Часть 39 из 73 В начало
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
– Да, – говорит Миша.
– Да, – говорит Горохов, – только расскажи сначала, как к слесарю сходили.
– Урод он, – сразу сказал Миша.
– Точно, такой весь из себя, через губу не переплюнет, – соглашается с товарищем Паша.
– Ну, вы спросили у него про резак?
– Спросили, спросили, не волнуйся, – заварил Паша. – Так он нас сразу послал.
– Послал? – Смеётся геодезист.
– Ага, говорит, идите к Коле оружейнику, у него и разики, и оружие, и транспорт – у него всё есть.
– Ну, хорошо, – произнёс Горохов.
– А ещё заметил, что у Пашки рука забинтована, стал спрашивать, чего с рукой. Любопытный, сволочь.
«А вот то, что руку заметил, так это и вовсе прекрасно».
– Ну, ясно, ладно, гоните, а то засветло до Углеуральского не успеете, – сказал Горохов. – Только вы на всякий случай дюну подальше объезжайте.
– Знаем, – заверил его Паша.
Они уехали. Горохов и Миша смотрели им в след, а потом Миша спорил:
– Ну, а мы что будем делать?
– Пока мы будем спать, – сказал Горохов, – ляжем, полежим до темноты.
– А потом?
– Потом сходим в одно весёлое заведение с весёлым названием «Беляши».
– И что там? – Не отставал Миша.
Они вошли в дом Валеры. Горохов запер дверь, подошёл к ванне с протоплазмой. Постоял, снял перчатку и опустил руку в ванну, в густую, почти прозрачную слизь.
Он видел, как в протоплазме слегка, едва заметно шевелились толстые и длинные с палец толщиной жёлтые черви с чёрными головами. Руке стало тепло, и потная от перчатки рука… Вдруг ему показалось, что он ощущает сухость. Да, рука находилась в этом месиве похожем на крахмальную кашу, но чувство было такое, как будто рука абсолютно сухая. Это было странное ощущение.
– Ну, что будем делать в «Беляшах»? – Не отставал Миша, усаживаясь на кривую кушетку.
– А, в «Беляшах»? – Вспомнил Горохов про его существование. – Ничего сложного, я тебе потом расскажу.
– А чего не сейчас?
– А потому что сейчас… – Он вытащил руку из протоплазмы. – Сейчас мне нужно подумать. – Отвечал новому знакомому геодезист.
Глава 24
Они встали у одного из домов. Темень, ни одной лампы вокруг. Горохов облокотился на стену, закурил. В «Беляшах», видно, туалета не было, ну, или не всех в него пускали. Может, поэтому воняло даже тут.
– Миш?
– А?
– Ну, ты всё понял?
– А чего там непонятного? Зайти, спросить у бармена, нет ли у него плазы или автогена, если есть, то спросить, сколько стоит?
Геодезист кивнул:
– Ты оружие держи наготове, место не очень…
– Понял, – сказал Миша и пошёл на свет, что горел у входа в заведение.
А там, под единственной лампой на улице, шла жизнь. К свету слетелись кучи здоровенных мотыльков. Их было так много, что они застилали свет, и в двадцати метрах от лампы было слышно, как они гудят.
Горохов не любил этих тварей, брезговал и всегда убивал. Нет, они не были опасны, но, если ты находишь в степи разлагающийся труп, на нём обязательно будет пару сотен этих мерзких существ. Будут сидеть там и своими хоботками лакать жижу из мертвечины в любую жару.
Помимо мотыльков под лампой суетились местные наркоманы. Один лежал прямо у входа. Мише, чтобы войти в заведение, едва перешагивать через него не пришлось.
Один сидел, привалившись к стене. Кажется, спал. Ещё четыре человека проявляли признаки жизни. И им было, вроде, даже весело. Видно, в помещении духота, а на улице не больше тридцати пяти, вполне комфортно жрать полынь под светом фонаря.
Он не хотел, чтобы его видели, но…
Кажется, он узнал знакомый голос. Голос был сиплый, высокий, надтреснутый. Это говорила женщина, ну, или то, что от женщины осталось.
Она говорила, с упрёком и подскуливанием:
– Лысый, отдай, чего ты такой урод?
– Дай хлебнуть-то. – Кто-то отвечал ей зло.
– Иди, у Лёвы возьми, а это мне на завтра… – Сипела баба, повышая голос.
– Иди сама у Лёвы возьми, он мне ни хрена уже не даёт…
– Лысый, отдай воду, мне завтра в степь идти…
– Не сдохнешь, – отвечал лысый.
– Я не сдохну, да что б ты сдох, чёрт дырявый. – Заорала она.
Голос у неё был пропитый, так, повизгивая, говорят вконец опустившиеся женщины, когда их обижают.
– Я тебе сейчас рыло разорву, тварь, – отвечал лысый. – Вошь поганая, воду для человека зажала… В бархане прикопаю тебя…
Пряча огонёк сигареты в ладони и не отрываясь от стены, он прошёл метров десять. Теперь ему было лучше видно всю компанию.
Да, он видел эту бабу. Худая баба в армейской кепке. Это она больше всех переживала, что бармен «Беляшей» Лёва сдал Вадюху в санаторий. Но жизнь идёт своим чередом, теперь она переживала, что Лысый отнял у неё флягу.
– Лысый, отдай, урод, как я завтра без воды в степь пойду? Мне почти до озера пилить. – Хныкала она. – Мне уже через три часа выходить.
– Лысый, да отдай ты ей уже, – вступился за бабу ещё один конченый человек, что был тут же.
Геодезист пригляделся к ней. У неё был большой нарост над верхней губой и солдатские ботинки. Солдатские ботинки очень маленького размера. Тридцать седьмого, наверное.
Горохов оторвался от созерцания жизни и быта местных наркотов, когда из шалмана со смешным названием «Беляши» вышел Миша и пошёл по улице. Миша его не разглядел в темноте, и Горохову пришлось его окликнуть негромко.
– Ну, побеседовал с Лёвой?
– Это бармена так кличут?
– Ну, да.
– Сволочь, – коротко констатировал Миша.
Горохов молча согласился.
– Спросил у него про резак, а он давай выпытывать: «А зачем он тебе, а ты с кем работаешь тут?» Сказал ему пару ласковых, а очень хотелось прикладом рыло разровнять.
«Всё складывается хорошо, даже лучше, чем я думал».
– Вы, Михаил, грубый человек. – Произнёс геодезист. – Впрочем, этот Лёва мне тоже не очень нравится.
– Да хамло он… Геккона ему в очко.
– Ладно, Миша, иди к Валере, запри дверь и высыпайся.