– Эта, – сказал он, пробуя тюфяк, набитый слежавшейся травой. Комфортом тут и не пахло, мягким этот тюфяк никак нельзя было назвать, подушка такая же – плоская и почти твёрдая. За то в такой нет клопов. Клопов, может, и нет. Но дверь в дом распахнута целый день, жара внутри почти такая же, как и на улице. Стены старые, много трещин. Это ему не нравилось. Нет, плохое, плохое место, но искать другое у него не было сил, он очень устал за последнее время, а длительные прогулки по раскалённой пустыне ещё больше способствовали его усталости. Ему неплохо было бы поесть перед сном, но поесть можно и потом, утром. Он оглянулся на старуху: – Бабушка. – Да, сынок, – сразу ответила та. – Клещи тебя часто кусают? – Кусают, паскуды, кусают, мучаюсь. Иной раз за ночь так влезет в кожу, что выжигать гада приходится. – А тля пустынная не донимает по ночам? – Ой, кусают иногда, вроде, такая мелочь, а больнючая… Но это редко. Это редко… – Угу, ясно, – сказал геодезист, осматривая стену над своей новой кроватью. – А тряпка ненужная есть у тебя? – Тряпка? – Да, ненужная тряпка. – Есть, у меня их куча, куча, – сказала старуха, и прошла к стене к старому пластиковому комоду, достала из него ветхую тряпку и какое-то покрывало, – вот, подойдёт тебе? – Подойдёт, – сказал он, забирая у неё тряпку, – не жалко? – Так ещё пару лет назад думала её выбросить, а зачем она тебе? – Нужна. Он вышел на улицу. Любопытная бабка пошла за ним, чтобы посмотреть, что он будет делать. Геодезист бросил тряпку на землю и, не стесняясь любопытной старухи, помочился на ветхое покрывало. Взял покрывало и скрутил его в толстый жгут. Бабка смотрела на всё это удивлённо, но никак его действия не комментировала и никаких вопросов не задавала. Горохов прошёл к свой кровати, и этот влажный жгут уложил между стеной и кроватью, чуть утрамбовав его. Затем застегнул все пуговицы на пыльнике, поднял воротник, а тряпку на кепке, что защищала шею и щёки от солнца, опустил вниз и подвязал её у воротника. Запечатался весь. Только лицо осталось открытым. Ни перчаток, ни ботинок снимать не стал. Так и лёг на свою кровать. Бабка смотрела на него с удивлением: – Неужто, сынок, ты так заснёшь? – Засну, бабушка, засну, – отвечал он, укладывая обрез под правую руку. – За саранчой сходишь? – Схожу. – Будить тебя во сколько? – Не буди, я сам встану. Вроде, разговор закончен, но бабка всё не уходила, стояла рядом. – Ну? – спросил он. – Не запаришься так спать-то? – Ничего, потерплю. – Ну, тогда спи, – сказала бабка. Да, ему было очень жарко, но он умел спать и при такой жаре. Фляга с водой рядом – всё буде нормально. Было, конечно, тяжело, но одна вещь его однозначно радовала. Он сжимал и разжимал пальцы на левой руке, и, кажется, они работали почти также хорошо, как и раньше. Нет, сила в руку ещё не вернулась, но он уже мог в ней что-то держать. Не соврал Валера-генетик. А рука ему может вскоре понадобиться. Кажется, всё к этому и идёт. Горохов не спутал бы этот звук ни с чем. Лёгкие и в тоже время звонкие щелчки механизма поворота барабана его револьвера нельзя было спутать с другими звуками. А ещё под его право рукой не было обреза, а должен был быть. Геодезист открыл глаза. Здоровенный, усатый мужик в бронежилете примостился на краю шаткого бабкиного стола, сидел и проворачивал пустой барабан его револьвера, разглядывал оружие. Это был пристав Меренков. А рядом на столе лежал и обрез Горохова. Ещё один человек стоял в дверях, его застил свет, в руках армейская винтовка. Ну, допустим, что пришли проверить, но винтовка с предохранителя снята. Это неприятно. – Ну, проснулся? – Спрашивает Меренков. – Доброе утро. – Ну, не сказать, что совсем доброе, – говорит Горохов, садясь на кровати. Только что рассвело, в комнате прохладно, жаль, что эти… дверь открытой держат, снаружи уже солнце, уже залетает тепло во внутрь. Геодезист снимает кепку, перчатки, бросает всё на кровать, расстёгивает пыльник. Мерников смотрит на него внимательно. А потом спрашивает: – Так кто ты такой, а? – Я ж говорил вам, я геодезист. Приехал сюда работать на «Буровые Савинова». – Горохов лезет во внутренний карман пыльника, достаёт удостоверение и бумаги, протягивает их приставу, – вот, уже подписал контракт, через неделю, как заживёт рука, выхожу на буровую. Меренков, кажется, не верит ни единому его слову. Косится на него, но бумаги берёт. Читает. Долго читает контракт на трёх страницах. Горохову не нравятся люди, которые читают контракты полностью, от таких жди неприятностей. И он ждёт. Ждёт, пока пристав закончит чтение. Пристав, дочитав контракт, небрежно бросает бумаги и документы на стол. – А какого такого хрена ты, приезжий буровик, суешь нос в наши дела, порядки тут свои наводишь? А? – Я никуда, ничего не сую, – сказал Горохов, – и никаких порядков тут не навожу. – Да, а кто Адылла и его бабу пытал? – Спрашивает пристав, помахивая револьвером Горохова. – Так вы мне сказали, чтобы сам разбирался. – Я тебе что, давал разрешение людей пытать? – Они мою кольчугу и деньги не отдавали… Ну, пришлось надавить… – Вот как? – Продолжает Меренков. – А с винтовкой что? – С какой винтовкой? – Не сразу понял геодезист. – Которую ты по всему городу бегал, продавал, ты её где взял? Горохов понял, о чем спрашивает пристав. Понял и замолчал. – Даргов ты на дюне замочил? Двоих, ты? – Ну, я. – Геодезист кивнул. – Так я же там, где меня ранили, мотоцикл бросил. Пошёл его искать, а эти уроды опять в меня стреляли. – И ты, геодезист, решил разобраться? – Ну, дождался ночи. Ну, решил вопрос. Мне мотоцикл нужно было забрать, деньги ещё были нужны. Вот и… – Значит, ты геодезист и по совместительству охотник на даргов? – Я за рекой пять лет проработал, там даргов намного больше, чем тут, навык есть. – То есть ты в оружии знаешь толк, на той стороне реки повоевал. Сдаётся мне, да и не только мне, что ты человечек непростой, ты, может быть, и подготовку проходил какую-нибудь? – Да какую там подготовку, – Горохов усмехается, – побегал за даргами по пустыне, вышки от них позащищал. Если бы я проходил подготовку, вы бы у меня спящего оружие не отобрали бы. Судя по всему, этот довод показался приставу разумным. Но человек он недоверчивый. Меренков смотрит на геодезиста и всё не решает, верить ему или нет. Наконец он серьезным тоном говорит, целясь в Горохова из его же револьвера: – Послушай, парень, ты привлекаешь к себе внимание серьёзных людей, много суеты создаёшь, по поводу тебя уже вопросы возникают. Да и ты сам ненужные вопросы задаёшь. Пойми, у нас тут судей и адвокатов нет, судить и рядить у нас не принято, понимаешь? У нас здесь на всю суету, на все вопросы всего одно решение… Одно. Геодезист понимал, он кивал: – Я понимаю, через неделю выйду на буровую, и вы меня тут больше видеть не будете, это всё из-за того, что этот урод Адылл меня без денег оставил. Если бы меня не ранили… – Всего одно решение для всех вопросов. – Перебивает приезжего геодезиста пристав Меренков, он нажимает на спуск револьвера, направленного в грудь Горохова. Щелчок такой негромкий, но от него мурашки бегут по спине. Всё доходчиво, всё понятно. – Считай, что это последнее предупреждение, – говорит пристав, кидает револьвер на стол и направляется к двери. – Пристав, – окликнул его Горохов, – хорошо, что вы зашли. Тут дельце для вас есть. Меренков встал в дверях: – Что за дельце?