирина то теряла сознание, то снова приходила в себя. Я положила руку на ее живот, но, к счастью, схватки так и не появились, про себя я почти молилась, чтобы этого не произошло хотя бы до тех пор, пока не прибудет дополнительная помощь. У противоположной двери на корточках сидел Матвей, просунув руку в щель под сиденьем. Лицо мужа хмурилось с каждой секундой. — Что? — негромко спросила я. — Похоже, ты права, надо вытаскивать ногу. Если сделаем все быстро и наложим шину, можем восстановить кровоток. — А если там разрыв сосуда? — Деля, нет выхода. — А если роды начнутся? — Если мы будем тут в угадайку играть, она останется без ступни, — тихо огрызнулся Матвей, вставая, и я сочла за благо не спорить больше — он все-таки видел подобных травм больше, чем я. — Иди сюда, — велел муж, и я, снова выбравшись под дождь, обошла машину. — Поищи что-нибудь, чем можно будет плотно зафиксировать два сустава. Что-то длинное и не очень широкое. Бинты есть в аптечке. Я растерянно оглянулась, и тут мой взгляд упал на стоявший через три машины джип, на крыше которого были укреплены длинные доски. Подбежав к машине, я застучала в стекло. Водитель сразу понял, в чем дело, и предложил: — У меня в машине еще две упаковки ламината, там покороче плашки. Может, его лучше? — Да, будет идеально. Спасибо вам. — Может, надо чем помочь? — вынимая из упаковки две коричневые плашки, спросил он. — У меня есть ножовка, пила по металлу… — О, господи, да что ж вы молчите?! — заорала я, не помня себя от радости. — Берите все скорее, будем сиденье отпиливать. Когда я вернулась к Матвею в сопровождении водителя джипа, вооруженного ножовкой и пилой, у Мажарова просветлело лицо: — Ну, все, теперь точно получится. Водитель джипа Виктор под руководством Матвея принялся подпиливать сиденье, а я, держа наготове бинты и жгут, готовилась извлекать ноги Ирины. Когда Матвей убрал отпиленное кресло, я увидела картину довольно страшную — правая нога женщины была багрово-синюшной, неестественно вывернутой влево. Пульса на стопе не было, но и открытого кровотечения — тоже. Ирина застонала, очнувшись. — Может, ей обезболивающее сделать? — предложила я. — У меня только кетонал, его нельзя на ее сроке беременности. Я постараюсь аккуратно репозицию сделать. — Матвей, а если не получится? — перехватив его руку, прошептала я. — Ты совсем в меня не веришь, — улыбнулся ободряюще муж. — Я не стал бы делать то, в чем не уверен. А теперь иди к ней, возьми за руку, говори что-то, отвлекай. Ей будет очень больно, но потом станет легче. В тот момент, когда Матвей резким движением вернул стопу Ирины в нормальное положение, она издала такой крик и с такой силой впилась пальцами в мою руку, что я испугалась. Но через пару минут она уже дышала ровнее и все повторяла: — Почему колено? Колено почему? На колене была неглубокая рваная рана — видимо, что-то острое лежало в кармане чехла на спинке кресла, но никакой опасности она не представляла. Матвей наложил шину, забинтовал и колено, обработав его перекисью. И только теперь мы услышали звук приближающегося вертолета. Я почувствовала, как у меня внутри словно расслабилось что-то — теперь все будет в порядке, Ирину отвезут в больницу и там окажут всю помощь, которая требуется. Она вдруг снова сжала пальцы на моей руке и спросила: — А муж? Где мой муж? Я не знала ответа на этот вопрос, хотя догадка посетила меня сразу, едва я увидела отсутствующее водительское сиденье. Похоже, Ирина от удара потеряла сознание и не поняла, что мужа больше нет. — Все будет хорошо, — пробормотала я, уступая место прилетевшему врачу. Матвей разговаривал со вторым врачом, я не слышала слов, у меня вдруг все поплыло перед глазами, и я, пошатнувшись, схватилась рукой за машину, чтобы не упасть. Нужна была сигарета, чтобы хоть немного привести себя в равновесие. Я не чувствовала, что насквозь промокла, что с волос капает, что плащ уже не защищает, а наоборот — давит своим весом на плечи, пропитавшись водой. У меня кружилась голова, сбивалось дыхание, перед глазами мелькали мелкие точки. Никогда прежде я не могла бы и подумать, что, будучи хирургом, испытаю подобное при виде автодорожной аварии. — С вами все в порядке? — С другой стороны машины появился водитель джипа Виктор, который помог нам вызволить пострадавшую. — Да-да… простите, у вас сигаретки не найдется? — спросила я охрипшим голосом. Он протянул мне пачку и помог прикурить. После первой же затяжки я почувствовала, как отпускает, даже, кажется, голова стала кружиться меньше. — Вот ни за что бы не смог врачом работать, — сказал Виктор, притулившись рядом со мной. — Каждый день такое видеть… — Я бы тоже не смогла, — механически отозвалась я. Он удивился: — Так вы вроде врач. — Я пластический хирург, у нас по-другому всё. Звук взлетающего вертолета отвлек нас от разговора, а вернувшийся Матвей, оглядев меня, покачал головой: — И как ты машину вести собираешься? — Как обычно. Сейчас все пройдет. — Ты бы в салон села, хоть отогреешься немного. Там эвакуатор подошел, сейчас уберут с дороги остатки, и можно ехать. Я обманула мужа. Странное состояние, охватившее меня, не прошло даже в клинике, куда я доехала каким-то чудом, потому что практически не видела дороги и не разбирала, где и как еду. Надежда Август — И что — совсем ничего нельзя сделать? Лицо Светки выражало готовность немедленно помочь, но вот чем, она, разумеется, не знала. Как не знала этого и я. Квартиру отберут, тут даже сомневаться не приходится — банк государственный, все документы в порядке, мама — единственный собственник, могла делать, что захочет. А я теперь останусь на улице. Тех денег, что есть у меня в заначке, хватит на оплату одного месяца съема, а что потом? Зарплата не позволяла снимать жилье, нужно либо искать еще какие-то подработки, либо… ну, я не знаю — на чудо надеяться, на волшебника в голубом вертолете. — Может, попытаться оспорить? — робко предложила Светка. — Что оспорить? Там все законно, это ж тебе не частная контора. Да и я, по сути, в этой квартире только прописана, у меня даже доли не было. — Как вообще получилось, что ты ничего не знала? Надя, я никогда не спрашивала, считала, что это не мое дело, но теперь, когда все так далеко зашло… как ты могла не знать, что она берет эти заемы, оформляет кредиты? А главное — зачем, куда она их тратила? Говорить на эту тему совершенно не хотелось — это было так мучительно стыдно, словно Светка требовала от меня признаний в непристойностях. — Она играла в покер. Проигрывала, конечно. Я сперва не знала, а потом начались визиты каких-то странных людей, какие-то угрозы. Она начала прятаться, менять телефонные номера. А потом, видимо, поняла, что все бесполезно. Я изо всех сил ущипнула себя под столом за бедро, чтобы не расплакаться, но это не помогло. Я так давно не давала воли своим эмоциям, что уже ничего сейчас не помогло бы. Светка совсем растерялась, глядя на мою истерику, — она не знала, как вести себя в подобных ситуациях, потому что уж кто-кто, а я таких фортелей никогда не выкидывала. — Надюшка… Надюшка, ну, что ты… — Она подвинула табурет, обняла меня за плечи и попыталась развернуть к себе лицом, но я вырвалась — мне было стыдно за то, что подруга видит меня такой. — Что толку рыдать? Надо что-то придумывать. — Что? Что тут можно придумать? — провыла я, спрятав лицо в ладонях. — Буду жить в парке на лавке. — Ну, конечно! Тебе же пойти-то некуда! — возмутилась подруга. — У нас пока поживешь, это не обсуждается. — Вот именно — не обсуждается, потому что я не буду у вас жить, это совершенно исключено. Я взрослый человек, я сама должна решать свои проблемы, а не переваливать их на тебя и твою не особенно здоровую маму. — Ты, Надежда, бываешь удивительно бестактной, — вздохнула Света, отодвигаясь от меня. — Я не прошу благодарности, я просто предлагаю помощь — безвозмездно, знаешь такое слово? А ты изо всех сил отпихиваешь эту помощь, думая, как и чем будешь за нее потом платить. А мне обидно… — Света… да я же не то… — залепетала я, хватая подругу за руку, потому что поняла, что сейчас она уйдет. — Мне стыдно, понимаешь? Только поэтому… — Ты слишком, Наденька, гордая. А иногда это вредно. Вот как сейчас. Надо думать, что, например, с вещами делать — их-то не заберут, куда всё денешь? — Здесь ничего ценного. Технику продам, кое-что в гараж вывезу. Хотя нет — гараж тоже можно продать, как я раньше не догадалась… Надо объявление дать быстрее, у нас место хорошее, гараж капитальный, найдутся покупатели… — забормотала я, одной рукой потянув к себе ноутбук, а другой отодвигая пустые чайные чашки и сахарницу.