– А ещё, наверное, те, кто не понравился Коле оружейнику или Ахмеду, так? – Продолжает Горохов. Генетик молчит, смотрит на него разными глазами и отвечать не хочет. «Так, подобных вопросов лучше избегать, а то от них он даже моргать перестал». – Валера, – вкрадчиво говорит геодезист, – меня не волнует то, кто и как сюда попал. Меня интересует, как люди становятся ботами, их не просто в протоплазму бросили, и они стали изменяться, не сами же они выбирают, кому стать разнорабочим, а кому проституткой. Валера, кажется, выходит из столбняка, в который он впал от предыдущих вопросов. Он кивает. – Ну, и как же они начинают меняться в нужную вам сторону? – Д-для этого ну-нужен конструкт. – Конструкт? Что это, как выглядит, откуда берётся? – Н-набор белков, он вводится в кровь. Выглядит? Я-яйца гекконов вдели? – Даже ел их, – говорит Горохов. – Констру-укт выглядит как бе-белок яйца. Горохов пошёл вдоль стен, заглядывая на полки, отрывая ящики и рассматривая их содержимое. Банки с реактивами, непонятные устройства, стопки полотенец, много-много всего непонятного, интересного, что стоило бы взять с собой, но брать это уже некуда, у него и так все карманы набиты. Он останавливается и указывает на огромный белоснежный чан, стоящий в углу и поднимающийся до самого потолка: – Это…? – Про… Прото-оплазма… – А конструкт привозит, конечно же, Виктор? – Размышляет вслух Горохов. Генетик кивает. – Он привозит всегда только то, что нужно, про запас не оставляет? Валера опять кивает. «Хорошо бы этого Виктора повидать. Как-нибудь…». – Часто приезжает Виктор? Валера пожимает плечами… – Он с кем больше общается, с вами или с доктором? – С… с … С доктор… Со гов… говорит со мной мало, только по воп… вопросам технологий… – Ясно, а когда приезжает, он останавливается у доктора? – Не-е знаю, – Валера снова пожимает плечами, но вспоминает. – О-од-дин раз я видел его квадр у «С-столовой». Стоял вечером та-ам. – У какой столовой? У «Столовой» татарки Кати? Валера кивает и говорит: – Мы ту-тут уже долго, меня могут искать. – Может искать доктор? Валера кивает. – Нам нужно уезжать? Валера опять кивает. Горохову очень не хочется уезжать, у него куча вопросов и по оборудованию, и по биороботам, и по всяким разным приспособлениям, что стоят тут повсюду. Раз надо, то надо. Но последний вопрос он задаёт: – Валера, а можно выращивать ботов без людей? С нуля, так сказать. Валера кивает. И, видя немой вопрос геодезиста, объясняет. – Пе-переделать человека – три ме-ме-месяца. Ну, четыре, сделать заново – т-т-три года. – Вот оно что. Время. Тогда понятно. – А ещё… расход протопла-азмы. Передела-ать человека в ра-ра-а… в подсобного рабочего – тридцать литров. Сделать заново – двести. Генетик подошёл к двери, положил руку на замок и остановился, ожидая геодезиста. Тот ещё раз огляделся и нехотя двинулся к двери. «Эх, сюда бы специалистов». Глава 32 Пятьдесят пять? Нет, пятьдесят восемь. Воздух висит густым маревом, не шелохнётся, ни намёка на ветер или облачко. Таким воздухом даже дышать горячо, но его рука тянется не к маске респиратора и не к очкам. Курки обреза под пальцем, он взводит оба. Обрез в левой руке, правой он откидывает полу пылинка, чтобы сразу взяться за револьвер. Он готов, но Валера, похлопывает его по плечу, успокаивая. А как ему успокоиться, если прямо в тридцати шагах от лестницы, по которой им предстоит спускаться, на небольшом бархане на карточках сидят на песке два дарга. Не по-человечески огромные, словно раздавленные ступни их ног утопают в раскалённом песке. Их неприкрытые половые органы тоже почти касаются песка, а им хоть бы что. А чуть дальше такой же на холмике сидит, ждёт. И на углу дома ещё два, в теньке притаились, он сразу их не заметил, и в двадцати шагах от мотоцикла ещё два. Да сколько же их тут? Даже если он будет стрелять быстро и не будет промахиваться, ему всё равно не победить. Два патрона в обрезе, четыре патрона в револьвере. Нет, без шансов. Горохов становится так, чтобы между ближайшими даргами и им стоял Валера. С угла те двое его не достанут. А вот те, что у мотоцикла, опасны. Но они ближе всего, значит, картечь и жакан из обреза они получают первыми. Но Валера ведёт себя странно, он продолжает его хлопать по плечу: – Не-е… Не волнуйтесь, о-они охраняют нас. Горохов на секунду отрывает взгляд от людоедов, чтобы с удивлением взглянуть в разные глаза генетика. В его мире дарги никого из людей охранять не могут. Дарги это ЛЮ-ДО-Е-ДЫ. Они могут только сторожить свою пищу. – Не… не волн-нуйтесь, пойдёмте, – говорит генетик и, как следует, хлопнув тяжёлой дверью, начинает спускаться по лестнице. – Идите за… зам-мной. Горохов понимает, что тут, наверху, он просто отличная мишень почти для всех дикарей, и спиной к стене, старясь не выпускать людоедов из глаз, начинает спускаться за Валерой вниз. Обрез наготове, правая рука почти на рукояти револьвера. Он переводит взгляд с одного на другого, они все, все смотрят только на него. Но винтовки не поднимают. Он почти спокоен, случись что – он двумя движениями убьёт или смертельно ранит двоих ещё до того, как кто-то из людоедов успеет поднять оружие. А дальше? А дальше, как повезёт. Если всё завертится… Нужно будет пробиться за угол и там перезарядить дробовик. А Валера, который уже спустился вниз, поднимает руку и странно сгибает её. Раз, два, три. Это какой-то знак. Тот дарг, которого Горохов увидал первым, тоже встаёт и… направляется к ним. Подходит, встаёт совсем близко от геодезиста. Винтовку он держит как палку. У него пегая борода, совсем пегая, ни одного чёрного волоса. И на голове чёрного мало. Зубы большие, жёлтые, крепкие. Он их скалит зачем-то. Толи хвастается, толи так улыбается. Потом что-то говорит гортанно, это мерзко звучит, рыхло и неразборчиво, Горохов, даже если захочет, не сможет это воспроизвести: «Эрхгархуннх, атаса». – Это значит «утро», – без привычного заикания говорит Валера. «Что за дурь, на часах почти три, какое ещё утро? Очень хочется нажать на курок». Горохов вздыхает. Людоедов нужно убивать всегда и везде, где только увидишь, но, кажется, не в этот раз. Сейчас, когда он на пороге самой большой своей удачи, он должен беречь себя. И главное – беречь информацию, что добыл. Да и этого странного генетика тоже надо бы сохранить. – Эрхгархуннх, атаса, унга? – Говорит Валера. «Этот уродец трёх слов не мог сказать, чтобы не начать заикаться, а тут вон какие слова выговаривает». – Унха унга, эрхгархуннх, атаса. – Продолжает дарг и вдруг, сделав шаг к Горохову, трогает рукав его пыльника. Людоед, дикарь прикасается к нему! Да как такое может быть! Геодезист едва сдерживается, чтобы не сделать что-нибудь. Большой палец его левой руки мечется между курками на обрезе. Но ничего делать нельзя, нужно ждать…Так странно он себя никогда в жизни не чувствовал. – «Утро», ещё у них значит «новый», – поясняет генетик. – Они видят вас первый раз и называют вас «Новый». Теперь он видел всех людоедов так хорошо, как не видел никогда. Ну, живьём, естественно. Молодых среди них не было, все пегие. Головы и бороды почти жёлтые. Они все улыбались ему как другу. У всех крупные, жёлтые зубы без изъяна. Все поджарые и слегка пузатые. Ещё один подходит к Горохову и зачем-то трогает его, проводит рукой по рукаву, улыбается и произносит гортанно: – Харкха. – Он назвал вас сколопендрой. – Негромко говорит генетик. Геодезист не смотрит на Валеру, он старается не отводить взгляд от дикарей, а это не просто, Валера продолжает: – Они уважают сколопендр, считают его злым духом песка, считают очень опасным зверем. – Поехали отсюда, – говорит Горохов, ему очень тяжело находиться так рядом с дикарями.