– Ужасная история! – знобко повел плечами профессор. – Прямо как снова вернулись в девяностые. Что касается этих алмазов, то они уже признаны искусственными? – Наши эксперты сразу же установили, что это не природные, а синтетические алмазы. В кармане погибшего бродяги их оказалось двенадцать штук. Скорее всего у продавца их было гораздо больше. – Но их, следует понимать, не нашли? – Нет, не нашли, – отрицательно качнул головой Лев. – Как показало предварительное расследование на месте происшествия, после перестрелки там появились еще несколько человек. Они унесли с собой трупы налетчиков – видимо, это были члены одной и той же банды, – а машину с трупами продавца и покупателя подожгли, прихватив с собой остаток товара и деньги покупателя. Скажем, пистолет бельгийского производства, из которого отстреливался один из сидевших в машине, бесследно исчез. Металлический кейс с кодовым замком, обнаруженный в обгоревшей машине, предположительно мог вместить до нескольких килограммов алмазов. – Вы полагаете, что он весь был заполнен алмазами? – Допускаю. Да пусть даже их там было всего полкило. В любом случае – это ж какие деньги! Верно? Это огромные деньги! И еще вопрос, кем и на что они будут потрачены… – Давайте зайдем в нашу лабораторию, пусть наши девчата их исследуют, может быть, удастся выяснить что-то интересное. Они спустились на первый этаж и, пройдя по коридору, вошли в просторное помещение, наполненное запахами каких-то химикалий. Помимо классических колб, реторт и горелок, здесь в изобилии имелись всевозможные электронные приборы, совершенно непонятного назначения для непосвященного. Сотрудницы лаборатории самых разных возрастов – от студенческого до предпенсионного – при появлении профессора с незнакомым гостем с интересом воззрились в их сторону. Калмыков вкратце пояснил суть своего визита и попросил: – Девчата, вы, так сказать, выжмите из этих камешков максимум информации. Хорошо? – Сделаем, Виталий Андреевич! – взяв у Гурова пакетик с алмазами, пообещала крупная дама, как и все прочие, одетая в белый лабораторный халат, назвавшаяся Фаиной Людвиговной. – Какие великолепные кристаллы! Да, давно таких не видела… – Вас, может быть, чаем угостить? – предложила еще одна, улыбчивая, с задорной рыжей челкой, свисающей из-под белой лабораторной шапочки, указав на столик за стеклянной перегородкой. – Угощайте! – кивнул профессор и вполголоса пояснил Льву: – Чай у них всегда хороший, с мелиссой. Очень ароматный! Гуров и Калмыков прошли в лаборантскую бытовку, где все та же улыбчивая сотрудница проворно накрыла стол и налила чай. Отпив из своей чашки, профессор усмехнулся и хитровато спросил: – Люся, а ты, часом, в чай нашему гостю ничего приворотного не добавила? А? – Нет, Виталий Андреевич, не добавила… – отчего-то вдруг засмущалась та. – Виталий Андреевич, вы за меня не беспокойтесь, – безмятежно улыбнулся Лев. – На меня не действуют даже самые сильные приворотные снадобья. – Правда?! – Девушка отчего-то вдруг огорчилась. – Какая досада! Вот так в девках и помрешь, не изведав семейной жизни… Гуров и Калмыков при этих словах дружно фыркнули. – Эх, надо было сюда приехать не мне, а моему лучшему другу… – взглянув на лаборантку, сочувственно посетовал Лев. – Уж он бы заколдовался в момент, да еще и с большим удовольствием! Когда чаепитие подходило к концу, в бытовку вошла сотрудница с пакетиком алмазов. Подав его Гурову, лаборантка сообщила, что данные камни действительно искусственного происхождения, при этом имеют очень высокое качество, но пока очень сложно определить, какова именно методика их производства. Во всяком случае, их атомарная структура такова, что ни си-ви-ди (химическое осаждение из газовой фазы), ни эйч-пи-эйч-ти (высокое давление, высокая температура) к их синтезу отношения не имеют. Кроме, так сказать, чрезмерной чистоты алмазов, они оказались процентов на тридцать тверже природных. Не вполне обычными оказались и их иные физические свойства. Будучи диэлектриками, при определенной температуре они по совершенно непонятным причинам вдруг становились проводниками, хотя каких-либо примесей в их составе не имелось. Отметив этот факт, лаборантка особо подчеркнула, что эти свойства предоставленных для экспертизы алмазов необычны, уникальны и в техническом плане, по сути, бесценны, поскольку могут стать основой нового типа электроники. – Я так думаю, тот, кто эти алмазы сделал, очень большого ума человек! – констатировала она. – Нам хотя бы один такой камешек для дальнейших исследований. Я ведь только «галопом по Европам» их исследовала. А есть еще и множество других параметров, которые хотелось бы проверить… – Лев Иванович, как бы нам раздобыть образцы таких алмазов для более глубоких исследований? Что скажете? – повернулся профессор к Гурову. – Лично я – только «за»! – развел руками Лев. – И хотя эти алмазы все еще считаются вещдоком, я поговорю с руководством, чтобы изыскали возможность какую-то часть выделить вашему НИИ. – И еще, Лев Иванович… – Калмыков, глядя в пространство, несколько раз энергично сжал и разжал пальцы рук. – Если вам удастся найти этого умельца, который придумал производство таких алмазов, пришлите его в наш институт. Хорошо? – Будем иметь в виду… – пообещал Лев, собираясь откланиваться. Обменявшись на прощание рукопожатием с профессором, он вручил ему свою визитку и уважительно отметил: – Чувствуется, что со спортом дружите! Энергии вам не занимать. – Да, Лев Иванович, дружу! – улыбнулся тот. – Каждое утро – пробежка пять километров, на работу – только на велосипеде. Меня уже внуки укоряли: «Дедушка, ты на дедушку-то совсем не похож. Другие дедушки на лавочках – «кхе-кхе», ходят с палочкой, а ты быстрее нас по лестнице взбегаешь. Даже перед друзьями неловко!» Попрощавшись и с лаборантками (Люся не преминула пригласить Гурова в их НИИ «как-нибудь еще разок заглянуть»), он вышел на улицу, и в этот момент запиликал его телефон. Это был начальник информотдела майор Жаворонков. Он сообщил, что нашел настоящего хозяина «Ситроена». Им оказался житель Подмосковья, некто Арсений Лобух, проживающий в поселке Болотово по адресу: улица Кирпичная, двадцать. В базе данных МВД и ФСИН он не значится. Согласно информации, взятой в территориальном ОВД, Лобух – коммерсант, имеющий продуктовый магазин в Болотово. Пока что о нем ничего больше толком выяснить не удалось. Поэтому в данный момент двое сотрудников отдела собирают о Лобухе всю возможную информацию из самых разных источников. Что касается владельца «Форда», то даже самые заурядные сведения о нем удалось получить с немалыми сложностями. – Видите ли, Лев Иванович, тут такой деликатный момент… – досадливо вздохнул майор. – Мы с белорусами вроде бы крепко дружим, однако последние года три все чаще замечаю, что работать с ними становится все сложнее и сложнее. Всякий наш запрос теперь проходит определенную процедуру согласований, иной раз очень долгую. Вот и насчет «Форда» я послал запрос еще вчера, а ответ пришел только сейчас, к тому же не самый подробный. Значит, зовут хозяина машины Шашарин Витослав Александрович, прописан в Витебске, улица Полесская, дом шестнадцать, квартира семь. В данный момент числится ночным сторожем на базе отдыха «Звездная». Это все. Я сообщил им о смерти Шашарина, и они сказали, что передадут эту информацию в свой МИД, чтобы там решили вопрос с отправкой тела в Витебск. Поблагодарив Жаворонкова, Гуров набрал номер Стаса. Как оказалось, Крячко тоже завершил свой визит в Институт минералогии и уже направлялся в Главк. – Ты же тоже сейчас подъедешь в «контору»? – поинтересовался он. – Да, пожалуй… – немного подумав, ответил Лев и добавил: – Тут уже и время близится к обеду, так что, наверное, первым делом сходим в нашу кафешку. Минут через двадцать он припарковался у Главка, и тут же на своем ретро-«мерине» следом подрулил Крячко. – Ну, как успехи, что удалось узнать нового? – жизнерадостно ухмыльнулся Стас. – Кстати, мчимся в харчевню? Они направились в сторону кафе, на ходу обсуждая свои текущие дела. – Я в это НИИ ездил не с пустыми руками – брал с собой три камня на исследование, их там изучали, – неспешно шагая по тротуару, сообщил Гуров. – Алмазы и в самом деле не природные, но высочайшего качества и с необычными свойствами. – Ух ты! Брал с собой камни? А как же наш Петруха-перестраховщик? Небось упирался всеми четырьмя, чтобы не дать? – Четырьмя не четырьмя, но двумя – это точно, упирался… – усмехнулся Лев. – Там и Махов разводил плач Ярославны. Так что пришлось использовать некоторый нажим, и не зря. По мнению старшей лаборантки, у этих алмазов необычные электротехнические свойства. Обычные алмазы, как известно, диэлектрики, а графит – проводник. Так вот у этих алмазов есть определенный температурный момент, когда они из диэлектриков вдруг становятся проводниками. У меня тамошние сотрудники просили хоть один алмаз на более глубокое исследование. Сейчас зайдем к Петрухе, попробую уломать. А еще просили, если найдем спеца, который эти камни сотворил, то они хотели бы его у себя видеть. – Смотри-ка, спеца им подавай! – язвительно хмыкнул Стас. – Небось, если к ним прямо сейчас придет какой-нибудь самодеятельный изобретатель, так они его грязной метлой погонят, типа: пшел, пшел, отсюда – не хрена тут всяким полоумным околачиваться! Я как-то разговаривал с одним инженером. Помнишь дело о хищении платиновых тиглей с завода оптического стекла? Вот, он мне рассказывал. К ним, в их ведомственное КБ, как-то пришел один мужичок, который разработал состав стекла, позволявший видеть в ультрафиолетовом спектре невооруженным глазом. Представляешь, какая офигенная хреновина?! Ну, и? Ему тут же от ворот поворот дали. Мол, ты – шизофреник, одержимый бредом сверхценных идей. А через полгода стало известно, что он уже в Штатах, его приняли в какую-то тамошнюю корпорейшен, и он сварил им это суперстекло. – О как! И что же, неужто американцы его озолотили? – спросил Лев с оттенком недоверия и иронии. – Ага, «озолотили»… – сердито хохотнул Станислав. – Держи карман шире – козлы везде одинаковы. Там вообще с изобретателем такая жопа получилась! Когда он все им сделал, все расписал от сих до сих, они эту разработку тут же присвоили, а его выставили на улицу. Денег дали только на билет до России. Типа, русский сделал свое дело – русский может проваливать на все четыре стороны. Ну, домой он не поехал – все бегал по судам, все пытался доказать, что его использовали и кинули. Только толку вышло ноль. Сейчас где-то там бомжует, по амерским мусоркам шарится… Вот такие, блин, пироги… Они вошли в кафе и, сев за свободный столик, сделали заказ, после чего продолжили разговор. Стас рассказал о своем визите в Институт минералогии. Прибыв туда, он встретился с заведующим кафедрой сверхтвердых минералов. Профессор Викуленко оказался человеком очень эрудированным (а каким еще мог бы быть профессор?!) и весьма общительным. А еще он явил себя неудержимым оптимистом и в некотором смысле романтиком минералогии. Рассказывая про алмаз, профессор прочел Станиславу лекцию-оду об углероде. – Углерод – это самый загадочный и удивительный элемент периодической системы Менделеева! – восхищенно повествовал он. – Даже с точки зрения нумерологии он не случайно стал основой белковой жизни. В системе Менделеева углерод занимает шестую клетку и имеет атомный вес, выраженный числом «двенадцать». А двенадцать, как вы, наверное, знаете, число почти мистическое. Давайте сложим один и два, и получится три. А три – цифра, кратная девяти и числу сто восемь, которое на Востоке считается священным. – А почему именно сто восемь – священное? – недоумевающе уточнил Крячко. – Вроде бы счастливым числом всегда считалась семерка. Вон, наши «крутые» за любые деньги покупают на свои авто госномера с тремя семерками. – Все дело в девятке. Это тоже – число, представляющее собой вселенскую загадку. Умножьте на девять, например, тридцать два, там, семьдесят три, сто сорок девять… Ну, и любое другое число, пусть даже оно из тысячи знаков. Умножили? Сложите все цифры произведения, и в конечном итоге вы получите все ту же девятку! Ни одно другое число такого результата не дает. Ни восемь, ни семь, ни пять… Только ноль чем-то напоминает девятку – результат умножения на ноль всегда равен нулю. Слушая своего чуточку экзальтированного собеседника, реалист Станислав попытался направить разговор в единственно интересующее его русло расследования: – Леонид Юрьевич, это все очень занимательно, однако какое отношение нумерология имеет к синтетическим алмазам и убийству пяти человек? Жизнерадостно рассмеявшись, Викуленко шутливо погрозил ему пальцем и с сокрушенным вздохом пояснил: – Вы мне напоминаете моих некоторых студентов, которые на лекции записывают только то, что, по их мнению, не выходит за рамки темы. А все остальное они пропускают мимо ушей. Но зато потом, когда нужно теоретически, с философских позиций обосновать те или иные явления или процессы, они лишь беспомощно хлопают ртом, подобно рыбе, выброшенной на песок. Обреченно вздохнув в ответ, Крячко решительно махнул рукой: – Согласен! Я – само внимание! И профессор продолжил свою лекцию. Он обратил внимание Стаса на парадоксальность и уникальность физических и химических свойств углерода. Будучи, по сути, эталоном черноты и синонимом податливости в форме графита, в форме алмаза он во многом является эталоном твердости и прозрачности. Соединяясь с одними металлами, углерод придает многим из них невероятную твердость, тугоплавкость и стойкость к любым кислотам. В соединении с другими металлами он, наоборот, химически активен. – В детстве-то, наверное, экспериментировали с карбидом кальция, который мальчишки именовали «карбиТом»? – выразительно взглянул на Станислава профессор. – Крали его или выпрашивали у сварщиков, кидали в бутылку с водой и забивали ее пробкой. Ну, а потом – дай бог ноги! Ну, чтобы успеть спрятаться за углом и не получить осколочного ранения от взорвавшейся бутылки… Было такое? – Было… – «покаянно» вздохнул Крячко. – То-то же! По лицу вижу, что бывший хулиган. Кстати, моя самая любимая категория студентов. Это такие дотошные чертяки, которые лезут в любые детали и чихают на устоявшихся авторитетов. Они способны на невозможное, а это – самое ценное в ученом. Был у меня когда-то один такой… О-о-о! От его проделок весь институт стонал. Но умница – каких поискать. Помню, он все порывался придумать способ очень простого и легкого синтеза искусственных алмазов. – Что вы говорите?! Оч-чень интересно! А можно о нем поподробнее? – Сразу же почуяв что-то очень важное, Крячко даже подался вперед. Он интуитивно ощутил, что эта информация может оказаться чрезвычайно важной. Викуленко, слегка вздохнув, кивнул головой и стал рассказывать: – Он поступил в наш институт в конце девяностых. Парень из какой-то то ли рязанской, то ли саратовской деревни… По натуре, как таких называют, – «оторви да выбрось». Но при этом – светлая голова, великолепная память и завидная способность к аналитике. Вот усидчивости у него было маловато. Он лекции никогда не писал – запоминал все с лету. А на лекциях занимался тем, что писал записки своим однокурсницам. – Что, бабник был? – усмехнулся Станислав. – Ну, скажем так, «правильный бабник». У него было что-то вроде «кодекса чести» бабника, и он каких-то низостей и подлостей никогда не допускал. Скажем, еще совсем зеленых, нецелованных он не трогал, хотя многие из них не прочь были бы с ним погулять. Нет, он встречался со всеми претендентками на его сердце, но тем, что еще «не вкусили запретного», обычно говорил: «Ну, все, погуляли и – хватит. Иди, радуй маму и не делай глупостей, пока не выйдешь замуж. Успеешь еще начудить!» Ну, а с нашими институтскими общепризнанными «светскими львицами» куролесил направо и налево. Вершиной его донжуанских успехов стал роман с женой нашего проректора по научной работе. – Его что, на теток тянуло? – поморщился Крячко. – Какая «тетка»?! – категорично отмахнулся профессор. – Молодая красавица, лет двадцати пяти. О-о-о! Любая голливудская знаменитость в сравнении с ней – скромная серая мышка. За ней пытались приударять все наши местные ловеласы, но впустую. А он с ходу ее завоевал. Когда это стало известно, разразился жуткий скандалище. Парня чуть не выгнали из института за несколько дней до защиты диплома. Но я его отстоял, хотя нажил себе врага на всю оставшуюся жизнь. Кстати, в том, что все узнали о ее романе с Володькой Захаровым, виновата она сама. Да! Баба есть баба. Ночь с ним провела, а наутро побежала рассказывать об этом своим подружкам. А что такое бабская «дружба» – известно всякому. Они тут же поставили в известность ее муженька, и он учинил разборку на весь институт. – Они развелись? – Да, она ушла от него сразу же. И, я так понял, у Лерки с Володькой были планы пожениться. – Ее звали Валерией? Красивое имя. Но они, как явствует из сказанного вами, не поженились… – К сожалению, нет, – с непонятной горечью ответил Викуленко. – Вскоре после окончания института он попал в тюрьму. – Как в тюрьму? А за что его посадили? Неужели из-за той самой истории?