– И что же вы предлагаете? – заинтересовался приор. – А ничего. Спокойно заниматься своими делами, не предпринимая никаких действий. Будда сам разберется, что делать. Предупредить ли людей, не предупреждать, или, может, еще чего придумает. У Кости в голове крутилась одна мысль, за нее он и ухватился: «Вот почему птичка Туманова рядом с Данзаром светила оранжевым глазом». И вот откуда архивариус добывал такие ценные сведения, отмахиваясь, мол, «из архива». Из архива-то из архива, но допуск к данным у Данзара максимальный. Вот и ответы на странности, которые Костя замечал за другом. И зажигалка Кольчина… Глаз фантастического животного, направленный на Илью, на ней загорелся оранжевым. Так же как рамка на входе в московский горком, когда ее проходила Мирзоева. У всех троих одинаковый уровень доступа в Ордене: оранжевый. Что это? Уровень командора? «Все это время я расследовал дело с членом Совета горкома Ордена и Буддой? Ну, охренеть теперь». – Безмерное удивление и эта фраза заполонили Костю так, что ни о чем другом он не мог и помыслить. Тем временем заседание подходило к концу. Сам того не замечая, слушая, но не слыша выступающих, Костя просидел «в уголке» почти час. – А теперь переходим к финальной части нашей повестки, – произнес приор. – Сегодня мы должны решить, оставить ли кандидатом в члены Ордена Константина Юрьевича Колесова. Папка на него вам была разослана, но для тех, кто вдруг не знает: это он занимался делом Петмансона, и это ему Будда сообщил то, что мы сейчас обсуждали. Да, и он архат. Ну был, по крайней мере. Полагаю, уже поднабрал кармы, не так ли, Константин Юрьевич? Да вы выходите сюда, не стесняйтесь. Костя шел будто на эшафот, по привычке надев маску невозмутимости, и, чтобы успокоиться, непроизвольно чеканил шаг. Он чувствовал себя солдатом на службе системы, и, как обычно, когда внешний настрой соответствовал внутреннему, на него снисходило спокойствие. Очутившись внутри круга света, он тут же сощурил глаза, будто Амгалан. «Интересно, это специально делается, чтобы кандидат стал растерянным и беспомощным?» – подумал он, на мгновение ощутив себя ребенком на утреннике в детском саду. Воспитательница вызвала его в центр круга, чтобы он рассказал стишок. Вот только сейчас не он будет говорить, а о нем. Так, будто его тут нет. – Эльвира Рашидовна, вам как куратору начинать, – взмахнул рукой приор. – Благодарю. Я постараюсь коротко, – поднялась она с места. – Константин Юрьевич у нас стал знаменитостью: и с Буддой разговаривал, и архатом был, и дело раскрыл. Вроде бы очевидно, что такую звезду нужно принять в Орден. Но давайте оценим сам процесс расследования. Ему приходит анонимка об уникальном человеке, члене страшного Ордена, стремящегося обойти закон реинкарнации, – о некоем Туманове. Заслуги самого Колесова в этом нет никакой, не он нашел этого человека, не он о нем узнал. Задача Колесова проста: на несколько часов задержать Туманова, всего лишь до приезда сотрудников Управления безопасности. Он ее проваливает. Проваливает напрочь. Пусть бы Туманов сбежал – мы бы нашли его, но нет. Туманов умирает, причем прямо на руках инспектора. Далее. Еще один уникальный человек – Степан Борецкий. Орден охотился за ним несколько лет. И – какое совпадение! – Борецкий тоже умирает, не рассказав ничего. И вот вроде бы наконец инспектор чего-то добивается – Кучик клюет на приманку, приходит за кармографом, но… Колесов упускает прибор Петмансона! – Вы забываете о силе, которая играла значительную роль в этом расследовании… – напомнил приор. – О Будде? Нет, конечно, не забываю. Но получается, что все сделал именно он, а не Колесов. Может быть, примем Будду в наш Орден? Я не возражаю. – Я вас понял, – кивнул приор. – Кто-то еще хочет высказаться? Со своего места поднялся Амгалан. – Эльвира Рашидовна, конечно, права, – начал он, и слабая надежда, жившая где-то на дне Костиного сердца, утонула во мраке. – Сложно оценивать действия кандидата, когда расследование, по сути, вел Будда. Но я скажу так: думаю, что ни у кого из инспекторов не получилось бы лучше. Никто не смог бы сохранить жизнь Туманову и Борецкому, если бы Будда решил, что они не достойны жизни. Никто не смог бы забрать прибор Петмансона, вырвав его из рук Будды. И я считаю, что самое главное в работе инспектора Ордена – это чутье. Инспектор спинным мозгом должен ощущать, где что-то не то и нужно копать, где промедление даже на время телефонного звонка недопустимо и где нужно рисковать. У Константина Юрьевича чутье есть. Я это знаю. Эльвира Рашидовна бросила на Доржиева гневный взгляд, но его заметил, кажется, только Костя. Командор в это время глядел на приора. – Спасибо, Амгалан Тумэнович. Кто-то еще хочет высказаться? По процедуре нужно два поручителя, один у нас уже есть, как я понимаю. В зале воцарилась тишина. Костя примерно представлял, что сейчас происходит в головах у членов Совета. Они взвешивают все «за» и «против»: стоит ли принимать в Орден человека, отмеченного Буддой? Нужен ли им такой человек? Или же на всякий случай лучше держаться от него подальше? Наверняка тех, кто его опасается, много. Он бы и сам предпочел держать такого человека на расстоянии. – Я готов за него поручиться. – Бас Данзара разнесся по залу, будто через усилитель. – Я с ним работал. И могу сказать, что это будет специалист высочайшего уровня. Да, Будда помогал инспектору в расследовании, но и инспектор помогал Будде в его расследовании. Я абсолютно уверен: без Кости Будда не нашел бы прибор Петмансона. По залу пронеслись удивленные перешептывания. – Константин Юрьевич – смелый человек. Очень смелый. Иногда даже чересчур. – Илья со стула подниматься не стал, слово не просил, а просто стал говорить. – Но он мне нравится. Пожалуй, я тоже за него поручусь. В конце концов, вы что, готовы отпустить архата на все четыре стороны? Да его сегодня же заграбастает себе сангха! Перешептывания стали более явными, даже приор наклонился и что-то эмоционально прошептал в ухо соседу справа, потом – соседу слева. – Благодарю. Больше выступлений не будет? – спросил приор. На несколько секунд воцарилась тишина, а затем раздался бас Данзара: – Я хочу еще сказать кое-что. Вы все это знаете, а Колесов – нет. Но ему следует узнать об основном критерии отбора в инспекторы. Костя вздрогнул. По спине поползли мурашки. Кажется, сейчас архивариус скажет о том, что членом Ордена может быть только буддист. – Не всегда нам удается подбирать инспекторов в соответствии с базовым критерием, с тем, что установил создатель нашего Ордена, поэтому у потенциальных кандидатов приходится оценивать ум, внимательность, другие какие-то качества… словно мы набираем следователей в полицейский участок. Но все вы знаете, что инспектора ведет карма. Не мы выбираем – карма приводит беспамятного в Орден, особенно – инспектора. И наше дело – лишь увидеть ее. Давно к нам не приходили такие, как Колесов! Именно он снял слепок у Петмансона – и именно поэтому мы его и позвали для расследования, правда? Мирзоева и Доржиев кивнули, но если командор энергично, то куратор – будто нехотя. – Мне плевать, как Колесов ведет расследование, – пусть хоть лежит на диване и смотрит телевизор сутками. Главное – результат. А результат у него ошеломительный. Разве не так? Тут уже закивали почти все члены Совета. – Его карма – стать инспектором Ордена. Лично я это вижу очень хорошо. Удивительно, что у кого-то могут возникнуть в этом сомнения, – Данзар закончил речь и покосился на Мирзоеву. – Никаких отводов не будет? – Приор выждал несколько секунд и продолжил: – Самоотвод? Костя не сразу понял, что приор обращается к нему. – Нет. – Язык вдруг стал непослушным, а горло пересохло. Несмотря на все заверения Данзара, Костя не верил, что его примут в Орден, и внутренне уже даже смирился с этим. Правда, это было до того, как он узнал, что Данзар – член Совета. В торце зала, там, где, казалось, находится какой-нибудь чулан со швабрами, зажегся свет, и взору предстала огромная темно-зеленая портьера с вышитым на ней уроборосом, в погоне за хвостом образующим четыре лепестка – символом Ордена. Из-за сочетания темноты и пятен света увидеть зал целиком не представлялось возможным. Это создавало атмосферу таинственности и причастности к чему-то особому. Костю подвели к уроборосу, и как в тумане он повторил за приором слова клятвы: – Я, Колесов Константин Юрьевич, клянусь делать все от меня зависящее для поддержания нынешнего порядка реинкарнации до тех пор, пока существуют Купола, карма и люди, нуждающиеся в перерождении. Я клянусь защищать их, оберегать их жизни и предоставлять свою помощь. Клянусь использовать свой дар ощущать смерть – во благо людей. Клянусь в любых ситуациях действовать во благо Ордена реинкарнаторов и системы реинкарнации, а также своих братьев и сестер по Ордену. – Поздравляю! Мы возлагаем на вас большие надежды, – улыбнулся приор, и раздались аплодисменты. Оказывается, все присутствующие в зале сейчас стояли полукругом, на границе света и тени, приветствуя его. Чип ему пока не вживили – рано. Но ему подарили еще девять месяцев, в течение которых он может уйти из Ордена в любой момент. Лишь затем он станет полноценным членом, без права выхода. Зато надели на запястье оранжевый браслет, сплетенный из узелков, завязанных специальным образом. Сзади кто-то набросил на плечи черную мантию с застежкой в форме уробороса, и лишь тогда Костя поверил во все происходящее. К нему подходили, поздравляли, хлопали по плечу, жали руку, он невпопад кивал и благодарил, а сам уставился на Амгалана. Тот при всех, не скрываясь, обнял Мирзоеву. Эльвира Рашидовна вздрогнула, что-то спросила – до Кости донесся лишь ее удивленный возглас. Амгалан наклонился и зашептал ей на ухо. Костя не слышал что, но догадывался. Но почему только сейчас? Он был уверен, что командор уже давно снял свой обет безбрачия, сразу, как только узнал о разрешении от Будды. Почему Амгалан не сразу сообщил о своем освобождении возлюбленной, Костя не знал, но немного уже понимал своего командора. Амгалан не догадывался, какой мотив на самом деле двигал Мирзоевой, не знал, что она привнесла личную неприязнь в работу. Сам же он считал, что в таких вещах руководствоваться личными интересами нельзя. Рассказать ей, что благодаря Колесову они теперь могут быть вместе, – это значило повлиять на ее решение, на это Амгалан пойти не мог. Правильный у него командор. – Я ж тебе говорил, не переживай! – хмыкнул Данзар, когда они вышли на улицу. Увы, шикарную мантию пришлось оставить внутри: все же не стоило показывать каждому встречному свою принадлежность к одной из самых закрытых организаций. – Ты тот еще жук! – Костя шутливо ткнул его кулаком. – Столько времени молчал, что входишь в Совет! – Эх, молодой ты еще, горячий. Вот поработаешь в Ордене, сам будешь молчать обо всем. – Ну о том, что у меня дома стоит восемнадцатилетний виски, я молчать не буду! Надеюсь, меня не арестуют за нецелевку. Предлагаю поехать отметить. – Поддерживаю! Если арестуют, то я за тебя заступлюсь! Скажу, была производственная необходимость! – заржал Данзар. За время церемонии белые пушистые хлопья покрыли весь асфальт, не оставив ни сантиметра серого цвета, одели ветки деревьев, кустов, крыши домов, перила, лавочки и принялись за людей. На черной форме реинкарнатора образовались белые погоны, а вместо забытой в недрах офиса московского горкома шапки пушистые хлопья соорудили собственный головной убор. Природа облегченно вздохнула. Наконец-то выпал снег. Все шло по устоявшемуся веками порядку. * * * notes Примечания 1 2459 год по буддистскому летоисчислению соответствует 1916 году по григорианскому календарю. Начало летоисчисления буддийского календаря ведется с года ухода Будды Гаутамы в нирвану и опережает григорианское летоисчисление на 543 года.