Начальник отдела заинтересовался чем-то, даже очки надел, почитал и, взглянув на уполномоченного поверх очков, спросил: — Так этот лейтенант бросил там тебя одного? Горохов молча кивнул. — Дело пахнет трибуналом. Причина? — Да испеклись они там, — отвечал Андрей Николаевич. — Я всё на первой странице написал, что температуры были экстремальные. Я зафиксировал семьдесят два градуса. У людей Гладкова начались повальные тепловые удары, они перестали ему подчиняться. А этот лейтенант… Он и сам на ногах еле стоял, — Горохов махнул рукой. — Да и хорошо, что они уехали, а то мне бы и с ними ещё пришлось возиться, меня же потом, после того как я нашёл Сорокина, дарги по барханам гоняли. Пришлось десяток километров лишних проехать, пока оторвался от них. — Но он оставил тебя в степи одного, — это в устах комиссара звучало очень значимо. — Я написал об этом только потому, что в рапорте положено упоминать всё, что произошло, — произнёс уполномоченный, ему не очень-то хотелось всех этих разбирательств, трибуналов, там пришлось бы присутствовать, свидетельствовать. Да и этот лейтенант Гладков был неплохим солдатом, по большому счёту. — Андрей, я вижу, что ты этого не хочешь, но я дам делу ход, — сказал Бушмелёв, всё ещё глядя поверх очков на уполномоченного, — не забывай, ты олицетворяешь закон, демонстрируешь неотвратимость наказания, а они должны были тебя защищать и помогать тебе. Вместо этого бросили тебя одного в экстремальной ситуации, как это прикажешь трактовать? Как назвать их поведение? — Лейтенант предлагал мне уйти с ними, я отказался, — сказал Горохов, чуть подумав. — Это я принял решение. — Что, им действительно было так плохо? — начальник Отдела снял очки и положил их на стол перед собой. — Да, им было паршиво, — подтвердил уполномоченный. — А тебе? — взгляд Бушмелёва пристальный, в его вопросе слышится подтекст, который Горохов поначалу не может прочитать. И он просто пожимает плечами: — Ну, я-то в степи вырос. Хотя семьдесят это даже для меня многовато. — Семьдесят — это для любого многовато. Это температуры за пределами существования человека, — говорит Бушмелёв и продолжает уже без всяких полунамёков: — А может, ты такой стойкий после того, как твой друг Валера провёл с тобою какие-то процедуры, и ты стал лучше переносить высокие температуры? — Я никаких особых перемен в себе не заметил, — отвечает Андрей Николаевич. Он понимал, что о его делах с Валерой, в Отделе рано или поздно узнают, поэтому не удивился. Просто теперь всё встало на свои места. Уполномоченный продолжил, чуть подумав: — Думаю, ерунда это всё, послушал его, видел, что он себя-то вылечивает всё время. А на самом деле… — Горохов пренебрежительно махнул рукой. — Не зря же его из НИИ выгнали. — Угу… А улучшений после тех процедур… не заметил, значит? Ну ладно, — сказал Бушмелёв и сразу продолжил объясняюще: — У нас тут неделю назад тоже было пятьдесят семь. Но потом подул северный ветер, и немного отпустило, — тема на первый взгляд была закрыта, но Андрей Николаевич знал своего начальника много-много лет, он понимал, что тема не закрыта, она всего-навсего отложена, и комиссар ещё к ней вернётся. А пока он опять листает бумаги. Снова надевает очки. — А Сорокина, значит… Приговор ты в исполнение не привёл? — У него рука только под ампутацию, и в голени перебита кость, воды нет, оружие я уничтожил, температура на следующий день едва не дотянула до семидесяти, дарги были рядом, короче, он был не жилец. За него я вообще не волнуюсь, а вот за дружка его… Останков костей Юрумки я не видел, — пояснил уполномоченный. — А Сорокин однозначно труп. Там и целому человеку долго не выжить, а уж раненому… — Ну а полученная информация того стоила? — Надо проверять, — уклончиво ответил Горохов. — Какая-то баба Алевтина где-то на краю цивилизации содержит кабак и оплачивает услуги поставщиков оружия. — А где это её заведение? — уточняет комиссар. — В Серове. — В Серове. Ну конечно. Где-то за горами, — констатировал Бушмелёв. — Я уже по карте прикидывал… Три дня пути, если в объезд, — подтвердил Горохов. — Слушай, Андрей… Зайдёшь к Поживанову, расскажешь ему эту историю? Я ему, конечно, записку сооружу, но ты лучше сам зайди, так быстрее будет. Поживанов Сергей Сергеевич тоже был комиссаром Трибунала и руководил Отделом Дознания, его кабинет был через пару дверей от кабинета Бушмелёва. И отношения с Поживановым у уполномоченного были доверительные, хорошие. Поэтому Горохов сразу согласился: — Зайду. — Ладно, тогда отдыхай, на совещание тебя приглашать не буду, если у кого-то появятся вопросы, потом вызовем, заскочишь — ответишь. — Отлично, — кивнул уполномоченный. — Давай, — не вставая, начальник Отдела Исполнения Наказаний через стол протягивает руку Горохову. Тот молча жмёт тяжёлую и крепкую руку и выходит из кабинета. «Не поздравил. Ну, этого и стоило ожидать. Исполнений не было. Трупов не было. Одни приговорённый, со слов дружка-бандита, съеден, второй вообще живой оставался. Так что это вполне естественно. Короче, всё будет ясно после совещания комиссаров», — так думал уполномоченный, выходя в прохладный коридор. Но у него не было сомнений в том, что этот приговор ему зачтут как приведённый в исполнение. Он был на хорошем счету, и его слово никто и никогда не поставил бы под сомнение. Ну а выговаривать ему за им принятые решения бессмысленно… Так как уполномоченный является лицом процессуально свободным, он, и только он на месте решает, приводить приговор в исполнение или есть смысл с этим повременить, поменять на важную информацию, например. В общем, Горохов не волновался, он был расслаблен, он был у себя дома, поэтому спокойно достал сигареты, закурил и, пройдя по пустому коридору до нужной двери, без стука открыл её и оказался в приёмной, где за столом сидел молодой парень, имени которого Горохов не знал. А вот парень уполномоченного знал: сразу встал, поздоровался и спросил: — Господин старший уполномоченный, вы к Сергею Сергеевичу? — Да. — По личному? — Нет, по важному делу. — У него посетители, но я сейчас спрошу. Молодой человек приоткрыл дверь и, не заходя в кабинет, а только засунув туда голову, сказал: — Сергей Сергеевич… К вам старший уполномоченный Горохов. — А ну, зови его сюда, — сразу ответили ему. И в кабинете задвигали стульями, и навстречу уполномоченному вышли три оперативника. Горохов их всех знал, они улыбались друг другу, жали руки, перебрасывались ничего не значащими фразами, а на пороге уже стоял щеголеватый, в лёгком, почти белом костюме невысокий человек с большими залысинами. Он улыбался уполномоченному, обнимая его за плечи. — Заходи, Андрей, давай, заходи. — Я с сигаретой, — Горохов показал некурящему комиссару дымящуюся сигарету. — Тебе можно, заходи. Они поздоровались за руку, и уполномоченный вошёл в кабинет. Горохов ещё не успел усесться в удобное кресло, как Поживанов уже поставил перед ним тяжёлую пепельницу и спросил, улыбаясь: — По пятьдесят за возвращение? — он достал из стола бутылку с чем-то чайного цвета. Бутылка была дорогой. — Не-не-не… — Горохов сразу закачал головой и рукой помахал: не буду. — Ты что? Утро, восьми ещё нет. — Рыцари пустошей по утрам не пьют? — улыбался начальник, — Пьют, но я ж к тебе по делу. Да я с дороги, дома ещё не был. — Да, я понял. Тогда кофе. — Кофе давай, а то там, на юге, только чай из пустынной флоры, — как только Поживанов попросил секретаря сделать кофе и тот ушёл, Горохов сразу перешёл к делу. — Я в рапорте всё укажу подробно, а пока Бушмелёв меня просил забежать и рассказать тебе вкратце, что я выяснил. — Давай, что там у тебя? — Сергей Сергеевич поудобнее уселся в кресле. Локти положил на стол, так ближе к собеседнику. Он выглядел немного вызывающе — белоснежная рубашка с модными серебряными запонками, чистое лицо, белая кожа, просто преуспевающий торговец водой или цветниной, а не генерал-майор и комиссар Чрезвычайной Комиссии, но уполномоченный знал, что в своё кресло он попал не по знакомству. Поживанов настоящий сыскарь с огромным опытом. И люди у него в отделе лучшие. Так что… Глава 6 — Там, в приговоре последнем, был бандит Сорокин. Помнишь? — Припоминаю, — кивнул Поживанов. — Ну и перед приведением, он, как у них водится, начал скулить: не убивай, давай, мол, я тебе информацию выдам. — Угу, — комиссар слушал уполномоченного. — В общем, они, Сорокин со своим подельником, гоняли винтовки с патронами на юг, даргам. Но оружие было не их, они были только доставщиками. — А кто же был заказчиком? — Это дело тёмное, сначала был один какой-то тип, некто Кроха… — продолжая слушать Андрея Николаевича, начальник Отдела Дознания взял уже исписанный лист бумаги и начал что-то мелко писать в углу. —… но этот Кроха куда-то делся, и его заменил некто Керим. Теперь он говорил Сороке, где брать товар и куда его отвозить. — Угу, — продолжал писать Поживанов и, не отрывая глаз от бумаги, спрашивал: — Ещё какие-нибудь вводные по этому Кериму будут? — Нет, но вот по оплате будут. — По оплате? — Сергей Сергеевич поднял на Горохова глаза. — Да, всегда зарплату за дело Сорока получал у некой Алевтины, в Серове. Она там содержит заведение «Прохлада». — Серов? Край карты, — заметил комиссар, продолжая записывать слова уполномоченного. — У тебя там никого нет? — Есть, — ответил Поживанов, но, как водится, кто там у него есть, уточнять не стал. Информация конфиденциальная. — Дам ему запрос на эту Алевтину, он выдаст предварительную информацию. Но сам понимаешь, это всё будет небыстро. — Отлично, — сказал Горохов, принимая чашку кофе от секретаря. — Ты раньше времени-то не радуйся, — сказал Сергей Сергеевич, тоже беря чашку с подноса. Он постучал левой рукой по толстой папке, что лежала на столе. — Видишь?