– А ты куда? – А у меня ещё дела есть. – Какие ещё дела в такое время? – Разные, Миша, разные дела. – Он не стал говорить новому партнеру, что ему необходимо кое с кем пообщаться. – Иди, Миша, поспи, отдохни. – Да я уже на месяц вперёд выспался. Может, мне с тобой? – Миш, – Горохов ухмыльнулся и стрельнул окурком, – мне необходимо пообщаться с дамой. – А подруги у неё нет? – Не сдавался партнёр. – Нет, Миша, подруги, кажется, у неё нет, у таких дам подруг не бывает. – А я… – Начал было Миша. – Да иди ты уже спать, – прервал его Горохов. – Иди! – Ну ладно, – Миша вздохнул, – а ты когда придёшь? Геодезист ему не ответил, он потихоньку пошёл по тёмной стороне улицы, чтобы не попадать в свет фонаря. Пошёл на выход из города. У него было дело. Небо над степью ночью иногда пугает не меньше, чем сама степь. Особенно если на нём нет луны. Чёрная степь, чёрное небо. Только тысячи звёзд горят в полной темноте, и ничего больше. Если долго смотреть вверх, то начинает кружиться голова. За то звуков ночью намного больше, чем днём. Горохов остановился. И намёка нет на то, что в этом чёрном мире есть люди. Звуков людей нет вовсе. В воздухе царит какофония ночной жизни. Мотыльки гудят, саранча тоже шелестит крыльями, стрекочет. Потявкивают гекконы. Всё это выползло из песка и с жадностью ест друг друга. Тля ест пыль, органической пыли в степи не меньше, чем песка. Тля повсюду, живая и мёртвая. Люди надевают маски-респираторы больше от пустынной тли, чем от пыли. Если дышать степным воздухом без маски весь день, то к вечеру вам гарантирована слабость и рвота. За то у песчаных блох и личинок саранчи тля рвоту не вызывает. А те в свою очередь не вызывают рвоты у большой саранчи, тараканов, мотыльков и скарабеев. А саранчу и жуков едят все остальные – гекконы, мелкие сколопендры, дрофы, козодои, скорпионы. А уже этими питаются пауки, крупные сколопендры и вараны. Вараны вообще едят всех, кого могут найти и поймать, они короли пустыни. Их, варанов, кажется, никто не ест, кроме ос. Горохов снова закурил, сигарету держал в левой руке, в правой держал обрез. Город, конечно, рядом, люди убивают всё, что опасно, сколопендру или варана тут вряд ли встретишь, но нужно всегда быть начеку. Степь всегда остаётся степью, гнезда ос, тому подтверждение. Время уже шло к часу. Рыбаки ещё не поехали к озеру, никто не пошёл проверять сети с саранчой. Людей вокруг нет. Было страшно, но Горохов вырос в степи. Если нет даргов рядом, а их тут быть не должно, ведь они кочуют на западе, ближе к Каме, то ему всё здесь по душе, всё привычно. Он неспеша пошёл на восток. Шел, старясь не включать лишний раз фонарик. Во-первых, свет фонаря видно издалека, а во-вторых, глаза быстро привыкают к свету и престают видеть в темноте, так что лучше идти без фонаря. Если привыкнуть, то звёзд и краешка выползавшей луны вполне достаточно. Он прошёл приблизительно полтора километра, тихий восточный ветерок стал приносить запах воды. До озера уже было не так и далеко. Он уже тут почувствовал терпкий, горчичный привкус. Так пахнут амёбы, что заселили все пресные воды. Эти почти невидимые глазом существа, плавая на поверхности пятимиллиметровым слоем, не дают воде испаряться даже на самом жарком солнце. Если зачерпнуть их с поверхности воды, то на руке будет прозрачная, слегка оранжевая слизь. Пару минут, и руку начнёт жечь. Амёбы моментально вырабатывают кислоту. Так что купаться в открытой воде нельзя, она и пахнет мерзко. Он свернул с дороги, которая с обеих сторон поросла колючкой. Это неприятное растение растёт стеной, оно неприхотливое, с белыми колючими стеблями, растёт везде, где грунт хоть ненадолго освобождается от песка. Он нашёл проход в этих зарослях и полез по осыпающемуся песку на невысокий бархан. А вот теперь без фонаря никак. Он стал светить на песок, тщательно осматривая склон бархана. Пауки – бич пустыни. Осы, вараны, сколопендры тоже опасны, но они редки. Около людского жилья почти невозможно встретить варана. И сколопендр тут всех, скорее всего, перебили. А вот пауки… Их всех не перебьёшь. Они есть на любом бархане. На день от жары они зарываются в песок, а ночью выходят охотиться. Они так свирепы, что жрут друг друга, отравляют и жрут. Одежду паук, конечно, не прокусит, но он легко находит, где под неё можно пролезть. Поэтому надо как следует осмотреть свою одежду. Говорят, что на каждом бархане есть свой паук. Вряд ли на придорожном маленьком бархане они станут селиться, но проверить нужно. И ему повезло, нашёл почти сразу. В луче фонаря отразился почти люминесцентный блик. Корявый, небольшой, не больше трёх сантиметров, белый гад спешил убежать из света. Нет, не убежал. Горохов раздавил его ботинком. И только после этого уселся на тёплый песок. Второй час, через часик на рыбалку поедут первые рыбаки. А пока можно подумать обо всём и всё спланировать. Он недавно курил, но снова достал сигарету. Но прежде, чем закурить, он взял флягу, потряс её, открутил крышку и выпил воды. Одним из лучших его качеств было терпение. Что-что, а ждать и терпеть он умел. А как ещё можно бороться с самым опасным существом в степи? Даргов по-другому не взять, только перетерпев жару, усталость, ощущение опасности, напряжение и бесконечную гонку по барханам, их можно было победить. Загонять их до такого состояния, что у них не будет больше сил ни бежать, ни драться. Он почти с детства этому учился. Он с детства знал, как ловить и убивать даргов, как переживать пятидесятиградусный зной в пустыне, как экономить воду, как залечивать раны. Он знал, что для такой работы в степи необходим надёжный квадроцикл, который не «закипит», когда его трансмиссия раскалится до ста тридцати градусов, коптер с хорошей камерой, хорошим аккумулятором и монитором, многозарядная винтовка с обязательным подсвотльником и любой миномёт, без него никак. Совсем никак. И главное, что тебе понадобится, это терпение. Безграничное, бесконечное терпение. А если ко всему этому у вас ещё найдётся девять таких же терпеливых друзей с винтовками, то тогда вы можете вдесятером выйти в степь против десяти даргов и попробовать отогнать их от вашего селения. Ну, а посидеть в приятной ночной прохладе на бархане возле дороги, так это и вовсе… Удовольствие. Ещё не было и половины третьего, как на дороге появились первые фары. Какой-то рыбак на большом квадре проехал на восток. «Ну, вот, уже поехали». Он не знал, сколько ему осталось тут сидеть, но после трёх дорога стала оживление. Время от времени он стряхивал с себя обнаглевшую саранчу или глупого геккона. Каждые полчаса вставал, осматривал песок, отряхивал пыльник. Мерзкие клещи, чуют всех издалека, к утру он нашёл на плаще двух. Температура упала до тридцати трёх. Даже пить уже не так хотелось в такой прохладе. Плохо, что стало его клонить в сон. Он снимал перчатку, стягивал респиратор, растирал лицо и вставал, чтобы пятый или шестой раз встряхнуть от клещей пыльник. Когда стало светать, пыль на дороге от проезжающего транспорта не успевала садиться, а пешие люди с вёдрами и сетями шли и шли из Губахи по дороге. Люди шли добывать себе пропитание, и тут он увидал её. Да, это была та задрипанная, худая баба в солдатских ботинках. Респиратора у нее, конечно, не было, лицо она просто завязала тряпкой. Перчаток тоже не было. Ожогов она, судя по всему, не боялась. Котомка на плече, там, видимо, фляга. Зачем она шла, Горохов догадывался. Ни вёдер для саранчи, ни сетей, ни рыболовных снастей у неё не было. На охотника на дроф она тем более не походила. Он чуть пропустил её вперёд и пошёл по барханам за нею. Между барханов нашёл небольшой камень, кусок рыжего базальта в один кило весом, он взял его с собой. Наконец, когда солнце уже полностью вышло из-за горизонта, баба свернула с дороги. Свернула не на юг, не туда, где степь разбита на участки и где на каждом втором длинном бархане ветер колышет сети с саранчой. Она свернула на север, туда, куда посторонним с дороги сворачивать нельзя. Вот тогда он и прибавил шагу. Скрываясь за барханами, стал быстро её догонять. Да, тут нужно было действовать быстро. Может, она не одна тут ходит. Да и до дороги совсем недалеко. Он умел ходить по степи так, что его почти не было слышно. И обувь у него была специальная, дорогая, хорошая. Она поняла, что её кто-то преследовал только тогда, когда крепкие пальцы схватили её за шею чуть ниже затылка. – Ой, – заверещала она, даже не пытаясь повернуться, чтобы посмотреть, кто её схватил, – ой, ой, чего вы? А-а-а… Он сразу свалил её на бархан, лицом вниз, вдавил её лицо в песок: – Не ори, – говорил он с нехарактерной для себя хрипотцой, – пасть закрыла, паскуда, закопаю в бархан. Башку от песка поднимешь, я её тебе размозжу. Поняла? – Ой, песок горячий, лежать не могу. – Не бреши, песок не горячий… и прекрати орать, а то убью… – Нет у меня ничего, пустая я, только иду траву искать, – стала говорить баба, но уже заметно тише. Она всё поняла. – Врёшь? – Сказал он и сдёрнул с её плеча котомку. Как будто собирался её осматривать. – Нет, не вру, не вру, только иду траву искать, – божилась она. – А Вадюха где? – Вадюха, какой Вадюха? – Спрашивала баба с заметной задержкой. Геодезист понял, что вопрос она поняла и Вадюху она знала. – Вадюха, кореш твой, что с тобой крутился. Где он? Он мне денег должен. – Вадюха? – Она всё не понимает. Горохов давит ей на шею, пытаясь вогнать её правую щёку в песок: – Не смей мне врать, гнида, закопаю тут, ты тёрлась с Вадюхой всегда. – Да я с ним не тёрлась, я его и знать-то толком не знала, так, иногда травой делились. – Хнычет баба. – Где он? – Нет его уже. – Сторчался, что ли? – Да, сторчался, сторчался… Недавно. – Ладно, понял, по-человечески ты не понимаешь, ну, тогда будем говорить по-плохому, вы, торчки, по-человечески никогда не понимали, уроды, – продолжал он, сжимая её хлипкую шею в своих сильных пальцах. – Ой, всё… Ой, не надо так… Да не ломай шею, дышать не могу… Всё, не надо… Сейчас всё скажу. – Где Вадюха? – Дай хоть отдышаться-то… Он опять сжал ей шею. – Нет его, и не будет больше, – простонала она. – Нет. Кончился Вадюха. – Где он? – В санаторий его отвезли. «Ну, вот, главное слово сказано, дальше будет легче». – Кто отвёз?