Кораблёва уже добралась до первого торчащего из земли дерева- она, конечно, очень быстро ходит на своих длинных ногах, — уже направила на него какой-то прибор, после этого стала отрывать от дерева куски какими-то щипцами. А два её помощника уже раскладывали рядом свои ранцы и доставали из них разное оборудование. Уполномоченный понял — это всё надолго. Ему не хотелось стоять, а садиться на песок, когда на градуснике за шестьдесят, — тем более. Тени тут не было, тут и у камней её не везде найдёшь, солнце-то в зените, над самой головой. Он, чувствуя, что нагревается, нажал кнопку впрыска хладогена. А затем взял флягу, открутил крышку… Пах… донеслось со стороны лагеря. Горохов так и не сделал глотка. Этот звук он помнил. Это выстрел миномёта. Куда улетела мина и где она разорвалась, было неясно, но то, что миномёт стрелял, в этом у уполномоченного сомнений не было. Он сразу взглянул на Терехова. Что там у него под маской — разве различишь? Но внешне он абсолютно спокоен. Кораблёва со своими людьми тоже… Даже не обернулись на звук. Спокойно занимаются своими делами, один из её солдат побежал к следующему дереву и теперь от него отрывает куски. Работают… А это значит… что они были готовы; ну понятно, у них связь через гарнитуру. А вот у Андрея Николаевича связи нет. Поэтому… он просто делает пару глотков теплой воды из своей старой фляги. И тут ещё один хлопок, нет, ну это понятно, одной миной в движущуюся цель не попасть. В движущуюся? — Терехов, а в кого палят? — спрашивает Горохов. — Если будет нужно, капитан вам сообщит, — отвечает рядовой. Горохов вздыхает. Хорошо, если в даргов. А если это опять боты? Мысль неприятная. Он вешает флягу на плечо, начинает осматриваться. Револьвер у него отобрали, но оптика была в кобуре. Андрей Николаевич достаёт её. Долго смотрит в одну сторону, в другую. Пах… И буквально через секунду ещё раз… Пах… И на сей раз ему кажется, что он слышит разрывы мин. Горохов отрывается от оптики и снова смотрит на своего сторожа: — Терехов, а что там происходит? — Ничего, — нехотя бурчит тот. — Всё нормально. — Нормально? — не успокаивается уполномоченный. Он не верит, что всё и в самом деле нормально. — По кому хоть стреляют? — По противнику, — всё так же нехотя отвечает ему солдат. Самое мерзкое, что у него отобрали его оружие, без своего обреза и револьвера он чувствует себя некомфортно. Пистолет в рукаве, конечно, немного успокаивает его, но совсем немного. Уполномоченный вздохнул и взглянул на Кораблёву, та как будто и не слышала разрывов, и её люди тоже… Он присмотрелся… Да, один из них достал мотопилу, завёл её и собрался пилить одно из чёрных деревьев. «В серьёзности намерений им не откажешь!». Но его опять отвлекает работа миномёта: Пах… Через секунду ещё раз: Пах… И тут же ещё раз: Пах… Горохов глядит на Терехова, теперь солдат за ним не следит, он смотрит в сторону лагеря. — Слышь, Терехов, бойко палят, — говорит ему уполномоченный, — не на шутку разошлись. Рядовой бросает в его сторону короткий взгляд, ничего не отвечает и опять смотрит в сторону лагеря. Горохов видит, как он поудобнее положил руку на оружие. Вообще-то это очень нехороший знак, говорящий, что человек больше не расслаблен, что он уже готов начать действовать. И тут из лагеря доносится новый звук, звук уже пугающий: Ба-ба-бам… Бам… Бам… «Ну всё, понеслось». Этот звук Горохову известен, его хорошо и далеко слышно, его ни с чем не спутать, с таким звуком работает двенадцатимиллиметровый пулемёт. А значит, цель уже в зоне прямого видения. К лагерю подошли… ну, метров на пятьсот. А кто подошёл? Неужели дарги? Горохов теперь не раздумывает, он сползает с бархана на песок, ничего, что он раскалён. Уж лучше полежать на горячем песке, чем стоять мишенью на гребне бархана. В неподвижную фигуру старый седой дарг попадает из винтовки с трёх сотен метров почти гарантированно. И снова работает пулемёт. Бам… Ба-бам… — Терехов, ты бы не стоял столбом, — советует солдату уполномоченный. — Дарги очень хорошо стреляют. Рядовой бросает на него взгляд и приседает на колено, винтовку подтягивает к плечу. Горохов слышит завывание мотопилы, он оборачивается на Кораблёву…Нет, её саму и её подручных вся эта стрельба, кажетс, я не волнует, она их просто не касается. Они сосредоточенно пилят торчащее из грунта чёрное растение, ну или что это там. Глава 28 Он опять достаёт свою оптику и смотрит в сторону лагеря. Ну, пыль, кажется, дым, больше ничего не разглядеть. Даже машин не видно за барханами и термитниками. И самое неприятное — это то, что среди басовитого «баханья» пулемёта он стал различать тарахтение винтовок. Та-та-та… Та-та-та… Та-та-та… Горохов отрывается от прицела: — Слушай, Терехов, запроси капитана, может, нам лучше вернуться? Может, нужно помочь ему? Рядовой бросает на Горохова взгляд, но ничего не предпринимает. Берёт винтовку и смотрит в сторону лагеря через коллиматор. А из лагеря доносится всё больше звуков стрельбы. Винтовки уже работают вовсю. Андрей Николаевич снова смотрит в оптику и видит, что пыли над лагерем стало ещё больше. И тут он слышит новый звук, он не знает, что это было: — Терехов, это что, граната? Солдат ему не отвечает, и это начинает раздражать уполномоченного, он встаёт с песка и подходит к солдату: — Терехов, что там происходит? — Бой, — наконец зло отвечает рядовой. — Запроси капитана, спроси, что нам делать, может, нам подойти? Терехов молчит. — Запроси капитана, идиот! — говорит ему Горохов. И тут же оборачивается на Кораблёву: что она делает? А она занята чёрными деревьями, как и два её солдата. Их, казалось, не интересует то, что в лагере идёт бой. «Или они не слышат там, за барханом? Да нет, у них же у всех связь с капитаном. Они не могут не знать об опасности!». И тут наконец Терехов созрел, он, не снимая респиратора, говорит: — Первый, первый, я десятый приём… Горохов садится на корточки рядом с ним. Ждёт и смотрит на рядового, тот под его взглядом повторяет: — Первый, я десятый, приём… Снова несколько секунд ожидания и звуков боя, что уже вовсю разгорелся в районе лагеря. Причём Горохов с тревогой замечает, что совсем не слышно миномёта. — Первый, первый, я десятый, ответь… — снова повторяет Терехов, а Горохов снова смотрит назад, на Кораблёву. Если бы уполномоченный сейчас мог, то удивился бы ей: женщина что-то рассматривала на разложенном перед ней полотне. Она стояла на коленях и локтях и смотрела через увеличительное стекло на что-то перед собой. Словно в шести-семи сотнях метров от неё не трещали винтовочные выстрелы и не ухало что-то более мощное. — Первый, первый, я десятый, ответь, — бубнил рядовой Терехов, тон которого уже изменился. — Первый, первый… В общем, уполномоченному было всё уже ясно. Он повернулся к рядовому и перебил его: — Слушай, Терехов, нужно иди в лагерь. Рядовой взглянул на него и ответил почти сразу: — Приказа не было. — Его может уже и не быть, капитан не отвечает. Может, уже и не ответит, — и прямо сразу после этих слов Горохова, как будто подтверждая их, в лагере что-то рвануло. Багровый всполох с грибом чёрного, как сажа, дыма поднялся над лагерем. «Топливо! — Горохову сразу всё стало ясно. — А капитан хвастался, что цистерна из самозатягивающегося материала. И всё машины были собраны в кучу под тент!». Да, всё было ясно… Он поворачивается к рядовому: — Терехов, пошли со мной, попробую вывести тебя отсюда живым. — Капитан… — начал было солдат. — Да нет твоего капитана уже, — оборвал его уполномоченный, — ты же сам понимаешь, раз не отвечает, значит, нет его… Ну, или связь повреждена. И в том, и в другом случае ты сам должен принимать решение. Пошли.