— И вот опять это слово. — Тут реально не в слове проблема, — покачал головой я. — И кто вы здесь? Отец-настоятель? Главный демон, которому они поклоняются? — Для Наташи я — друг, для остальных — такой же гость, как и вы. Я здесь по личным вопросам. — Да? А после этих личных вопросов тут не исчезнет человек пять? Как ни странно, до меня только теперь дошло, что в чем-то я его уже подловил. Я не мог отследить, где и чем Батрак жил раньше, что делал… Но сейчас я получил возможность проверить нечто очень важное. Если и тут кто-то пропадет, пусть даже после его отъезда, это точно будет его вина! Я пока слабо представлял, как докажу ее, но знал, что не сдамся. Судя по тяжелому взгляду, он тоже это понял, однако остался невозмутим. — Знаете, один мой разговор с Региной был спокойным, другой — нервным. И в спокойном, когда все шло хорошо, она больше говорила о вас, чем о себе. Не думаю, что она делала это осознанно или даже замечала. Просто вы были центром ее мира. Я тогда решил, что это просто очередное проявление женской влюбленности, и это до сих пор кажется мне верным. Но я вынужден признать, что нечто необычное в вас есть. — И что, по этому радостному поводу вы меня теперь не убьете? Подразумевалось, что это шутка. Кто вообще говорит о таком открыто, даже если планирует убийство? Однако Батрак даже не улыбнулся. — Да, в какой-то момент я допустил, что проще всего будет устранить вас, Николай. Вы стали приставучим, как репейник, а здесь — идеальные условия. Но кое-чем вы меня все же заинтриговали. — Вы в своем уме вообще? — только и смог произнести я. — Соображаете, что несете? — Вполне. Прошу прощения, что прервал ваш ужин. Отдыхайте, меня можете не опасаться. Побудьте со мной здесь, если угодно, понаблюдайте. И посмотрим, пропадет кто-нибудь или нет. Он поднялся из-за стола, чуть наклонил голову в знак прощания и направился к двери. А я так и остался там — размышлять, что из всего этого уголовно наказуемого бреда он сказал всерьез, а чем просто пытался меня запугать. Впрочем, не важно. Если я останусь в секте, я все равно узнаю. А я собирался остаться. * * * Тренировка была скорее эффектная, чем толковая, но этого следовало ожидать. Большинство рекомендаций из интернета такие. Ладно уж, раз озадачился этим, выполню, а вот повторять вряд ли буду. Самым сложным было закрепиться ногами на перекладине, подвешенной под потолком, на ней я обычно подтягиваюсь. Это и для того, у кого две руки, тот еще вызов, а когда у тебя одна и протез, рассчитанный на строго заданную нагрузку, приходится покрутиться. Но у меня получилось, и уже это я мог считать достижением. Перекладина теперь была у меня под коленями, а я висел вниз головой, ровно что та летучая мышь. Дальше схема была нехитрая: скручивания, нагрузка неслабая, но достижимая способами попроще. Зато весело по-своему. Рэдж сидела на подоконнике и наблюдала за мной. Она тренировку начала раньше, теперь вот закончила, но все еще оставалась в костюме для йоги, так что и мне наблюдать за ней было приятно. Однако я наслаждался видом супруги чисто эстетически, а вот у нее взгляд был задумчивый, видящий меня и одновременно не меня, а нечто большее. Знаю я этот взгляд. Он означает, что Рэдж опять понесло куда-то далеко-далеко, в высокие материи, и очень скоро она ляпнет что-нибудь философское. У нее это бывало: хотелось поговорить о смысле жизни и его окрестностях. Я не возражал. Во-первых, она болтала не только об этом, могла и матч обсудить, и ремонт машины. Во-вторых, мои бывшие никогда в наших беседах не заходили дальше рассуждений о том, что дети — цветы жизни. Судьбы Вселенной и терзания души их не слишком интересовали. На их фоне Рэдж была приятным контрастом. Интуиция меня не подвела: отставив в сторону бутылку с водой, супруга поинтересовалась: — Ты знаешь, за что я тебя люблю? — Внезапно, — оценил я, снова замирая в позе летучей мыши. — Обычно дамы интересуются, за что любят их! — И часто у тебя таким интересуются? — хитро прищурилась Рэдж. — В жизни всякое бывало. Нет, серьезно, куда тебя понесло? — А что тут такого? Разве ты не задумывался об этом? Вообще о таком? Любовь — такое сложное чувство… У нее должны быть причины! — Тогда я — беспричинная эгоистичная сволочь, — рассудил я. — Меня устраивает просто то, что ты меня любишь, без разбора на составляющие. — Нет, но это же любопытно! Я точно знаю, что влюбилась в тебя почти сразу, это очень легко — в тебя влюбиться… Ты же красивый, умный, а главное — свободный… Да, влюбилась я в эту свободу. Лестно, не скрою. Все дело в том, что Рэдж заводила такие разговоры абсолютно искренне, как ребенок, впервые открывающий для себя то, что осенью листья краснеют, а светлячки светятся в темноте. С ней можно было не опасаться, что беседа о любви ко мне упрется в итоге в требование подарить ей новый айфон. Я не стал делать вид, что для меня это просто ничего не значащий разговор вежливости. Я прервал тренировку и спрыгнул на пол. Рискнул, не скрою, и мог бы свернуть шею, но на ногах все-таки устоял, а победителей не судят. Даже мне после такой нагрузки требовалось перевести дыхание, и возобновлять разговор я не спешил, а Рэдж продолжала: — Короче, с влюбленностью мы определились. Хотя влюбленности у меня случались и раньше, что скрывать, ты и так знаешь! — Знаю, но лишний раз вспоминать не хочу. — Ай, забудь, прошлое — пустое! Но я никогда до тебя не любила. Это намного сложнее, объемнее, важнее… Ну и вот мне стало интересно: когда влюбленность перешла в любовь, почему? Влюбленность — она ведь больше про анатомию, про гормоны… А любовь — про душу. — Не уверен, что сейчас не сказану ничего такого, что не испортит тебе запал. Прозвучало как-то пренебрежительно, как будто меня ее признания вообще не волнуют. Это было неправдой. Просто на сей раз Рэдж умудрилась смутить даже меня, привыкшего к ее странностям. К счастью, она знала меня достаточно хорошо, чтобы не обидеться, она лишь мягко улыбнулась: — Тогда слушай дальше! Я очень много думала об этом. Я наконец поняла, что отличает тебя от других, которые были и исчезли. Они были просто временным идеалом, спутниками, любовниками… А ты — все это и еще мой лучший друг. — То есть я отличился тем, что уже в браке попал во френдзону? — Все-таки сказанул лишнего, — укоризненно заметила Рэдж. — Нет, а ты подумай, насколько это важно! Я тоже в какой-нибудь соцсетке могу написать поверхностную муть вроде «Каждой девочке нужен сильный мальчик». Но знаешь, что нужно по-настоящему? И не только девочке, не только мальчику, а любому человеку в любом возрасте? Любому человеку нужен друг. Хотя бы один, но настоящий, лучший. Жизнь — она ведь проще не становится, бьет порой так сильно… И вот когда она сильно бьет, хочется всю энергию бросить на противостояние, а назад не оборачиваться, потому что ты знаешь: за спиной лучший друг, удара оттуда не будет. Когда я поняла, что мой лучший друг — это не те, кого я знаю всю жизнь, не Юлька и не Зоя, а ты и без тебя мне уже никак, я убедилась, что люблю тебя по-настоящему. Вот так-то! Я ошибся. Вернее, не ошибся, а чуть недооценил ситуацию. Рэдж хотелось не столько пофилософствовать, сколько понежничать. Ну а я что, против? Я подошел ближе и подхватил ее на руки. Надо признать, что, когда я носил косметический протез, такой трюк был бы невозможен, эта пробка просто слетела бы — и все. Но хвала тем, кто изобрел бионический протез, вот кому Нобелевку давать надо! Я наловчился поднимать свою жену на руки: большую часть веса брала на себя левая рука, а правой я поддерживал Рэдж и давал ей опору, чтобы она не упала. Я поднял ее, закружил, и она засмеялась, прижимаясь ко мне. — А я не раздумываю, почему я тебя люблю, мне хватает самого факта, — признал я. — Вот такой я простой и непритязательный человек. — Не-е-ет, ты совсем не простой, — улыбнулась Рэдж. — Мне с тобой повезло… и одновременно не повезло. — Так, я сейчас кого-то в окно уроню, тогда и узнаешь, что такое невезение! Чего это тебе не повезло? На самом деле я не был обижен. Я был счастлив с ней. Но даже в счастье можно иногда поворчать. — Повезло в том, что я нашла тебя, не каждому доводится найти лучшего друга в любимом человеке. А не повезло в том, что, если мы вдруг расстанемся, я просто не смогу жить. Если бы в ее голосе мелькнула хотя бы тень пафоса, получилось бы нелепо. Но признание Рэдж было похоже на сухую фразу из учебника биологии. Мол, если отрубить человеку голову, он не очень-то поскачет! С расставанием та же фигня. От ее уверенности мне почему-то стало жутко, и я привычно поспешил скрыть неловкость за смехом: — Пф-ф! Придумала тоже! С чего нам расставаться? Я, может, человек и не самый осознанный, зато весь твой! Этого тебе мало? — Этого мне в самый раз! Ты прав, мы не расстанемся никогда. Я уж точно тебя не брошу, ни за что! Я тебя покину, только если умру, а если я умру, мне уже будет все равно, остальное — твои проблемы! — Регина Полярина, прекращай! Я поцеловал ее, чтобы она прекратила нести чепуху, чтобы в страсти, в жаре ее губ сжечь кольнувший меня страх. Умрет она — нашла чем шутить! У кого из нас больше шансов первым сыграть в ящик? Я старше ее, занимаюсь экстремальным спортом, да и, по статистике, люди в моем состоянии умирают раньше. И в этих мыслях тоже был определенный эгоизм. Тот из любящих, кто уходит первым, отделывается легко. По-настоящему страдает тот, кто остался. * * * Цепляться за сон больше не получалось, но я все равно пытался. Это было одно из тех сновидений, что приходят перед самым рассветом, в полудреме, и оттого получаются особенно яркими и четкими. Если бы в такое время явился очередной кошмар, было бы совсем тяжко. Но я увидел один из тех дней, которые всегда считал лучшими, — я, и Рэдж, и комната, полная света… Ее сложные разговоры и мои незамысловатые признания. Я никогда не думал, что мне будет так сильно не хватать этого, потому что вообще не задумывался над подобными темами. Я был на сто, на двести процентов уверен, что никогда ее не потеряю. А получилось вот как. Но ничего ведь еще не кончено! Чтобы напомнить себе об этом, я возвращался к образу девушки, идущей по незнакомому городу в тот потусторонний дом. Это была Рэдж, пусть она и не отозвалась. За это нужно держаться, даже если мне трудно сейчас. Хотя вот прямо в этот момент мое существование было довольно мирным. С тех пор, как Батрак свалил в закат, я все ждал подвоха. Он уже понял, что заболтать меня не получится, и недвусмысленно угрожал. У меня были все основания предполагать, что ночью ко мне явятся борцы с протезами и их носителями. Я обошел весь дом, убедился, что двери и окна надежно заперты. Причем запирались они не на какие-нибудь замки, ключи от которых были у всякой шушеры, а на крепкие задвижки. Такую не обманешь! Это все равно не гарантировало мне безопасность, и я собирался бодрствовать до рассвета, да не сложилось. Сначала просто прилег отдохнуть, потом меня разморило, и глубокий пустой сон перешел в видение, где были я, Рэдж и все у нас шло хорошо. Мне такие подарки редко достаются, от них не отказываются. Теперь вот я проснулся и, не вылезая из кровати, упрекнул себя за беспечность. Не слишком активно, ведь я все еще был жив, не покалечен, не связан и вообще — один. В окно пробивается тусклый свет, а значит, утро не такое уж раннее. Странно, что меня не разбудили — видно, пожалели гостя, ведь в деревнях обычно просыпаются по темноте. Хотя в секте могут быть свои порядки, тут же сейчас реально нечего делать, смысл вставать? Или они собираются в кружок и по два часа порицают технологии? Не важно. Я решил остаться здесь не для того, чтобы наставлять их на путь истинный. План у меня был простой и бесхитростный: мотать нервы Батраку. Я собирался следить, что он делает, и последовать за ним, когда он соберется покинуть деревню. Решение не самое мудрое и безопасное, знаю. Но оно как минимум собьет его замыслы, если он тут собирался кого-то похитить. Морально я подготовился к тому, что это будет дуэль упрямства. Батрак наверняка начнет изображать обычного дядьку на отдыхе. Я не буду изображать ничего, просто ходить рядом и злобно на него пялиться. Что сделает Наталья — увидим. Только время покажет, кто из нас сорвется первым. Пока же я был намерен раздобыть себе завтрак. Вот так, даже к большой цели можно идти маленькими шагами. Я, естественно, не доел все, что они мне тут накидали на ужин, но убрал остатки в холодный погреб на кухне, холодильников в секте не было как явления. Теперь из этого можно было соорудить что-нибудь путное. Из спальни я перешел в гостиную — она была проходной на кухню. Вот только путь я не продолжил, так и застыл там перед столом, за которым мы вчера беседовали с Батраком. Потому что я этот стол вечером оставлял чистым, разве что накрытым белой скатертью.