11. Четвертая власть Флаг на башне блаженной Маргариты загорелся примерно в полдень (очаг возгорания был зафиксирован в 12:25 и ликвидирован к 12:45 – так значилось в протоколе мильхенбургской пожарной охраны). Но уже к шести часам вечера того же дня во всех газетных киосках, на лотках в магазинах, аптеках, офисах, на вокзале и в городском музее появился внеочередной, экстренный выпуск «Вафельных ведомостей». Газета кратко описывала происшествие, приводила показания очевидцев, официальное сообщение пресс-секретаря местной полиции и пожарной охраны, высказывания авторитетных горожан (бургомистр пока оставил происшествие без комментариев) и местного пастора. Но самую большую, самую заметную и самую обсуждаемую часть выпуска составила передовая статья, написанная главным редактором Шпателем. Статья начиналась на первой полосе газеты, продолжалась на развороте и заканчивалась на последней странице, среди рекламы и объявлений. И каждый, кому она попадала в руки, внимательно прочитывал написанное – от первой до последней строчки. «Вот мы и дожили, дорогие читатели, до этого позорного часа! – говорилось в статье. – Сегодня при свете дня над крепостной башней блаженной Маргариты на глазах всего Мильхенбурга горел флаг Гильдии кондитеров Вафельного берега! В XXI веке, в центре цивилизованного мира, на виду всего города, среди бела дня горел наш флаг! Это вам не витрина, разрисованная краской из баллончика. И даже не надпись на стене ратуши. Это наглый, беспрецедентный знак пренебрежения и презрения! Могли ли мы еще месяц назад даже в страшном сне увидеть такое? Напомню: группа патриотически настроенных подростков развернула над башней блаженной Маргариты флаг Гильдии вафельщиков. Тем самым дети хотели напомнить всем нам о предмете нашей вековой гордости, о традициях наших дедов и отцов. Казалось бы, эта искренняя и немного наивная инициатива должна у любого человека вызвать лишь слезы умиления. Но флаг не провисел и дня! Циничные, обнаглевшие от безнаказанности вандалы грубо надругались над нашей исторической святыней! Кто-то скажет: это всего лишь выходка подростков, дело рук каких-нибудь малолетних шалопаев. Бродит чья-то молодая кровь, ищет выхода мальчишеская энергия. Безобразие, конечно, но не стоит придавать происшествию большого значения. Да и сам предлог для выходки явно надуман: вафли и шоколад – это скорее предмет анекдотов и шуточек. Давайте забудем, давайте сделаем вид, что ничего не произошло. А вот и нет, дорогие сограждане! И хотел бы я согласиться с этим мнением, да не могу! Да, это, скорее всего, дело рук подростков. Но поведение подростков всегда и везде – отражение настроения взрослых. Малолетним хулиганам всё равно, что писать на стенах, – лишь бы писать! И пишут они, как правило, то, что говорят и о чем думают взрослые вокруг них. Вдумайтесь, найдется ли среди вас кто-то, кто не ловил бы на себе снисходительные взгляды шоколадников? Кого бы покровительственно не хлопали по плечу? Кто не выслушивал бы их шуточки на наш счет? Анекдоты, героями которых были бы оборотистые ловкие шоколадники и нерасторопные недалекие жители нашего, Вафельного, берега? Скажете, шутки – это всего лишь шутки и не стоит обращать на них большого внимания? Нет, нет и нет! Ситуация давно уже перестала сводиться только к шуточкам. Всем нам пора посмотреть правде в глаза и сказать самим себе: взрослые с того берега уже давно относятся к нам как к людям второго сорта. Я не оговорился, именно второго! Если бы они относились к нам с должным уважением, сегодняшняя выходка подростков была бы абсолютно невозможна! Она была бы просто немыслима! И знаете, что я вам скажу, дорогие сограждане? Мы сами виноваты в том, что с нами происходит! Да-да! Мы сами стали считать себя людьми второго сорта! Смирились с тем, что нам никогда не догнать шоколадников и мы обречены прозябать в стороне от их праздника жизни. Мы сами передаем друг другу шуточки про вафли, придуманные на том берегу, посмеиваемся над глупыми анекдотами, заискивающе заглядываем в глаза нашим более успешным соседям… Наша молодежь открыто мечтает о том, чтобы получить работу на том берегу, потому что там за тот же труд платят на пару сотен больше. Мы ходим в их магазины, потому что там лучше выбор и ниже цены. Но забываем о том, что если бы мы не ходили туда, а покупали здесь, то и у нас ассортимент бы улучшился, а цены – упали. Наши подростки бегают в клубы на тот берег. Наши девчонки мечтают познакомиться с их молодыми людьми. И в итоге мы смирились с грустной мыслью: раз у них ярче горят витрины и громче играет музыка по субботам, то и сами они лучше нас! А разве это так? Да, вафельный бизнес переживает сейчас не лучшие времена. Да, люди стали есть меньше вафель, предпочитая им другие десерты, и оборот нашей фабрики, к сожалению, падает. Ну и что? Разве мы с вами от этого стали глупее, хуже, ленивее? Нет! Жителям того берега повезло, конъюнктура рынка изменилась, шоколад – на подъеме. Но является ли это следствием их ума, таланта, деловых качеств? Нет, нет и еще раз нет! Вспомним историю. Шоколад стал доступен простым людям не так давно – после того, как в конце XIX века изобрели дешевый способ получения масла из какао-бобов. До этого шоколад был привилегией лишь очень богатых людей. А вафли в нашем славном Мильхенбурге делали всегда! Наши деды и прадеды поколение за поколением подбирали самые качественные ингредиенты, отрабатывали лучшие рецепты. Век за веком кондитеры нашего городка славились на весь мир именно вафлями. У нас за плечами славная история! Это ли не повод для гордости? Даже те кондитерские дома, что в наши дни славятся своим шоколадом, каких-нибудь сто лет назад тоже пекли вафли и ни о чем другом не помышляли! Лишь относительно недавно часть кондитеров переориентировалась на шоколад. Причем занялись шоколадом только те, кто не смог преуспеть на вафельном поприще. Умелым вафельщикам не было нужды менять профиль своей деятельности! У них и так всё было хорошо! Да, теперь времена переменились. И наши вафли не так популярны, как их шоколад. Ну и что? Это никому не дает права относиться к нам свысока. И унижать наше достоинство! Подстрекать своих детей писать всякие гадости на наших домах! И тем более – поджигать наши флаги! И не знаю, как у вас, дорогие жители Вафельного берега, а у меня в голове непрестанно крутится один и тот же вопрос. Неужели?! Неужели мы стерпим и это? Неужели проглотим даже такое оскорбление? Неужели сделаем вид, что это лишь глупое подростковое озорство, и закроем на него глаза, как закрывали глаза на многое другое? Неужели мы и дальше сможем жить так, будто бы ничего не произошло? И никак не ответим выскочкам, которым деньги застят глаза? А может, пора уже вернуться к таким важным понятиям, как гордость и чувство собственного достоинства? Может, пора вспомнить о патриотизме и не ставить самих себя в униженное положение? И тогда нам больше не будут отвешивать такие звонкие пощечины. И наносить оскорбления среди бела дня, на глазах всего города! И еще. В завершение этой статьи не могу не сказать несколько теплых слов в адрес новой школьной учительницы Доротеи Нансен. Ведь именно она, взглянув на ситуацию в городе глазами нового человека, увидела всю ее несуразность и несправедливость. Именно ее принципиальность и решительность возвращают нашим детям представление о совести и чести. Низкий поклон вам, дорогая госпожа учительница! И большое человеческое спасибо за то, что вы так близко к сердцу приняли наше печальное положение. А нам – пусть нам станет стыдно оттого, что потребовалось ждать приезда в Мильхенбург постороннего человека, чтобы вспомнить о столь важных вещах». Газета со статьей главного редактора шла нарасхват. Она появилась в шесть часов, а к восьми на лотках не осталось уже ни одного экземпляра. Газета распространялась бесплатно, она жила за счет частных объявлений и рекламодателей. Обычно как минимум треть тиража возвращалась в редакцию. А тут… Газету читали, обсуждали, передавали друг другу. Она оказалась в дефиците. Шпатель тут же сделался героем дня и ходил именинником. Это был триумф! Нет, это было только начало триумфа! Настоящий триумф ждал впереди! Конечно же, и Карл с Рудольфом не обошли эту статью своим вниманием за вечерней рюмкой вишневой наливки. – А что? Молодец Шпатель! – сказал Карл. – Всё правильно написал! Мы и сами давно всё это чувствовали, только сказать так ловко не могли! Рудольф ничего не ответил. Лишь задумчиво покрутил свой черный ус. – Ты что, не согласен? – с вызовом спросил Карл. – Может быть, и согласен. Но… – Что еще? – Да так. Ничего. 12. Решающая ночь Ночью, которая последовала за поцелуем с Жан-Жаком, Жюли долго не могла заснуть. Она пребывала в каком-то лихорадочном состоянии. Сердце билось как после стометровки и никак не хотело успокаиваться! Перед ее взором, обращенным в темноту, стояла одна и та же картинка: глаза Жан-Жака – близко-близко, широко распахнутые от удивления и растерянности, вмиг потерявшие всю свою ироничность и самоуверенность. Его сердце – она вчера отчетливо это слышала – вдруг замерло на одну бесконечную секунду, а потом забилось гулко и наполненно в считаных сантиметрах от ее сердца. Его руки, ледяные от волнения, судорожно схватили ее руки, и она сама была ни жива ни мертва от ужаса и восторга. Теперь, ночью, Жюли видела всё это как наяву. И дело было вовсе не в поцелуе, нет! Подумаешь, поцелуй – сейчас только ленивые не целуются. Суть заключалась в том, что они с Жан-Жаком – теперь это было ясно как день – ужасно похожи друг на друга! Не внешне, разумеется, и не в мелочах, а в чем-то главном, самом главном! Да-да! Настолько похожи, что других таких схожих людей вряд ли удалось бы отыскать на всем белом свете! Какой Жан-Жак внимательный! Надежный и добрый. Ироничный и проницательный. И ведь это как раз то, что ценит в себе Жюли! И от этой мысли что-то внутри Жюли теплело и сжималось – теплело от нежности к Жан-Жаку и сжималось от страха перед новизной и силой этого незнакомого чувства. Жюли то и дело переворачивала подушку так, чтобы верхняя сторона, раскалившаяся под горячей головой, могла остыть, а нижняя, уже остывшая, хоть немного охладила пылающее лицо. То рука, то нога ее выкидывались из-под одеяла наружу, потому что не могли дольше лежать спокойно и им нужен был свежий воздух. В такой ситуации не до сна, сами понимаете! Жюли снова и снова возвращалась в мыслях к вчерашним удивительным мгновениям, заново переживала их и никак не могла остановиться. И чудесные мгновения от многократных просмотров не только не тускнели, а наоборот, становились всё ярче и значительнее, а нежность Жюли – всё сильнее и глубже. От нежности к Жан-Жаку щипало в носу и влажнели глаза. «Ну всё, всё, пора наконец спать! Уже три, нет, четыре часа утра!» – говорила себе Жюли. Но не только не засыпала, а приходила во всё большее возбуждение. Жюли чувствовала совершенно определенно: к ней пришла любовь! Самая настоящая любовь, такая, о какой пишут в книгах и снимают кино. В этом не было никаких сомнений! Так вот она, оказывается, какая! Это всё очень, очень серьезно! Заснула Жюли только тогда, когда за окном было уже совсем светло. И если накануне вечером в постель ложилась хорошо знакомая всем Жюли, то утром с постели встал совсем другой человек. И прежней, чувствовала Жюли, ей уже никогда не быть. * * * Жюли жутко волновалась, когда на следующий день после уроков спешила на встречу с Жан-Жаком. То есть с утра она еще не осознавала всей сложности того, что ей предстоит, и пребывала в приподнятом, почти радостном настроении. Но чем меньше времени оставалось до конца уроков, тем отчетливее она понимала: встретиться теперь с Жан-Жаком будет очень непросто! Ведь это только для Жюли всё так серьезно. Ведь это она встала утром совсем другой и чувствовала, что Жан-Жак для нее – на всю оставшуюся жизнь. А он? Кто сказал, что Жан-Жак относится к Жюли так же? А вдруг он воспринимает знакомство с ней просто как веселое приключение? Или как легкую победу? Вот именно, победу! Почему нет? Ведь он такой ловкий кавалер, стоит только вспомнить, как умело он подкатывал к ней в кино с этими своими руками! И как спрашивал, умеет ли она целоваться… У него как пить дать такое приключение не в первый раз! Это же очевидно! И как она взглянет ему в глаза? Что скажет? И что он скажет в ответ? Он наверняка с первого взгляда догадается, что она не спала всю ночь и что с ней что-то произошло. Он сразу поймет, как она теперь от него зависит и что с ней, как с воском, можно делать всё что угодно. Как он поступит? А вдруг просто посмеется над ней и уйдет довольный, решив, что добился всего, чего хотел! О боже, как она могла так легкомысленно вляпаться! И ведь сама, сама, как мотылек, летела прямо в огонь! Ходила к Стелле. Сама целовала его! О, безумная, безумная! Переходя через Старый мост, Жюли чувствовала, что ноги ее подгибаются от страха. Еще чуть-чуть – и она бы развернулась, чтобы вообще никуда не ходить, прибежала бы домой и зарылась с головой под одеяло! Но вот она увидела Жан-Жака. Он стоял у газетного киоска, бледный от волнения, осунувшийся после бессонной ночи. На его лице читалось смятение, граничащее со страданием. Жюли даже не успела до конца поверить своим глазам, но каким-то шестым чувством определила, что и Жан-Жак – уже другой, что и он ночью пережил что-то исключительно важное и прежним уже стать не сможет. Жан-Жак увидел ее, жадно оглядел ее лицо и просиял. И весь страх, все сомнения, все глупые мысли, терзавшие Жюли в последние сутки, улетучились в один миг, не оставив и следа. 13. Конфликт нарастает Нужно сказать, что флаг Гильдии вафельщиков, сгоревший на виду у всего города на башне блаженной Маргариты, произвел на жителей Мильхенбурга сильное впечатление. В департамент чрезвычайных ситуаций поступил сигнал тревоги, и по городу с сиреной пронеслись сразу две пожарные машины. К тому времени, когда машины добралась до башни, поднялись лестницы и были размотаны рукава, флаг успел догореть, но даже это было для Мильхенбурга чрезвычайным происшествием. Наши пожарные машины выезжают из своего гаража нечасто, пару раз в году, да и то – по какому-нибудь пустячному поводу вроде тлеющей от брошенного окурка помойки или подожженного мальчишками тополиного пуха. А тут флаг, горящий на виду у всех! Масла в огонь добавила, разумеется, статья в «Вафельных ведомостях»…