Борис Евгеньевич вышел из библиотеки, забыв про погасшую уже сигару. Костя судорожно всхлипнул. Оказывается, последние минуты он не дышал. – Ну ты псих, – со смесью порицания и восхищения прошептал Илья. – Сваливаем отсюда, да побыстрее, – процедил Костя. Каждая клеточка организма кричала, что оставаться тут, даже сейчас, когда все прошло замечательно, крайне опасно. – Давай-ка прямиком в горком. Не хочу я с этим кармографом мотаться по Москве. – Поддерживаю, – хмыкнул Илья и сунул в рот новую пластинку жвачки. Пока машина гнала по нарядной столице, Костя на заднем сиденье осматривал кармограф. Внешне все было в порядке, но инстинкты требовали включить аппарат и проверить его работоспособность. – Решил на халяву записать свою карму? Так это надо было перед поездкой в особняк делать, а не после. Илья, кажется, уже давно успокоился, а вот Костю еще трясло. – У меня этих записей – как молитвенных барабанов в храме… Прибор просто осматриваю. – А смысл? Можно подумать, ты понимаешь, как он работает… Включай на запись и смотри, что получится, вот и вся проверка. Костя ничего не ответил. Как объяснить словами то, что чувствуют к кармографу лишь реинкарнаторы? Он как смычок для скрипача, как нож для шеф-повара, он с ними во всех передрягах, в горе и в радости. Впрочем, Илья, к сожалению, прав. Даже если прибор казался рабочим, окончательно в этом убедиться можно только после тестовых записей, потому что самую важную часть – сердечник – невозможно проверить иначе. За пятьсот лет никто даже близко не подошел к разгадке принципов его работы. Без него, как без мотора в автомобиле, корпус превращается в бессмысленную груду железа, зато с ним поедет и телега. Все изучение и изобретение кармографов сводилось лишь к «рюшечкам», к оболочке. За столетия прибор прошел по эволюционному пути дальше, чем телефон, но лишь в удобстве пользования. Да, теперь он совсем небольшой, но сердечник остался прежним, непознанным. Кармографы находили в Куполах. Вначале их там было много, затем поток все уменьшался и на сегодняшний день иссяк. Последние полвека основным поставщиком стал освоенный последним Купол на Килиманджаро, но теперь и там пусто. Цена прибора выросла космически, отношение к нему с уважительного довольно быстро поменялось на сакральное, потеря каждого стала обходиться слишком дорого: в сотни жизней без осознанной реинкарнации. Колесов щелкнул замками и заметил, что одна из стенок слишком толстая. Да и весит чемодан больше обычного. Под двумя большими металлическими защелками оказались еще две маленькие, чего не может быть по Министерскому стандарту. Костю охватило волнение и вместе с тем любопытство, так что он недолго думал, прежде чем нажать на них. Раздался тихий щелчок, и толстая стенка отскочила в сторону, открывая карман с пластинами. Костя насчитал четыре и торопливо захлопнул карман. Бросил взгляд на безопасника, видел ли он? Но тот не отвлекался от дороги, голову не поворачивал. Поверху шел выбитый символьный код, то есть пластины с записью. Но они сделаны нелегальным кармографом, а значит, не пройдут проверку при загрузке в Купол. Да, есть шанс, что это промежуточная карма, а основную сняла перед смертью скорая реинкарнаторская, но что, если нет? Что, если сейчас в чемодане лежат четыре жизни? Костя мог их спасти. Для этого нужно спрятать на время пластины и подождать, пока кармограф вновь легализуют. Дата записи в символьном коде наверняка была, но расшифровать ее пока никому не удалось. Чтобы это сделать, нужно как минимум узнать летоисчисление, заложенное в Купола. Их неведомый создатель тоже считает, что сейчас 2459 год со дня ухода Будды в нирвану или нет? Или какой-нибудь 7425 год от сотворения мира? Или 1916 от рождения Христа? Или вовсе какой-нибудь немыслимый год от начала правления вождя давно погибшего племени? Скорее всего, в кармане чемодана спрятана карма Макеева и его ближайших людей, но свежая ли она? Говорили, что в криминальном мире в ходу техники «отмывки кармы». Например, ее можно записать еще в молодости – и дальше воруй, убивай, насилуй, делай что хочешь, но только перед смертью найди способ подсунуть реинкарнатору ту самую, «молодую» карму, чтобы именно ее загрузили в Купол. Так за взятки обманывали систему в надежде на лучшее перерождение, чем заслуживали. Что считать благой, а что неблагой кармой – достоверно до сих пор не известно. Буддисты уверены, что перерождение в семье любящих родителей, в спокойном месте, без голода и войн, доступно лишь тем, кто в предыдущей жизни соблюдал принципы ямы и ниямы, то есть не убивал, не воровал, не лгал, не прелюбодействовал. Но далеко не все согласны с буддистами и с тем, что считать хорошим перерождением. Родиться в роскоши и известности – это благо или испытание? Зачастую нищему шахтеру из Эссена легче совершать благие дела, чем ребенку богатых и влиятельных родителей. За примерами далеко ходить не надо: сыну владельца сингапурской корпорации «Садикар» еще нет и тридцати, а количеством скандалов он переплюнул уже дочь красавчика и любимого актера всех девушек Джао Ли. Этим детям повезло с перерождением или нет? А ведь у них любящие родители, хороший дом, еда, возможности… К тому же сам факт перерождения означает, что личность еще остается в плену иллюзий, привязанностей, долгов и возвращается в мир, чтобы отработать их. Разве это можно считать благим? Говорят, на черном рынке умельцы научились определять баланс записанной кармы: что перевешивает, благое или неблагое. Вполне возможно, что это лишь сказки, на которые мошенники цепляют незадачливых клиентов, выуживая из них немалые деньги. Ляпнуть можно что угодно – все равно не проверишь. Костя для себя давно решил, что жизнь ценна любая и в любом виде. Вне зависимости от того, когда ее сохранили на пластину. Если нет доказательств существования более поздней записи кармы, то в Купол нужно загружать имеющуюся, пусть даже «отмывочную». Это лучше, чем ничего. Мнение Ордена на этот счет Костя не знал, но опасался, что оно иное. Ведь все ухищрения с кармой, все попытки обмануть и родиться в условиях лучших, чем заслуживаешь, – это мухлеж, это противоречит самой цели создания Куполов, идеи осознанной кармы, адептом которой выступал Орден. И именно он принимал окончательное решение по всем подобным неоднозначным ситуациям. – Вылезай, приехали, – Илья заглушил мотор во внутреннем дворике горкома. – Знаешь, куда сдавать вещдок? Костя не знал, и безопасник вызвался проводить. Реинкарнатор и не догадывался, что тут еще целый этаж под землей. Тот же длинный коридор с мягким ковром, заглушающим шаги, те же двери с табличками, только в торцах коридора вместо окон глухие стены. И лампы светят ярче. Илья постучал в дверь хранилища. Из-за нее вначале появилась седая голова, а затем и сам бородатый старичок, похожий на гнома. – Кириллыч, принимай дары в свою сокровищницу! – гаркнул Илья, шепнул Косте: – Он глуховат, – а затем уже громче добавил: – Ну, я пойду, а ты заполняй всю ту прорву бумажек, без которых Кириллыч тебя не отпустит. В крошечном кабинете поместились лишь крепкий деревянный стол и стул, обитый некогда бордовым бархатом. Сейчас и то и другое выглядело не моложе Кириллыча. Но внимание привлекала массивная металлическая сейфовая дверь, словно из фильмов про ограбления банков. Очевидно, она вела из «предбанника» в основное хранилище. – Так-так, – пробормотал Кириллыч, – что тут у нас? Кармограф? Прекрасненько. А вы, молодой человек, откуда? Я вас не знаю. – Я новый инспектор. – Сочувствую, сочувствую, – закивал он, обменивая чемоданчик с логотипом реинкарнации на пачку бланков. – Чему сочувствуете? – Нервная работа, очень нервная. И укорачивает жизнь. – Ничего, я – реинкарнатор на «скорой», мне не привыкать. Старичок что-то пробурчал себе под нос и углубился в исследование чемодана, до сознания Кости лишь позже дошла фраза: «А я-то к вам, увы, привыкаю». Он не стал комментировать и погрузился в процесс заполнения пустых клеточек. Прошло минут десять, он уже рассказал, кажется, все, что о себе знал: возраст, имя, телефон, адрес, место работы, задание, кто выдал задание, а вопросы все не кончались. Его прервал удивленный возглас Кириллыча: – Смотри-ка, что я обнаружил. Интересно, интересно. – Он нажал на две маленькие застежки чемодана и открыл карман. Долго смотрел внутрь, будто внезапно стал не только плохо слышать, но и плохо видеть. Наконец сунул туда руку. – Надо же, пластины. С записью. Вы, молодой человек, раздобыли довольно ценные вещи. – Что с ними будет? Уничтожите? – Зачем же? Для начала пробьем коды по базе данных, а дальше уже видно будет. Надо понять, загружали карму этих людей в Купол или еще нет. Костя почувствовал, как его отпустило напряжение. Логично. Хотя полностью расшифровать символы пока не удалось, но те, что отвечали за идентификацию личности, уже научились вычленять. Сравнив коды нескольких пластин одного и того же человека, найдешь константу. Именно по ней компьютер и определял, загружена карма или еще нет. – А если их загружали не в российский Купол? – И что? А, ну да, вы же новенький. Не знаете, что у нас единая база данных по всему миру. – Да, мне об этом рассказывали! – вспомнил Костя свое удивление на первой экскурсии по офису, тогда он и узнал о доступе к единой базе от Мирзоевой. А сколько же нервов, времени и бумажек занимал запрос реинкарнаторов «скорой» в иностранные базы данных! И ведь могли не ответить! С некоторыми Министерствами отношения хорошие, а с некоторыми даже соглашения об информационном сотрудничестве нет. А тут доступ ко всем загруженным пластинам, во все семь Куполов. И Орден ни с кем своей базой не делится. Костя понимал причину такой «жадности»: кто такие для Ордена, созданного почти сразу после возникновения Куполов на Земле, Министерства каких-то государств? Сегодня они есть, завтра – нет, и это верно не только для Министерств, но и для государств. А если к власти придет взяточник или религиозный фанатик, уверенный, что сохранение кармы – это зло? Такое уже случалось в Венесуэле, семьдесят лет назад. Президент тогда своими указами уничтожил не только все службы реинкарнации, но и все кармографы, приговорил к казни тех, кто чуял смерть, запретил делать слепки кармы под страхом лишения свободы. Многие погибли; кто успел – убежал в Синьту или Бразилию; по Ордену, получившему в Венесуэле статус террористической организации, был нанесен удар. Ценную информацию безопасно держать только под личным контролем. – А я могу потом узнать судьбу этих пластин? – Конечно. Вы ведь член Ордена. – Ну… еще только кандидат. – Это не имеет значения. Если вам дали обязанности, значит, и правами можете пользоваться. Идите в архив, там все будет. То есть опять к Данзару. Совет подружиться с кем-то в архиве оказался бесценным. Косте оставалось только ждать вердикта, правильно ли он поступил. Кириллыч не сказал, что станет с нелегальными записями, если пластин с этими кодами в Куполе еще нет. Может быть, тут «отмывочная» карма живых? Знал ли Кольчин об этих пластинах? Может, они принадлежат младшему Макееву и его команде и кузен так отомстил конкурентам? – Ха! – рявкнул Данзар. – Смотри-ка! На него посмотрел не только Костя, но и половина архивариусов. – По трем твоим найденышам пока нет данных. Через Купола они не проходили. А вот четвертый… Лучше сядь куда-нибудь, а то сейчас свалишься от неожиданности. Костя плюхнулся в ближайший пуфик: – Давай, не томи! – Четвертая пластина – с кармой Леонхарда Петмансона! Причем с ней все в полном порядке! Значит, что-то произошло именно с предсмертным слепком. Ну или Петмансон стал Просветленным к концу жизни, во что атеист Колесов не верил абсолютно, хотя по просьбе командора не забывал и про эту гипотезу. Амгалан Тумэнович не сильно удивился, когда узнал про нелегальную карму Петмансона, зато поразился тому, что Кольчин отдал кармограф. Потребовал рассказать в подробностях, как проходил разговор, что при этом делал бандит, как смотрел, но все равно недоверчиво качал головой. Лишь после звонка в хранилище вопрос прояснился. Кириллыч протестировал кармограф и выяснил, что тот сломан. Увы, пострадал сердечник, а это значит, что прибор можно просто выбросить. Вот почему его отдали. Зачем прятать краденое, если оно бесполезно? Костя почувствовал укол разочарования. Впрочем, ценность найденной пластины с записью кармы Леона хоть и несопоставима с ценностью кармографа, но велика. Петмансон был связан с бандитской группировкой, а это уже совсем другой расклад. Может быть, Кучик бежал именно от них? И Леон умер не просто так? Дело оказалось сложнее и опаснее, но Костя чувствовал себя гончей, распаленной азартом погони. Подгоняло не только это, подстегивала и личная ответственность за произошедшее: ведь именно после его приезда к Петмансону все началось – ему, Косте, и разбираться. Плюс где-то в дальнем углу сознания ютилась надежда за время расследования сблизиться с Аней. Его тянуло к ней, будто он чуял запах, только не смерти, а… жизни? Его тянуло к ней, будто усталого, мокрого, замерзшего, голодного путника к таверне. Может, это и называется любовь? – К бандитам не лезь больше, – предостерег Колесова командор. – Как кармограф попал к Макееву, выяснит другой инспектор, а ты послезавтра едешь на экспресс-курсы, я говорил? Вроде нет. Это в Подмосковье. – А мне точно туда надо? – погрустнел Костя. – Я хотел в НИИ реинкарнации заехать, они же послезавтра только откроются. – Точно надо. Там тебе хоть расскажут, куда ты попал. – Глаза Амгалана улыбнулись. – В НИИ успеешь наведаться, заезд вечером. Завтра устрой себе выходной, нечего пахать в праздник. Отдохни. Костю жгло бездействие, хотелось куда-нибудь бежать, что-нибудь делать, только не сидеть дома, но он кивнул. Глава 5 Рабочий день в Научно-исследовательском институте реинкарнации начинался в девять утра, и без пятнадцати девять Костя уже стоял перед башней из стали и стекла недалеко от метро «Сокол». Погода вновь испортилась, солнце ушло в спячку, прислав вместо себя ветер. Спасибо, что не дождь. Кусты жалостливо протягивали голые ветки, умоляя если не о тепле, так хотя бы о снеге, но мольбы до неба не доходили: их уносил ветер. Почти месяц до зимы, так что снег имел полное право еще гулять где-то далеко от Москвы. Чтобы избежать вопросов, Костя просто надел форму и вместо приветствия на входе произнес: «Скорая реинкарнаторская». В панике охранник не заметил, что у реинкарнатора в руках нет черного чемоданчика.