— Погоди, — Света перехватила мою руку, — может, все-таки сперва с юристом переговорить? Должны же быть какие-то лазейки, они всегда есть. — Не в этом случае. Здесь ловить нечего, квартиру заберут, тем более что я тут никто. — Но ты же наследница. — Да. Вот я и унаследовала. Долги. И это, заметь, меня еще не беспокоят маменькины партнеры по покеру, которым она задолжала, а ведь наверняка скоро тоже начнут. Светка зажмурилась. Она всегда так поступала в непонятных для себя ситуациях — зажмуривалась, словно пытаясь отрешиться от всего, чего не понимала. Я бы тоже сейчас с удовольствием закрыла глаза, чтобы не видеть того, что происходит, но что толку? Когда я их открою, проблемы не исчезнут. — Послушай, — вдруг пришла в себя Светка, — ты как-то упоминала о друге своего отца — ну, о том, что помог ему из тюрьмы раньше выйти. — Ну? — не совсем понимая, к чему она клонит, проговорила я. — А он тебе сейчас ничем не поможет? — Да ты с ума сошла! Я даже толком не знаю, кто это. Представь себе картину — тебе звонит какая-то девка и заявляет, мол, так и так, Черт Иванович, я дочь вашего стародавнего друга Жени Закревского, у меня тут такая фигня — мамаша денег должна всему городу, поэтому на кладбище скоропостижно переселилась, а у меня квартиру отобрали, я на улице живу, и жрать мне нечего. Так вы это, помогите уж, чем можете, в память о старом друге Жене. Так, что ли? Да я даже не помню, как его зовут! — Идея показалась мне настолько абсурдной, что я, вскочив, начала мерить шагами кухню от окна к двери и обратно. Светка же спокойно продолжила: — Не говори глупостей. У тебя хранится отцовская записная книжка, там наверняка есть и телефон, и имя. Повторяю — не в твоем положении быть такой гордой, Надя. Что изменится от одного звонка? — Вот именно! Что от этого звонка изменится? Прибавится ощущение собственной никчемности? Так оно уже имеется. Буду чувствовать себя оплеванной, когда он мне скажет, что знать меня не знает и не особенно хочет? Очень приятно, а главное, здорово поможет. Света шмякнула на стол салфетку, которую комкала в руке: — Вот почему ты такая, а? — Что — бедные не должны быть гордые? Это, кстати, какого-то классика цитата. — Никакая это не цитата! — Светка вскочила и кинулась в прихожую. — Это не цитата, а ты — страдающая от гордыни идиотка! Дверь бабахнула так, что я на секунду оглохла. А ночью, лежа в постели, я вдруг вспомнила, откуда эта не совсем дословная цитата про бедность. Как раз из папиной записной книжки — он любил записывать афоризмы и просто высказывания, задевавшие в нем что-то. Автора вспомнить не могла, зато явно видела страницу, на которой эти слова были записаны папиным малочитабельным почерком, который, видимо, по наследству перешел ко мне. Возможно, Светка не так уж не права, когда предлагает мне уцепиться за любую, пусть даже кажущуюся мне нелепой, попытку спастись. Ну, убудет от меня, если я позвоню этому незнакомому мне Эдику? Эдику?! Ух ты, а я, оказывается, даже имя откуда-то выудила! Ну, точно — папа его так и называл, когда вспоминал о своих подростковых проделках… Память, конечно, очень интересная штука, умеет сюрпризы подкинуть. Но самое ужасное заключалось в том, что утром, выскочив из постели и кинувшись искать записную книжку, я, перерыв всю квартиру, ее не нашла. Игорь Он полюбил ранние подъемы — чтобы вовремя добраться в клинику, приходилось вставать в пять. Но с каждым днем эта процедура переставала приносить негативные эмоции, даже наоборот — Игорь имел возможность посидеть в полной тишине за чашкой кофе и сигаретой, глядя в окно, за которым тоже было тихо. Если день обещал быть ясным, то можно было наблюдать за тем, как встает низкое осеннее солнце, совсем уже неяркими лучами нащупывая крыши домов. Но сентябрь в этом году выдался дождливым, и такие дни можно было пересчитать по пальцам. Однако утро все равно стало для Игоря любимым временем суток. Он не спеша делал пару упражнений, чтобы окончательно проснуться, принимал душ, одевался, завтракал и выходил во двор к припаркованной на одном и том же месте машине. Ехал по пустым еще улицам на другой конец города, выезжал на загородную трассу и планировал в голове рабочий день. Оперировал он теперь самостоятельно, хотя и понимал, что в его бригаде только самый опытный персонал — это Лена сказала ему по секрету, объяснив, правда, что у них в клинике так заведено. «Ваша клиника иногда удивительно напоминает элитную тюрьму, где все за всеми следят», — хотелось сказать Игорю, но он, конечно, сдерживался. Ощущение слежки он принес с собой и хорошо это осознавал, так что обвинять новых коллег было бы не очень прилично. Иногда он специально бросал какую-нибудь сомнительную фразу и ждал, где и когда ему ее процитируют, однако подобного не случалось. Игорь не мог себе объяснить, почему постоянно ищет подвох во всем, что происходит в клинике. Наверное, дело было в том, что здесь все работало иначе, чем в больнице, где он трудился раньше. Эта клиника жила по собственным законам, и они часто шли вразрез с тем, к чему Игорь привык. В этой клинике удобно было всем — и клиентам, и персоналу. Каждая вроде бы мелочь продумана, все организовано таким образом, чтобы и работа, и реабилитация проходили с максимальным успехом. Дело было даже не в деньгах, а в атмосфере, царившей здесь. Персонал улыбался не потому, что так положено, а потому, что они приходили сюда с хорошим настроением. Клиенты были всем довольны, так как за свои немаленькие деньги получали квалифицированную помощь и отличный уход. А Игорь Авдеев не мог понять, почему его что-то в этом раздражает. Увидев в коридоре лечебного корпуса незнакомого мужчину лет сорока пяти в хирургическом костюме, Игорь насторожился — в клинике он знал всех, а этого широкоплечего, коротко стриженного доктора видел впервые. Незнакомец уверенным шагом направлялся в приемное, и Авдеев последовал за ним: — Уважаемый, а вы далеко? — Он догнал мужчину и взял сзади за плечо. Тот остановился и удивленно ответил: — В кабинет. — В какой? — настаивал Игорь. — В консультативный. Если у вас всё, то меня ждет клиент. — А вы, собственно, кто? — не унимался Авдеев, которому почудилась в незнакомце какая-то опасность. — Да я, собственно, консультант, и не люблю заставлять клиентов ждать. Если хотите, я отвечу на все ваши вопросы чуть позже. Из кабинета выглянула медсестра Женя: — Матвей Иванович, вы идете? — Нет, Евгения, я пока еще стою, у меня тут внеплановое интервью с доктором… — Он повернулся к Игорю: — Как, простите, ваше имя, коллега? — Игорь Александрович. — Вот с Игорем Александровичем, — повторил незнакомец. — Но мы уже закончили. Он вошел в кабинет, а Женя, выйдя в коридор и прикрыв дверь, укоризненно прошептала: — Ну, чего вы, Игорь Александрович? У него консультация, клиент сидит в кабинете, а врача нет. — Кто это? — тоже шепотом спросил Авдеев, интуитивно понимая, что сделал что-то не то. — Да вы что?! Это же Матвей Иванович Мажаров, муж Аделины Эдуардовны. Он у нас консультирует каждую неделю, неужели вы еще не познакомились? — почти с укоризной проговорила Женя, словно бы Игорь обязан был знать мужа шефини. — Как-то случая не было. — Ну, вы нашли время… — Евгения, помогите мне, пожалуйста, — раздалось из кабинета, и Женя споро юркнула обратно. Авдеев почувствовал себя неуютно. Прицепился к мужу начальницы, задержал консультацию… И Женька наверняка раструбит, что он сделал… — Да в конце концов! — вдруг разозлился Игорь, поворачивая назад, в ординаторскую. — Почему я должен знать его? Увидел незнакомца — спросил, куда идет, что в этом такого? Но неприятный осадок остался. Игорь с детства очень страдал, попадая в неловкие ситуации. Если он сбивался, отвечая у доски, то непременно краснел до корней волос и до конца уроков считал минуты, когда же сможет наконец убежать домой. Если неловко падал на физкультуре, ему казалось, что все смеются за его спиной, показывают пальцем, передразнивают. В институте, хотя и был в числе отличников, всегда боялся сказать что-то не то, неправильно выполнить манипуляцию на манекене, оговориться на научной конференции. От этого мешающего чувства неловкости за любое свое действие никак невозможно было избавиться. Но Игорь научился мастерски скрывать это, так что никто, глядя на него, не мог подумать, что этот высокий красавчик иной раз сам себе напоминает загнанного зайца, по следу которого летит свора гончих. Внутреннюю неуверенность Авдеев учился контролировать годами, раз уж не мог избавиться от нее окончательно. Во многом из-за нее он так опасался разговоров с психологом, справедливо боясь, что тот сумеет это разглядеть. В обычной жизни в подобном состоянии нет ничего ужасного, но в момент, когда в твоих руках чья-то жизнь, именно неуверенность в себе может здорово все осложнить. В ординаторской Авдеев послонялся туда-сюда, перебрал папки на столе, а потом решил сам рассказать обо всем Драгун. Его почему-то очень тяготила эта неловкая, но в общем-то житейская ситуация, и он захотел сам поговорить об этом, не дожидаясь, пока освободится Мажаров и выставит его, Игоря, дураком. — Аделина Эдуардовна, к вам можно? — постучав в дверь ее кабинета, спросил Авдеев. Ему никто не ответил, а референта Аллы на месте почему-то не оказалось — стол в приемной пустовал, а компьютер был выключен. Решившись, Игорь толкнул дверь и вошел в кабинет. Драгун лежала на полу без сознания. Все сомнения, вся нерешительность Игоря мгновенно испарились — перед ним была пациентка, нуждающаяся в помощи. Он опустился на колени, нащупал пульс, потом поднял оказавшуюся совсем легкой начальницу на руки и перенес на диван. Она не приходила в себя, хрипловато дышала и казалась совершенно больной. Дотронувшись до ее лба, Игорь понял, что у Драгун еще и температура, надо бы жаропонижающее и домой, раз уж муж здесь. Он подошел к столу, снял трубку внутреннего телефона и четким голосом попросил медсестру с первого поста принести в кабинет главы клиники термометр и шприц с жаропонижающим. — Ой, а что случилось? — сразу всполошилась дежурившая там сегодня Наташа. — Пожалуйста, Наталья, не рассуждайте, а поскорее принесите все, что я попросил, — невольно копируя манеру Мажарова, повторил Игорь и, положив трубку, вернулся к дивану. Ресницы Драгун начали подрагивать, и Игорь, осмелев, тихонько похлопал ее по щекам: — Аделина Эдуардовна… откройте глаза… вы меня слышите? Она вздрогнула, попыталась сесть, но Игорь удержал ее за плечи: — Не надо так. Вы сознание потеряли, сейчас нужно полежать спокойно. — Что… что случилось? — спросила она хриплым голосом и закашлялась. — Как вы сюда попали? Игорь даже сам забыл, зачем пришел — настолько поразился, увидев начальницу на ковре в обмороке. Да сейчас причина уже и не казалась столь важной. В дверях показалась Наташа с лотком, и Драгун удивленно уставилась на нее: — В чем дело? — Игорь Александрович распорядился, — растерянно проговорила Наталья, переводя взгляд с лежащей на диване начальницы на сидящего рядом с ней Авдеева. — Да, спасибо, — Игорь поднялся и взял лоток, протянул Аделине термометр: — Пожалуйста… Она не стала возражать, сунула в подмышку. Наталья нерешительно мялась на пороге, не зная, что делать, и Игорь по-хозяйски предложил: — Вы пока посидите, Наташа, возможно, придется инъекцию сделать. — А что ж вы сами? — брякнула медсестра, и у Авдеева тут же вспыхнули, как в пожаре, уши и лицо. — Ой… простите. Игорь Александрович, я что-то совсем… Игорь боялся обернуться, ему казалось, что в ту же секунду Драгун разразится смехом и сегодняшний день можно будет считать самым позорным в его биографии. Он смотрел под ноги, проклиная про себя недотепу Наташку, до тех пор пока Аделина хрипло не произнесла: — Так, врачеватели, у меня тридцать девять и две, колите и оба уходите отсюда, мне работать нужно. Игорь с облегчением вздохнул и повернулся к Наташе: