— Уполномоченный, что ли… — догадался человек под холмом. Горохов отвечать не стал, времени у него было мало: обычная семья даргов — это пять-шесть мужчин-воинов, он убил только двух. Где-то в округе бродят остальные. И, возможно, они слышали выстрелы. Выстрелы револьвера отличаются от выстрелов винтовки. Они могут заинтересоваться. Тем не менее, уполномоченный снимает с себя пыльник и одной рукой — во второй он держит обрез — хорошенько встряхивает одежду. Ему очень не хотелось бы свалиться с температурой под сорок после того, как клещ влезет под кожу. — Друг, — продолжает человек, — воды дашь? Есть у тебя вода? Горохов молчит, он наконец надевает пыльник и спускается к раненому, подходит осторожно, вдруг у того есть ещё оружие, но видит, что одна рука у человека разбита пулей, а второй он пережимает разорванные сосуды, чтобы не истечь кровью, но из его перебитой ноги кровь всё равно течёт. Андрей Николаевич достаёт фонарик, светит раненому в заросшее и грязное лицо и говорит удовлетворённо: — А, господин Сорокин. А где второй, где подельник Юрумов? — Нету Юрумки больше, — говорит бандит с горечью. И Андрей Николаевич чувствует острый запах полыни. — Сожрали Юрумку, дружбана моего, эти падлы… Животные. — А как вы тут выживали целую неделю? — спрашивает Горохов. — На полыни, — отвечает ему Сорокин, он тяжело дышит. — Яму у термитника выкопали и полынь ели. Ну так что, дашь воды? А? — М-м… На полыни, ясно, — уполномоченный понимающе кивает. И продолжает: — Воды я тебе не дам, она тебе без надобности. Я тебе могу зачитать приговор по всем правилам, если хочешь. — Да на хрен он мне, твой приговор, — морщится бандит, на его разбитую руку страшно смотреть, чёрное месиво из костей и тканей. Бандиту, конечно, очень больно, Горохов даже удивляется, что он не орёт, как резаный, но потом до него опять долетает терпкий запах полыни… Ну, на полыни терпеть можно… — Не любишь официоз? Понимаю… Но я быстро, так сказать, тезисно, в двух словах… Короче, за убийство тринадцати человек, среди которых было два ребёнка, в оазисе Южный Ком, за многочисленные разбои и убийства старателей и за поставку даргам оружия и боеприпасов Трибунал Чрезвычайной Комиссии приговаривает тебя, Сорокин, к смерти, и я, старший уполномоченный Горохов, мандат сто шестьдесят, прибыл привести приговор в исполнение. Номер ордера и текст приговора… Ну, я думаю, тебя сейчас это не очень интересует. Стрелять Андрею Николаевичу не хотелось: патроны — раз, шум — два, и он потянул из ножен тесак. — Стой, стой, Горохов, обожди… — захрипел бандит. — Ну начинается, — уполномоченный поморщился. — С вами, сволочами, каждый раз одно и тоже. — Да подожди ты. — Не торгуйся, сдохни, как и жил, лихо… — Горохов уже вытащил тесак. — Секунду дай. У меня есть информация. — Ну ладно… Секунда пошла, говори. Но имей в виду, ни воды, ни сигарет я тебе не дам. — Да ладно, не надо мне сигарет, слушай… — Ну… — Я слыхал, что уполномоченный не убьёт приговорённого, если тот даст ему информацию. Важную, важную… Слышишь? У меня есть важная информация, — говорил бандит, потряхивая своей раскуроченной рукой, с которой капали и капали чёрные капли. — Любопытно… И какая же это важная информация? Даже представить себе не могу, что это должна быть за информация, чтобы я такого, как ты, помиловал. — Это важная информация. — Ты давай, не тяни, мне уже пора отсюда сваливать, тут скоро родственнички этих, — Андрей Николаевич кивает на труп дарга, — появятся. — Я скажу, но ты пообещай, — просит его бандит. — Ничего я тебе обещать не буду. Скажешь мне, где закопал пару кило меди, а я тебе пообещаю жизнь — нет, так не пойдёт. — Нет, нет, это и вправду ценная информация. — Объясни, в чём её ценность. — Я тебе скажу, кто оплачивал оружие для даргов. Горохов задумался. А вот это было действительно интересно, и чуть погодя уполномоченный произнёс: — Хорошо, говори. — Обещаешь не убивать? — хрипел Сорокин. Андрей Николаевич глядел на этого убийцу, беспредельщика и конченую тварь с изуродованной рукой и с разбитой пулей ногой. Сейчас он беззащитен, без воды, без оружия, в этом ужасном месте, где через двенадцать часов он просто поджарится на песке. Глядел на него Горохов и удивлялся его желанию хоть немножко, но ещё пожить. — Ладно, обещаю. Давай уже, говори, — наконец произносит уполномоченный. — У меня… У нас-то денег никогда не было, чтобы целую партию оружия купить, — оживился бандит. — Смекаешь? — Давай-давай, не тяни. — Говорю же, денег у меня не было, чтобы оружие покупать для даргов. Я его только перевозил. — А кто заказывал? — Тип один из Полазны. Кроха его звали. — Звали? — Да, он делся куда-то. Я его всего пару раз видел. — Ну всё, дальше не рассказывай, — Горохов хотел уже заканчивать разговор. — Да, подожди ты… — взмолился Сорокин. — Я ж не про него. — Давай, только побыстрее. — Так вот, он… этот Кроха, он нам назначал, где брать ящики в степи и куда их отвозить, мы денег-то никогда не видели. — Он просто говорил вам точку в пустыне, где лежит оружие? — То-то и оно, а потом говорил, куда его отвезти. — И он вам потом просто платил за работу. — Нет, ты послушай меня… — Сорокин тяжело дышал. — Я ж говорю, не он. Платила нам баба одна из Серова. — Что за баба? — уполномоченный присел на корточки рядом с ним. — Алевтина, она хозяйка заведения «Прохлада», кабак такой у неё там, недешёвый. Девки приличные, полынь, бухло, всё такое… — То есть вы делали работу, а за деньгами ехали в Серов? К этой Алевтине? А она знала, за что вам даёт деньги? Догадывалась, кто вы? И на чём зарабатываете? — Да откуда же мне знать. Мы просто приезжали, заходили к ней, и она уже всё знала, ничего не спрашивала, вываливала нам лавёхи по-честному, сколько положено. Но потом, когда Кроха этот пропал, нас нашёл другой человек, Керим его звали… И всё было то же самое, стал нам давать координаты с оружием и говорить, куда его отвозить. Но… — тут бандит замолчал. — Ну, чего? — поторапливал его уполномоченный, ему не терпелось уже убраться отсюда. — Деньги за дело нам снова платила эта Алевтина. Вот, понял? — наконец произнёс бандит. — Ну что, хорошая информация? — Хорошая, — сказал уполномоченный и поднялся. — Так ты мне помощь окажешь? — спросил его бандит с надеждой. — Помощь? Какая ещё помощь? — Горохов спрятал тесак в ножны. — Насчёт этого договора у нас не было, я обещал тебя не убивать, я своё обещание выполнил. Спасать тебя, урода, я не буду. — он достал пачку с сигаретами. Но закуривать не стал. — Помоги мне! Слышишь, эй… У меня есть деньги! — У меня тоже есть деньги, — заметил уполномоченный. — Хоть воды дай. — Лишней воды у меня нет. Да и тратить воду на того, кто жрёт полынь, всё равно, что в песок её лить, — Горохов оглядывался, так и не решаясь закурить. А потом пошёл к мотоциклу. — Бинты, хоть бинты дай! — орал ему вслед Сорокин. — Они тебе не помогут. Тебе руку ампутировать нужно. Под бинтами ты себе только гангрену заведёшь. Она под бинтами за пару часов образуется. — А воды, воды дай напиться, — хрипел из последних сил бандит. — Напиться дай! Слышишь, падла! Я ж тебе информацию дал… Но Андрей Николаевич уже не слушал его, он по пути нагнулся и поднял пистолет Сорокина. Разрядил его и положил в карман. Нужно было уходить, но уполномоченный не мог уйти, не сделав этого. Он обыскал поясные сумки даргов, забрал оттуда патроны. Девять штук. Потом собрал их винтовки, вытащил затворы и пошёл к мотоциклу. По дороге нашёл камень и об этот камень разбил винтовки, разломал, помял винтовкам казённики. Затворы он выбросил в барханы потом, уже когда ехал. Он с детства усвоил одно из главных правил степи: не оставляй ни оружия, ни патронов врагу. И с тех пор неукоснительно ему следовал. А про бандита Сорокина, оставшегося валяться на песке в одиночестве, уполномоченный больше и не вспомнит до самого дня написания рапорта об этом деле. Глава 5 Первый отчёт в Отдел он сдал сразу, даже не переодевшись, по приезду в Березняки. Бушмелёв Евгений Александрович, массивный седеющий человек с тяжёлым взглядом, один из комиссаров Трибунала и по совместительству начальник Отдела Исполнения Наказаний, долго его пытать не стал. Сам в прошлом уполномоченный, он видел, что это дело далось Горохову нелегко, и только сказал, повертев в руках бумаги: — Мало написал. — Я всё изложил… Тезисно. Всё равно после совещания будете изводить меня писаниной.