Он напряжён и начинает уставать, от этого состояния. Он с детства вёл с ними бесконечную войну, как и все его родственники и друзья. Его семья, его селенье и все селенья вокруг год за годом противостояли накатывающим с юга волнам людоедов. Каждый год, в январе, в начале весны, когда вся степь чернела от дождей и плесени, самые смелые и опытные мужчины уходили на юг, чтобы найти стойбища кочевников-людоедов, пришедших от южных скал за зиму. Если таких стойбищ не находили, год считался удачным. А если находили, все мужчины, включая пятнадцатилетних мальчишек, собирались на войну. И та война была непримиримой. Без переговоров, без пленных, без разделения на мирных и нет. Та война была на уничтожение. Все знали, что если не уничтожить пятнистых существ, так похожих на людей, то жизни в этих местах, которые они давно считали своими, им уже не будет. – Да, поехали, – соглашается генетик. Он что-то говорит даргам, те нестройно и гортанно отвечают ему. Кажется, Валера попрощался с ними. Да, наконец-то. Они идут к мотоциклу. Но Горохов всё ещё на взводе, он оглядывается через каждые два шага и старается держаться так, чтобы Валера был между ним и ближайшим даргом. Курки на обрезе не опускает. Нет, он никогда доверять этим опасным существам не будет: – Откуда вы знаете их язык? – Спрашивает геодезист, когда они уже подходят к мотоциклу. Валера только что говорил без запинки, а тут опять начал заикаться: – Т-три го-ода… уже тут, с ним… Каждый раз немного разговариваю, он… он… дарги любят поговорить, им н-нравится, когда я их слушаю, всегда приходят ко мне го… говорить. «Чёртов умник, надо же, умудрился выучить их тарабарщину». – И почему же они вас до сих пор не сожрали? – Дарги считают, что мы ра-раб… рабы Старших Сын… Сыновей. И что мы с-служим им, а значит, и Праматери… Нас не-нельзя есть. «Поганые дикари, как им не жарко, как вся их кожа не полопается от меланом на таком солнце». Горохов садится на мотоцикл, Валера тоже залезает на своё сиденье. – Вы думаете, Праматерью они считают пришлых? – Спрашивает его геодезист. – Д-да, – сразу отвечает генетик. – Их бе-белок не такой как… как… как у на-ас, у всех су-у… существ, что живут в пустыни, не такой белок… – Может, мутация? – Говорит Горохов, заводя мотор. – Не так… Не так быстро. Нет. У него был ещё десяток вопросов к этому странному человеку, но разговаривать во время езды на мотоцикле было невозможно. Пыль, дорога среди барханов и невыносимая жара. На солнце шестьдесят? Горохов старался не смотреть на термометр, словно от этого зависит температура. Глупо, но это было его личным, маленьким суеверием: в такую жару, если не смотреть на термометр, то и теплового удара не будет. Валера начинает хлопать его по плечу, Горохов сразу притормаживает: – Что? – Нам на… на север. Пря-ямо. – Я знаю, – говорит Горохов, оттягивая респиратор, – но мы и так сглупили, когда выезжали из города по южной дороге, заедем в город с востока. Он снимает с крепления мотоциклетную флягу, отпивает почти горячей воды и часть выливает себе на лицо. Тридцатисекундное облегчение. Флягу протягивает за спину генетику. Того уговаривать не приходится, он хватает флягу и жадно пьёт. Горохов чуть оборачивается: – Валера, так как вы считает, биороботы – это дело рук пришлых? Валера отрывается от фляги, переводит дух, а потом обводит всё рукой: – Ту… тут всё, всё дело рук п-пришлых. – А зачем они дали вам биороботов? – Не им… им… Не знаю, может, хотели посмотреть, что мы бу-удем с ними делать. «Бред». – А этот Виктор, он какой? – О-одно слово – Старший Сы-ын Праматери. – Что это значит? – Ид… Идеальный. – Что значит «идеальный»? – Не отставал Горохов, забирая у генетика флягу. – В-всегда знает, что делать. Всё умеет, и е… ещё не носит очки от солнца, и-и щетина не-е растёт. Никогда не растёт. Лицо ка-как у девушки. – Он бот… – Догадался геодезист. – Ес-сли так, то очень… очень п-продвинутый. Нереально продвинутый. – И как же нам его… заполучить? А, Валера? Тут Валера посмотрел на него с удивлением: – Е-его заполучить? – Ну, да. – Жи… живым? – Конечно живым, на кой чёрт он нужен дохлый? Валера продолжает смотреть на него с ещё большим удивлением. – Или ты думаешь, что дарги кинутся его отбивать? – Он… он вас убьёт сам, и в-всё. И меня то-оже… убьёт. – Думаешь, сможет? – Я же го… говорю он ид… идеа-а… – Да я понял, понял, он идеальный. – Горохов протирает лицо и натягивает респиратор. – Ладно, поехали в город, всё обдумаем, а дела будем делать, исходя из своих ограниченных возможностей. Дневная жара с двенадцати до пяти иногда бывает полезна. Они, петляя между барханов, доехали до восточной дороги, что вела к озеру, нигде не встретив, ни единой души. Когда выехали на дорогу – остановились. Горохов стал вглядываться вдаль. – Что т-там? – Спросил Валера. Геодезист указал пальцем на город, что виднелся вдали. Над городом тяжёлым облаком весела серая пыль. – Сам-мум? – Предположил генетик. «Самум? Да ты вообще из дома выходишь?» – Нет, воздух висит, не колышется даже, тишина, ни облачка на небе, откуда тут быть буре, – говорит Горохов. – А, ну-у тогда это… это поезд пришёл. За-а водой. – Караван! Точно! – Сказал геодезист. Он высадил Валеру ещё до водораспределителя. Жарко, но ничего, добежит генетик до дома. Им лучше не светиться вместе. Уже и так обругал себя не раз за то, что в открытую выезжал с генетиком из города. Сам же поторопился на главную улицу. Так и есть, ещё издали он увидал белые, но сильно запылённые «морды» тягачей с никелированными цистернами на сорок кубов. Они были так высоки, что их даже поверх домов было видно. Конечно, колёса-то у машин в человеческий рост. У каждого ещё и прицеп на двадцать кубов. Шестьдесят кубометров воды, в поезде пять машин. В Соликамске воды для бедных и из реки хватает. Ничего, попьют очищенную от амёб, тем, у кого нет денег, и желтоватая вода с горчичным привкусом пойдёт. То, что лёд из неё плохо получается, тоже ничего, нищие и тёплую пить будут. А вот тем, у кого деньги есть, подавай чистую, артезианскую. Горохов даже не стал считать, сколько в Соликамске стоит такой поезд. Очень большие деньги. А кроме тягачей ещё и бронетранспортёры, разведывательный багги, транспорт, цистерны с горючим. Охрана не маленькая, это большой секрет, правда, о котором все знают, на таких поездах в оазисы привозят ещё и наличные деньги, а увозят цветнику, поэтому охрана тут серьёзная. В общем, всё это на главной улице. И пыль вокруг стоит до неба. Горохов остановился у банка, а там очередь, даже в холл не войти. Очередь в банк города Губахи! Видно, сегодня день получки у буровиков, а ещё приезжие на автопоезде разменивают своё серебро на местную мелочь. Геодезист занял очередь и отошёл в тень, стал смотреть на столпотворение, он и представить не мог, что в такую жару, тут, на солнце, может собраться столько людей. Да и не в жару. Как в Губахе может быть столько людей вообще? По улице, поднимая пыль, сигналя без перерыва, катит машина, длинная, дорогая с застеклённой кабиной и кондиционером. Она останавливается у головы колонны прямо напротив банка. Это не Ахмед. Из машины выходит высокий человек в полном бронежилете. Разминает ноги, подтягивает ремень. Поправив на плече винтовку, идёт вдоль остановившихся тягачей. Это не кто иной, как пристав Меренков. Горохов сразу решает с ним заговорить. В этом не было необходимости, но нужно, что называется, «лезть на глаза». Когда ты на глазах, то у людей меньше к тебе вопросов. Он догоняет пристава и, сравняв шаг, заговаривает: – Господин пристав. – А, ты, геодезист, – у пристава глаз намётанный, он узнаёт Горохова и в маске, и в очках, – как твоя рука?