– Взгляните на кольцо на указательном пальце левой руки великого визиря, – прошептал я. – Могу ли я с уважением предложить фараону сравнить его и печать на этом сундуке? – Вельможа Интеф, будьте любезны, передайте мне перстень, – преувеличенно вежливо попросил царь, а великий визирь спрятал левую руку за спиной. – Величие Египта, перстень находится у меня на пальце уже двадцать лет. Он врос, и его нельзя снять. – Вельможа Тан. – Царь обернулся. – Возьмите меч, удалите палец вельможи Интефа и принесите мне вместе с перстнем. С жестокой улыбкой Тан сделал шаг, чтобы выполнить приказ, и наполовину вытащил клинок из ножен. – Наверное, я ошибся, – поспешил признать вельможа Интеф. – Дайте я посмотрю, нельзя ли снять. – Кольцо довольно легко соскользнуло с пальца, и Тан, опустившись на колено, передал его царю. Фараон наклонился над сундуком и добросовестно сравнил печать с перстнем. Когда он снова выпрямился, лицо его потемнело от гнева. – Они полностью совпадают. Этот сундук запечатан твоим перстнем, вельможа Интеф. Великий визирь не стал отвечать на обвинения. Он стоял неподвижно, сложив руки на груди, и лицо его будто окаменело. – Сломайте печать! Откройте сундук! – приказал фараон, и Тан, отрезав глиняную печать, мечом приподнял крышку. Царь невольно вскрикнул, когда крышка открылась и он увидел содержимое сундука. – Клянусь всеми богами! – воскликнул Мамос, и все придворные столпились вокруг него, бесцеремонно заглядывая в сундук, толкаясь и восклицая, стараясь получше разглядеть. – Золото! – Царь опустил обе ладони в сундук и поднял полную горсть блестящих желтых колец, а разжав пальцы, позволил кольцам водопадом упасть обратно. Поймал последнее и поднес к глазам, чтобы разглядеть метку монетного двора. – Два дебена чистого золота. Сколько же таких колец в этом сундуке и сколько таких сундуков в этом тайном хранилище?! – Вопрос его был риторическим, и он не ожидал получить ответ, но я тем не менее ответил: – В этом сундуке… – Я прочел надпись на крышке, сделанную много лет назад. – Этот сундук содержит один тах и триста дебенов чистого золота. Что же касается количества сундуков с золотом, если мне память не изменяет, здесь должно быть пятьдесят три сундука золота и двадцать – серебра. Я забыл, сколько здесь сундуков с драгоценными камнями и украшениями. – Можно ли верить людям? Вельможа Интеф, я обращался с тобой как с родным братом. Не было такой благосклонности, какой я не оказывал тебе, и вот чем ты отплатил мне. В полночь казначей и глава царских сборщиков податей пришли к фараону, когда я менял ему повязку на раненой руке. Они представили ему окончательные подсчеты количества сокровищ из тайного хранилища визиря, и фараон со смешанным чувством восхищения и ужаса прочел доклад. И снова противоречивые эмоции наполнили его: гнев боролся в нем с радостью такой неожиданной удачи. – Этот негодяй был богаче собственного царя. Нет такого наказания, которое было бы для него слишком жестоким. Он обманывал меня и моих сборщиков податей. – А также погубил и ограбил вельможу Харраба и десятки тысяч подданных фараона, – напомнил я ему, закрепляя повязку. Я, пожалуй, вел себя дерзко, однако теперь он был многим обязан мне, и я мог рискнуть. – И их тоже, – с готовностью подхватил фараон, не заметив моего сарказма. – Его вина глубже моря и выше небес. Мне придется придумать подходящее наказание для него. Петля палача слишком милостива для вельможи Интефа. – Ваше величество, как ваш врач я должен настаивать на том, что вы должны сейчас отдохнуть. День сегодня был очень тяжелым, и даже от вас он потребовал больших усилий и выносливости. – Где Интеф? Я не могу чувствовать себя спокойным, пока не буду уверен, что его надежно стерегут. – Его сторожат в его собственных покоях, ваше величество. Один из старших сотников и отряд синих выполняют эту обязанность. – Я помолчал, потом осторожно сказал: – Расфера тоже сторожат. – Расфера? Этого слюнявого урода? Того самого, кто пытался убить тебя в храме Осириса? Так он выжил после удара рукояткой меча? – Да, он вполне здоров, хотя, может быть, не слишком весел. Знали ли вы, ваше величество, что именно Расфер много лет назад кастрировал меня? – Выпалив эти слова, я увидел в глазах царя искру жалости. – Он получит то же, что и его хозяин, – пообещал фараон, – и будет наказан так же, как и вельможа Интеф. Это тебя удовлетворит, Таита? – Ваше величество справедливы и всеведущи. – Пятясь, я вышел из комнаты и отправился на поиски моей госпожи. Она ждала меня и, хотя уже было за полночь и я устал, не позволила мне уснуть. Она слишком переволновалась в тот день и настояла на том, чтобы я сидел с ней на кровати весь остаток ночи и слушал ее болтовню о Тане и других, менее значительных вещах. Несмотря на бессонную ночь, голова у меня была ясная и свежая, когда я занял свое место в храме Осириса следующим утром. Сегодня, казалось, людей собралось больше, чем за день до этого. В Фивах не осталось ни одной живой души, которая не слышала бы о падении великого визиря и не хотела бы увидеть его последнее унижение. Даже те помощники, которые процветали под подлой властью, теперь обратились против него, как стая гиен, готовых сожрать своего вожака, когда он болен или ранен. Князей сорокопутов вывели и поставили перед троном в лохмотьях и рабских оковах, но вельможа Интеф вошел в храм в белоснежных одеждах и серебряных сандалиях, волосы были только что завиты, и лицо подкрашено, а цепи «Золота похвалы» по-прежнему висели на шее. Князья стояли на коленях перед троном. Однако, когда один из охранников ткнул вельможу Интефа мечом, тот отказался встать на колени, и царь жестом остановил стражника. – Пусть стоит! – приказал царь. – У него будет время полежать в гробнице. – Фараон поднялся над присутствующими, исполненный величественного гнева. Теперь он выглядел настоящим царем, как один из первых фараонов династии, могущественный и сильный властелин. Я – человек, очень близко узнавший его слабости, – ощутил вдруг благоговейный страх. – Вельможа Интеф, тебя обвиняют в измене, убийствах, грабежах, пиратстве и сотнях других преступлений, которые заслуживают наказания. Я выслушал показания пятидесяти моих подданных разных слоев и разных родов занятий – от вельмож и свободнорожденных до рабов, подтвержденные материальными свидетельствами. Я видел содержимое твоей тайной сокровищницы, где ты скрывал богатства, похищенные у царских сборщиков податей. Я видел твою личную печать на сундуках с сокровищами, и все это тысячу раз подтверждает твою вину. Я, Мамос Восьмой, фараон и правитель моей страны, Египта, здесь и сейчас объявляю тебя виновным во всех этих преступлениях и заявляю, что ты не заслуживаешь царской милости и не подлежишь помилованию. – Да здравствует фараон! – закричал Тан, и это приветствие подхватили все присутствующие. Народ Фив десять раз повторил его. – Да живет он вечно! Когда наступила тишина, фараон заговорил снова: – Вельможа Интеф, я вижу на тебе «Золото похвалы». Меня оскорбляет то, что высокая награда находится на груди изменника. – Он посмотрел на Тана. – Военачальник, сними золото с пленного. Тан поднял цепи над головой вельможи Интефа и поднес их царю. Фараон взял «Золото похвалы», а когда Тан шагнул прочь, остановил его со словами: – Имя вельможи Харраба было запятнано клеветой. Твоего отца затравили, и он умер смертью изменника. Ты доказал невиновность своего отца. Я отменяю все приговоры, вынесенные Пианки, вельможе Харрабу, и посмертно возвращаю ему все почести и титулы, которых он был лишен. Все эти почести и титулы переходят к тебе, его сыну. – Бак-кер! – закричали собравшиеся. – Да живет фараон вечно! Да здравствует Тан, вельможа Харраб! – Кроме тех титулов, которые переходят к тебе по наследству, я даю тебе новую награду. Ты выполнил поручение, данное тебе. Ты погубил сорокопутов и доставил правосудию их главаря. В знак признания твоих заслуг перед фараоном я награждаю тебя «Золотом доблести». Преклони колено, вельможа Харраб, и получи награду фараона. – Бак-кер! – закричали все, когда фараон возложил на Тана звенящие золотые цепи, только что принадлежавшие вельможе Интефу, к которым он добавил подвеску в форме звезды – знак воинской доблести. – Да здравствует вельможа Харраб! Когда Тан отошел, фараон снова повернулся к пленникам: – Вельможа Интеф, ты лишаешься своего титула вельможи фиванского круга. Твое имя и звание будут стерты со всех памятников и с гробницы, приготовленной тобой для себя в Долине знати. Все твои имения и все твои богатства, включая незаконно собранные сокровища, переходят короне, кроме имений, когда-то принадлежавших Пианки, вельможе Харрабу, и которые обманным путем перешли к тебе. Теперь они целиком переходят к их наследнику, моему доброму Тану, вельможе Харрабу. – Бак-кер, фараон мудр! Да живет он вечно! – беспорядочно закричали люди вокруг. Госпожа моя, не стыдясь, рыдала рядом со мной, как и половина жен царя. Очень немногие могли устоять перед красавцем-героем с золотистыми волосами, которые, казалось, затмевали даже блеск золота на его груди. А потом царь застал меня врасплох. Он посмотрел прямо на меня, туда, где я сидел рядом с моей госпожой: – Есть еще один верный человек, оказавший короне услугу и открывший местонахождение похищенных сокровищ. Пусть раб Таита выйдет сюда. Я спустился вниз, встал перед троном, и царь заговорил мягким добрым голосом: – Ты неизмеримо пострадал от рук изменника Интефа и его подручного Расфера. Они вынуждали тебя совершать низкие дела и преступления против государства, сотрудничать с разбойниками и грабителями и скрывать сокровища хозяина от царских сборщиков податей. Однако ты творил это не по своей воле. Как раб, ты должен был выполнять приказы своего господина. Поэтому я освобождаю тебя от всех обвинений и ответственности за содеянное. Я заявляю, что ты невиновен ни в одном из преступлений твоего бывшего хозяина, и награждаю тебя за твою верную службу двумя тахами чистого золота, которые будут выплачены тебе из сокровищ, конфискованных у изменника Интефа. Люди встретили это заявление царя удивленным шепотом. Я вскрикнул от неожиданности: сколько золота! Такое состояние может посоперничать с богатствами знатнейших вельмож страны, его хватит на приобретение огромных участков плодороднейшей земли у реки и обстановку для великолепных вилл на этих участках. На него можно купить три сотни рабов для работы на этой земле, можно снарядить целую флотилию торговых судов и отправить их во все концы земли, чтобы они привезли еще больше сокровищ. Такое богатство могло потрясти даже мое воображение, но царь еще не кончил. – Поскольку ты раб, эти сокровища будут выданы не тебе, а твоей госпоже, младшей жене фараона. – Мне следовало бы сразу догадаться, что фараон оставит такое состояние в своей семье. Я – человек, богатства которого несколько мгновений назад равнялись состоянию знатнейших семей Египта, – поклонился царю и вернулся на свое место рядом с госпожой. В утешение она пожала мне руку, но, по правде говоря, я не был несчастлив. Наши судьбы так крепко переплелись, что я стал ее частью. Теперь мы оба больше ни в чем не будем нуждаться. Я уже начал обдумывать, во что мы вложим состояние моей госпожи. Наконец царь объявил приговор остальным пленникам, хотя, произнося его, он смотрел только на вельможу Интефа. – Ваши преступления невиданны. Ни одно из привычных наказаний не подходит вам. Вот мой приговор. На рассвете дня, после окончания праздника Осириса, вас прогонят по улицам Фив связанными и обнаженными, прибьют живыми за ноги к главным воротам города головой вниз и оставят висеть до тех пор, пока вороны не вычистят ваши кости. Затем кости снимут, перемелют в порошок и бросят в Нил. Даже Интеф побледнел и зашатался, когда услышал такой приговор. Распорядившись земными телами так, чтобы их невозможно было забальзамировать и сохранить, фараон обрекал пленников на небытие. Для египтянина никакое наказание не может быть более суровым. Им навеки было отказано в полях рая. Когда госпожа моя изъявила желание пойти на казнь и посмотреть, как отца приколотят за ноги к главным воротам города, я подумал, что она не поняла, какое страшное зрелище ожидает ее. Поэтому стал решительно возражать. Я никогда не замечал в ней садистских наклонностей. Большинство царских жен собиралось присутствовать на казни, что, по-моему, и повлияло на нее. Да и Тан будет руководить церемонией казни, а она не упускала возможности посмотреть на него, даже на расстоянии. В конце концов мне удалось переубедить ее, только употребив самый сильный довод из своего арсенала: – Госпожа, такое жестокое зрелище наверняка повредит твоему нерожденному сыну. Ты же не хочешь калечить молодой неокрепший ум! – Это невозможно! – Она впервые за время нашего спора заколебалась. – Мой сын ничего не узнает. – Он увидит все твоими глазами, а вопли умирающего деда достигнут его маленьких ушек через стенки твоего живота. – Я тщательно подобрал слова и добился нужного результата. Лостра задумалась и через некоторое время вздохнула: – Но ты пойдешь туда и очень подробно все опишешь. Ты не пропустишь ни одной мелочи. Больше всего я хочу знать, как будут одеты жены царя. – Потом коварно усмехнулась, показывая, что доводы мои ее не совсем обманули. – А расскажешь ты мне все шепотом, чтобы ребенок не проснулся и не подслушал нас. Когда я покидал гарем на рассвете дня казни, было еще темно и саван мрака покрывал дворец. Я торопливо прошел через водный сад, где звезды отражались в черных зеркалах прудов. Когда я приблизился к крылу дворца, где содержался вельможа Интеф, то увидел свет ламп и факелов, услышал ругань и голоса, лихорадочно отдававшие приказы. Я сразу понял, что произошло нечто серьезное, и побежал. Страж у двери личных покоев Интефа чуть не проткнул меня копьем, но, узнав, в последний момент поднял оружие и пропустил. Тан стоял посередине прихожей, рычал, как черногривый лев в ловушке, и лупил кулаками каждого, кто попадался под руку. Хотя он всегда был вспыльчивым человеком, я ни разу не видел, чтобы гнев настолько выводил его из себя. Казалось, мой друг потерял дар членораздельной речи и способность мыслить. Воины, могучие герои отряда синих, трусливо прятались от него, и во всем крыле дворца стоял невероятный шум. Я направился к нему, увернулся от удара и крикнул прямо в лицо: – Тан, это я! Возьми себя в руки! Во имя всех богов, ты что, сошел с ума?