– Я согласен. – Костя больше ни капли не сомневался. Сам не зная этого, он, оказывается, постоянно помогал Будде, и теперь, когда не просто увидел его, но и прожил часть жизни рядом (и даже целовался!), понял, что еще до своего рождения в этом теле сделал правильный выбор. А раз так, то нужно оставаться последовательным и продолжить начатое. – Спасибо. – Аня улыбнулась той самой улыбкой, за которой Костя готов был идти на край света. И хотя он понимал, кто на самом деле находится в ее теле, мозг отказывался признавать, что Будда и Аня Ступина – это разные создания. За то время, что они вместе пытались найти Кучика, он привык к ней и даже сейчас, зная, что ее тело всего лишь «арендовали», воспринимал их единым целым. – Ну раз согласился, то вот тебе первое дело. Костя вздрогнул. Уже? Готов ли он? Всполохи сомнений ярко взметнулись в ауре, но Будда сделал вид, что не заметил их. – Передай своему командору, что я снимаю с него один обет. Любой по его выбору. – Передам. – Костя понял, что сейчас Будда сделал для Амгалана, и восхитился его милосердием. – Ну что, давай прощаться? Сердце кольнуло от этих слов. Это все? Они больше не увидятся? Только во сне… Костя протянул руку для рукопожатия и по привычке стер с лица все эмоции, надев маску холодности и равнодушия. Однако сейчас это было бесполезно: всполохи в ауре выдавали все его чувства. Будда проигнорировал протянутую руку, шагнул навстречу, обнял Костю, и того затопило такое счастье и блаженство, что показалось, будто он уже не на Земле, не в мире материального, а вышел из телесного на уровень чистого духа. Сколько времени прошло в объятиях Будды? Неизвестно. Времени не существовало. Но раз было начало, значит, не мог не прийти и конец. Над законом изменений даже бодхисаттвы не властны. Они могут лишь дать отсрочку, но зафиксировать что-то в одном состоянии не под силу никому. Костя пришел в себя перед телом Ани Ступиной все в том же музее. Он еще не понимал, кто он и где, что сон, а что явь, – так бывает в первые мгновения после пробуждения, когда яркие образы еще держат ум в своих объятиях и сон кажется реальнее реальности. Однако мысль о том, что Ане плохо, обожгла сознание, и он бросился щупать ее пульс. К счастью, это оказался обычный обморок, и девушка пришла в себя за несколько секунд до того, как дверь с грохотом открылась под натиском двух безопасников. – Где я?! Кто вы? – Она села рывком, в ее ауре читались ужас и недоверие. Изменился и тембр голоса, и Костя понял, что Будды в мире людей больше нет. Вопрос «кто это?» читался и на лицах сотрудников службы безопасности, хотя вслух они его не произнесли. По плану никаким девушкам тут не положено было находиться, зато положено находиться прибору Леона. Его не было. Костя мысленно вздохнул. Придется долго объясняться в Ордене. Он снова, по сути, провалил операцию: упустил прибор. Впрочем, на сей раз он испытывал от этого не сожаление, а удовлетворение. Прибор Леона нейтрализован наилучшим образом – это главное. Глава 12 – У нас тут архат, – кивнул на Костю Амгалан то ли серьезно, то ли подтрунивая. С настоятелем московского Белого дацана, ламой Ян Вейшенгом, Костя встретился впервые, хотя узнал его сразу: часто видел по телевизору. В ауре уже не молодого тучного китайца преобладали красные и оранжевые цвета, и тот действительно всегда выглядел активным, деятельным человеком. Именно при нем московский дацан вошел в число пяти крупнейших в стране. Вейшенг грамотно распоряжался деньгами, сумел найти финансирование на ремонт и реконструкцию. Верующие очень быстро полюбили обновленный дацан недалеко от Кремля, на набережной Москвы-реки, телевидение регулярно вело оттуда прямые трансляции с крупных праздников: с Весака, Сагаалгана, Дня Дхармы, Поворота колеса Учения. Про таких людей говорят «крепкий хозяйственник», и его аура это подтверждала. Второй лама, Тензин, приехал из ивановского монастыря Будды будущего, и Костя никогда о нем не слышал. Но когда увидел, как его аура переливается белым, лиловым, синим и индиго, то понял, что перед ним хубилган, монах. Этот аскетичный лама, больше похожий на худенького подростка, не занимался ни поиском денег, ни заботами о прихожанах, ни вопросами собственного комфорта или даже жизни. Его интересовало совсем другое. И он стоял в шаге от архатства. По округлившимся серым глазам стало понятно, что тот также увидел Костину ауру. – Кармы у него действительно нет, но это не делает его архатом. – Уверенный мягкий низкий голос контрастировал с обликом подростка. – По дороге к архатству человек сначала должен стать сротапанной, затем сакридагамином, потом анагамином. Это гарантирует, что он больше не вернется к предыдущему состоянию. Если же перепрыгнуть все это, то получится просто человек без кармы. Одно-два сильных желания, несколько необдуманных действий снова создадут карму. Архат на час. Ян Вейшенг видеть ауру явно не мог, отчего злился как на самого Костю, так и на Тензина, – бордовые всполохи мерцали у него над головой. Но это не играло роли. К священнослужителям обратились не для того, чтобы они подтвердили стертую карму. Это в Ордене уже сами доказали: пластины после записи оставались чистыми, как у Петмансона. Костя прошел проверку на детекторе лжи, честность его рассказа подтверждалась и изображением с видеокамер в музее. И хотя звук они не писали, но на экране было четко видно, как Аня Ступина стоит с прибором Леона, а затем падает в обморок уже с пустыми руками. Косте никто не объяснил, зачем нужна эта очная ставка, но он понял и сам. Не просто так напротив двух лам сидели московский городской приор, приор центрального региона и даже европейский магистр! Такой концентрации высших чинов Ордена Костя не видел ни разу. На него самого же внимания почти не обращали. Он был сродни артефакту, наличие которого у той или иной стороны давало ей возможность вести переговоры с более сильной позиции. Сангха отказывалась помогать Ордену, и хотя тот уже давно научился жить без ее помощи, высшие чины Ордена собрались здесь, чтобы попытаться вернуть ее поддержку и расположение. Конечно, важен был не архат, а тот, кто его таким сделал. Костя честно рассказал историю знакомства с Буддой, опустил лишь два момента: поцелуй и предложение стать его глазами и руками. О них не знал никто, даже Данзар. Если первое было личным, то рассказ о втором мог в дальнейшем помешать. Кто будет откровенен с агентом Будды? Костя слишком хорошо знал, как становятся изгоями, – для этого иногда достаточно просто уметь то, что не умеют другие. Если еще и свои от него начнут шарахаться… Все реинкарнаторы и члены Ордена и так в той или иной мере отверженные, и становиться изгоем среди изгоев в его планы не входило. Амгалан Тумэнович пересказал ламам Костину историю, особо подробно остановившись на последнем его разговоре с Буддой в музее и причинах создания Куполов. Сведения о гибели миров произвели сильное впечатление. Ауры обоих гостей вспыхивали от удивления, отрицания, гнева, проходя все стадии принятия неизбежного. Однако серым глазам Тензина достаточно было глянуть на присутствующих, чтобы понять: это правда, их тут не обманывают. – Было бы правильно еще раз, совместно, поднять вопрос о законе об обязательной реинкарнации. Думаю, очевидно, что его нельзя отменять ни в коем случае. – Голос седовласого европейского магистра оказался тих и вкрадчив, но никто из присутствующих не обманулся этим. Генрих Козельски прославился своей жесткой деловой хваткой далеко за пределами Центральной Европы. – Какой смысл в законе, если ОН уничтожит Купола? – пробурчал Ян Вейшенг. Костя удивился, что лама вдруг так по-мещански побоялся произнести имя Будды, заменив его величественным, но безликим «ОН». – Если уничтожит – тогда, конечно, смысла не будет. Но пока они стоят, не так ли? – улыбнулся магистр, а приор центрального региона напомнил, что время на небесах Тушиты и на Земле течет по-разному, так что, пока там будут думать, у нас могут пройти столетия. Костя знал, что приор ошибается. Будда не исчезнет на столетия, а намерен в ближайшее время принять решение. Но промолчал. Артефакты не должны говорить, пока их не спрашивают. К тому же он разделял позицию Ордена. Орден всеми силами пытался отстоять закон, однако депутаты Госдумы полагали, что экономия бюджетных средств важнее обязательной реинкарнации. Минреинкарнации же, полностью зависящей от госбюджета, права голоса не давали. Все знали, что будет, если отменят закон. Финансирование снизится, последует «оптимизация численности» сотрудников, то есть, переводя с бюрократического языка на человеческий, увольнения, в первую очередь – на «скорой» помощи. А это означает медленный, но верный развал столь долго выстраиваемой системы. Подобное уже случилось в нищих Венгрии, Чехии и других восточноевропейских странах. И магистр Ордена это тоже прекрасно знал. Увы, политический вес Ордена был несравним с авторитетом сангхи. Хотя формально Россия была светским государством с равенством всех религий, фактически же буддистская община обладала влиянием даже большим, чем армия. К мнению общины внимательно прислушивался и президент, верующий буддист. До сих пор она никак не высказывалась относительно отмены закона, и ее четкая позиция могла поменять весь расклад. Костя не слушал, о чем говорят приоры с ламами. Гораздо интереснее оказалось наблюдать за их аурами. Он будто смотрел на магическую битву: вспышка – удар – попадание, вспышка – новый удар – уворот. Вот на пути ударной волны возник щит, и та вернулась к тому, кто ее посылал. При этом в физическом мире шло крайне вежливое общение, собеседники улыбались друг другу, даже шутили. – Мы доведем эту информацию до сведения остальных в сангхе и примем совместное решение, – подытожил Ян Вейшенг. Судя по ауре, приоры и магистр остались довольны этим обещанием. Всего несколько дней назад Костя бы тоже радовался. И даже не потому, что реинкарнаторы сохранили бы свои рабочие места и зарплаты, а потому, что этот закон сохранил бы и правильный порядок, единственно возможный. Так было несколько дней назад. Но сейчас все изменилось. Он уже сомневался в том, что существующий порядок – действительно правильный и единственно возможный. Если в этом сомневался даже Будда… Похожего мнения придерживался и Тензин. Плевал он на зарплаты и работу, плевал и на реинкарнацию. Потому что все это не самоцель, а лишь один из путей к достижению истинной цели – к Просветлению. И к ней можно идти с Куполами и без, с законом и без. Костя удивился самому себе: как быстро и спокойно он стал верующим, хотя всю жизнь искренне считал себя атеистом. Конечно, в отличие от остального человечества ему предоставили четкие доказательства, так что верой в классическом смысле это назвать нельзя. Скорее знанием. Но оно принесло с собой не только информацию о существовании бога. Что намного важнее, оно смело существующую картину мира, как цунами, заменив ее иной, той, где человек может родиться демоном или божеством, где можно попросить помощи духов – и они помогут, если захотят. Мир внезапно перестал быть материальным, но шока не было. И Костя спокойно принял новое мироустройство и осознал свое место в нем. Возможно, спокойствие – это дополнительный бонус от стертой кармы, а может, дело в том, что за эти три месяца столько всего произошло, что даже встреча с Буддой уже не удивляла. Архатство не избавило Костю от поездок в метро, но сегодня вагон оказался почти пуст – слишком рано для утреннего часа пик. Амгалан обещал встречу с Аней Ступиной и сдержал слово. Вызвал ее якобы для еще одной беседы, хотя все, что нужно, Орден уже узнал. Костя зашел в инспекторский зал и чуть не влетел в ведро с водой, грозя затопить мозаичного уробороса: оно загромыхало, но устояло. На грохот обернулась уборщица – впервые он приехал так рано, что застал ее. – Не ходите по мокрому, – проворчала немолодая женщина и вернулась к мытью пола, не проявив больше никакого интереса. Костя на цыпочках по стеночке прошел до ближайшего стола инспектора – кажется, это стол Жердина, – и сел ждать. Ждать, пока уйдет уборщица, пока высохнет пол, пока появятся Амгалан с Аней… Он включил радио и чуть не подскочил на стуле, услышав новости: «…Поэтому Пандито Хамбо-лама двенадцатый заявил о том, что закон об обязательной реинкарнации в России отменять нельзя. Эксперты полагают, что это приведет к иным раскладам при голосовании, которое, напомним, снова перенесено, теперь на конец зимы…» Надо же! Буддистская сангха не просто поддержала Орден, но сделала это феноменально быстро: на обсуждение и принятие решения им потребовалось всего лишь три дня. Такое решение действительно многое меняло, и не только при голосовании в Госдуме. Оно переворачивало все отношения с Орденом. Сангха признала сошествие Будды Шакьямуни в мир людей, поверила в гибель миров и готова была действовать, в том числе – вместе с Орденом. Из задумчивости Костю вывел цокот каблуков. Не сразу он сообразил, что рядом с командором идет Аня Ступина: за три месяца ни разу не видел ее на каблуках и в строгом темно-синем платье. В досье, что прислал Данзар, сообщалось, что Аня не помнила ни минуты из всех этих дней. По ее показаниям, в ночь на праздник Лхабаб Дуйсэн она заснула и увидела яркий сон. Будто к ней с небес Тушита спускается белый свет. Свет спросил разрешения воспользоваться ее телом, дабы сделать одно важное дело на Земле, и Аня разрешила. Проснулась она уже в музее НИИ реинкарнации три месяца спустя. В досье осталась пометка от одного из инспекторов: «Она разрешила неизвестно кому пользоваться твоим телом? Вероятно, она недоговаривает». В дальнейшем никаких недомолвок не нашли, показания посчитали достоверными, но пометка осталась. Костя же не нашел ничего удивительного в Аниных действиях. Он знал, что она чувствовала в том «сне»: бесконечное блаженство и ясность ума. Впрочем, в том, что это был сон, разубеждать ее не стали. Амгалан представил ей Костю, сам же чуть заметно кивнул инспектору, мол, общайтесь, и ушел в «аквариум». – Фохао. Как вы себя ощущаете? – Уставшей. От вашего внимания, – холодно ответила Аня. Костя понял, что она имеет в виду Орден, но все равно фраза больно кольнула. – Извините. Вы мне помогли в одном деле… – Замечательно. Надеюсь, вы в курсе, что я этого не помню? Разрешите, я пойду? Мне еще на какие-то вопросы отвечать, а потом заступать на суточную смену. – Аня не дождалась ответа – по сути, она и не спрашивала ничего. Развернулась и пошла в кабинет Амгалана. Тот о чем-то с ней говорил для проформы, а Костя сидел за пустующим в такую рань столом своего коллеги-инспектора и смотрел. Казалось, будто нет стеклянных стен кабинета: струящий песок волос, синь выразительных глаз, изгиб бедер… Все было родное, но чужое. Куда-то исчезли тигриная грация и легкость движений. Глаза казались не бездонным океаном, а нарисованной акварелью, улыбка, редко сходящая с Аниного лица все эти месяцы, исчезла вовсе. В кабинете Амгалана сидел совсем другой человек. Человек. Костя ощущал ее страхи и недоверие, видел тревожные всполохи ауры, тяжесть кармы, тянущую к земле. И от нее перестали исходить радость и умиротворение. Цокот каблуков последний раз раздался в этом зале и затих за дверью, которую закрыл командор. Он вернулся к Косте, подкатил себе ближайший стул на колесиках и сел напротив, готовый отвечать на вопросы. – Что вы ей рассказали? – Только самое необходимое. Помогла инспектору Ордена в расследовании, проявила себя с лучшей стороны… – А про Будду? Амгалан отрицательно покачал головой. – Мы сказали, что у нее случился нервный срыв от переутомления, поэтому память частично пропала. Ну и плюс ее ударили по голове… – Ее никто не бил, – возразил Костя. – Так проще. Не стоит кому ни попадя сообщать о сошествии Будды. – Ничего себе «кому ни попадя»! – Она не член Ордена. – Это не мешало ей помогать в расследовании. Даже когда мы не подозревали, кто она на самом деле. – Не мешало. До определенного этапа. И мы рассказали ей о ее участии в расследовании. До определенного этапа. Костя увидел в ауре Амгалана решимость и абсолютную уверенность в правильности своих действий и не стал спорить. В конце концов, может, действительно лучше, что Аня ни о чем не подозревает. Как бы она отреагировала, если бы узнала, что тот сон на самом деле был явью? Испугалась бы? Или долгие годы тосковала бы о том, что ничего не помнит? – Что с ней будет дальше? Амгалан пожал плечами: – Ничего. Продолжит жить как жила. Мы, конечно, присмотрим за ней, вдруг Будда решит еще раз использовать ее как свою аватару, но незаметно. Крайне деликатно. Костя кивнул. Того, кого он хотел увидеть, уже нет. Наверное, лучше забыть реальную девушку Аню Ступину, забыть ее глаза, губы, руки. Ему остаются лишь сны. Его Аня обещала приходить во сне. – У меня для тебя новость. Приятная. – Глаза Амгалана казались прищуренными от хитрой улыбки. – Про то, что сангха выступила на нашей стороне? – Нет. Хотя это, конечно, тоже. Завершилось внутреннее расследование по Иваново. Магистр снял ивановского приора за «несоответствие должности». – Ёккарганай! Действительно приятная новость, – улыбнулся Костя. – Кого на его место?