За жарой поначалу не так хочется есть, голод не так заметен на фоне жажды. Но к концу дня и он даёт о себе знать. Горохов с удовольствием думает о той затянутой в пластик буханке жирного кукурузного хлеба, которую он припрятал в схроне. В буханке полкило, не меньше. Хлеб явно не будет лишним, да и все другие продукты тоже. Как только доберётся до схрона, сразу напьётся воды, выпьет целый пакет, а потом как следует поест. Вот только будет это не раньше, чем через час ходьбы. Это в лучшем случае, это если всё будет идти по плану. Горохов взглянул на запад, на солнце, оно уже скоро коснётся горизонта. Он ошибся, неправильно рассчитал время, они с солдатом шли медленнее, чем он предполагал. Андрей Николаевич понял, что не успеет к схрону до заряда. Это было не очень хорошо. Искать нужное место в темноте — дело непростое. Нет, он не сомневался, что найдёт схрон, но боялся, что в пыли и при лунном свете потеряет время. А время было дорого. Каждая лишняя минута в этих местах увеличивала вероятность встречи с опасностью. Со смертельной опасностью. Уполномоченный уже заметно утомился, но скорости старался не снижать, тем более что у него начало закладывать уши. Перепад давления. Он взглянул на термометр — так и есть, уже сорок шесть градусов. Степь быстро охлаждается… Падение температуры, заложенные уши — это верные признаки того, что заряд будет сильным. Ничего удивительного, чем южнее, тем сильнее перепады температур, тем резче перепады давления, тем яростнее порывы ветра по вечерам. В идеале ему следовало подыскать себе убежище и переждать заряд, даже сильный ветер длится недолго, минут десять, не больше, но у него не было времени. Он, не сбавляя хода, шёл на север. Шёл, несмотря на ещё несильный голод и уже весьма чувствительную жажду. До цели, по его прикидкам, оставалось ещё около трёх километров. С востока налетел первый порыв, как будто кто-то ударил пыльным мешком об камень. Началось. Как-то рано в этот раз. Ещё и сумерки не опустились, ещё солнце жарит с запада левый бок, а ветер уже принёс первую порцию. Уполномоченный стал сразу застёгиваться, перевесил флягу — хорошо, что не стал пить и оставил в ней несколько глотков, — закинул винтовку за спину, теперь-то, пока ветер не уляжется, никто не нападёт, быстро снял и выбил от пыли респиратор, протёр очки и поглубже натянул фуражку, закрепил её подбородочным шнурком и подвязал концы платка, чтобы не болтались. Кажется, всё. Заложило уши, и пришлось открыть рот несколько раз, чтобы вернуть слух в нормальное состояние. Он пошарил по внешним карманам: граната, сигареты, зажигалка, полупустой магазин к винтовке. Всё. Вроде готов. И, словно согласившись с его готовностью, с востока снова налетел резкий порыв ветра. Дёрнул его за одежду. Раскидал полы пыльника. Но Андрей Николаевич даже не остановился. Это только начало. Следующий порыв первым делом сдёрнул с ближайшей верхушки бархана кучу пыли и горсть песка, швырнул в него. Он не обратил на это внимания. Но следующий порыв был таким, что заставил его упереться ногой в землю. Потом ветер стих, словно набирал воздуха в лёгкие, а потом и началось… Как будто кто-то включил… свист. Ровный и очень сильный ветер, почти без порывов, засвистел в верхушках барханов, выдувая из них тонны песка. И этот песок полетел на запад, засыпая Андрея Николаевича. Стремительно несущийся воздух рвал на нём пыльник, закидывая песок и в карманы, и за шиворот, и в рукава. Солнца не видно. Темень накрыла всю степь, темно как ночью, и почти сразу он почувствовал, как стало трудно дышать, респиратор забился за десять секунд, хоть снимай и выбивай его. Но он не останавливался. Да, ветер сильный, да, песка и пыли много, да, плохая видимость, но это ничего не меняло, ему нужно было идти, и он шёл, то и дело протирая очки. Ничего. Не в первый раз. А респиратор и вправду пришлось снимать и выбивать. Щёки засыпало песком, уполномоченный старался не дышать. Потом надел маску, вздохнул с облегчением. Дышать стало заметно легче. Но длилось это недолго, чрез минуту респиратор снова был забит. А дальше он пожалел, что не нашёл себе укромного уголка под камнем. Как оказалось, это был самый сильный заряд в его жизни. Ветер уже не свистел, он ревел над барханами, заставляя эти горы песка медленно двигаться. Порывы были так сильны, что едва не срывали с головы уполномоченного его фуражку, несмотря на то что она была закреплена шнуром, срывал с лица и очки, и маску, их приходилось придерживать рукой. Да, лучше бы ему было просидеть эти пять-семь минут в безопасном месте. Глава 33 Заряд покатился в сторону запада, оставив в воздухе густую взвесь песчаной пыли вперемешку с тлёй. Андрей Николаевич, задержав дыхание, в который уже раз снял и выбил об руку респиратор. Все карманы были набиты песком, песок был в рукавах и за шиворотом, даже под фуражкой. Он вытряхивал его и старался не останавливаться. Песок попал даже в секретный карман левого рукава, в котором он держал пистолет. Пистолет тоже пришлось достать и, стряхнув с него песок, проверить работу затвора. Вот тут несколько глотков воды, которые он сэкономил, очень и очень пригодились. Респиратор, конечно, выручал, но даже через его фильтры в носоглотку попадала мельчайшая пыль. И эта вода была настоящим спасением от першения в горле. Да и сил чуть-чуть она прибавила. На западе, застилая солнце, ещё бушевали чёрные клубы заряда, а там, где он шёл, уже вовсю наступали сумерки. «Где-то рядом». Не останавливаясь, он смотрел по сторонам и находил всё больше знакомых камней. Да, это были нужные ему места. «Хорошо бы успеть до темноты». Ему очень не хотелось откапывать мотоцикл из песка, по которому уже побежали пауки или клещи. Но как он ни прибавлял шаг, как ни старался, темнело всё-таки быстрее, чем он мог идти. И вскоре небо стало тёмно-серым, а на западе появились первые, ещё неяркие звёзды. Горохов почти сразу нашёл нужные ему камни. Место для схрона он выбрал правильно, ветер почти не намёл на него лишнего песка. Так что много копать ему не придётся. Жалко, что лопаты у него не было. Но ничего, есть руки, он всё сделает. Горохов осмотрелся, прислушался. Было тихо, только кое-где уже вылезла из песка и застрекотала саранча. Ждать было нельзя. Пауки тоже уже откапываются. Перед тем как начать, он потряс флягу, хотя знал, что воды в ней нет. Ладно, вода тут рядом. Он уселся на колени, положил винтовку рядом так, чтобы в любой момент можно было дотянуться, и стал быстро сгребать песок в сторону. И уже через минуту перчатка задела что-то. Он схватил эту вещь и вытянул её на поверхность. Это был двухлитровый пакет воды. Северяне упаковывают воду при помощи вакуума и добавляют в неё какое-то вещество, от этого вода никогда не портится и имеет чуть кисловатый привкус. Но какая же вкусная была эта вода! Горохов зубами разрывает крепкий пластик и выпивает все два литра, не отрываясь от пакета. Сразу захотелось, нет, не курить, есть. И уполномоченный продолжает разбрасывать песок. Ещё пакет с водой, в сторону его, ещё что-то. Что? А, баллоны с хладогеном. Очень кстати. Горохов подсветил термометр: сорок пять. В принципе терпимо, но это если тебе не нужно передвигать сотни килограммов песка. Он сразу вставляет баллон в блок и нажимает кнопку. Да, северяне придумали чудо. Он даже застыл на несколько секунд от удовольствия, чувствуя, как его обволакивает прохлада. Жаль, что нету времени как следует насадиться этим чудом технологий. Андрей Николаевич снова начинает копать: батареи, хлеб. Хлеб мягкий; как и вода, он в хорошей вакуумной упаковке, уполномоченный держит его в руках, ему очень хочется вскрыть её и откусить большой, сладковатый и жирный кусок. Но нет времени. Потом. Сейчас нужно выкопать мотоцикл. И Горохов снова копает. Находит какой-то большой свёрток, он уже позабыл про него — медпакет. Это очень хорошо. Там есть отличные стимуляторы для него и антибиотики и обезболивающее для Рогова. Тут же находит баллон хладогена и батарейку для компрессора. Уполномоченный копает дальше и натыкается на что-то большое. Снимает перчатку, щупает. Протектор колеса. Отлично. То, что нужно. Ему бы порадоваться. Но нет, Горохов не чувствует большого облегчения, облегчённо вздохнёт он только в Красноуфимске. А туда ехать, ну, если повезёт, то до утра. Сил у него уже немного, но сейчас нужно поднажать, ускориться. И он снова копает, по ходу дела достаёт из песка канистру с бензином. Канистру с водой. Он открывает канистру и, сняв респиратор, нюхает воду. Не придя ни к какому выводу, закрывает канистру. Бензину ничего не будет, хоть полгода пролежит, а вот вода портится уже через месяц. Её испорченность можно всегда определить по запаху или по вкусу. Сейчас он плохого запаха не почувствовал. Но до конца Андрей Николаевич в чистоте воды не уверен. А пить испорченную воду нельзя, как бы тебе ни хотелось, её нужно дистиллировать. Горохов знал пару способов, как почистить воду в походных условиях. Но это требует времени. И дневного солнца. Пока же в этом необходимости, кажется, не было. Потом он откапывает двухкилограммовый блок кукурузы; еда не очень вкусная, по сути — прессованная толчёная кукуруза, но крахмала в ней много, она очень калорийна, одному человеку калорий на три дня, а с саранчой и того больше, с жирной саранчой кукуруза идет и вовсе неплохо. Потом он выкопал три банки консервированных фруктов. Персики. Полукилограммовую упаковку вяленого мяса дрофы. Да, тут было чем себя порадовать. Он бы и порадовался, если бы у него на это было время. И силы. Теперь мотоцикл. Ещё три минуты, может четыре, и вот уполномоченный встаёт с колен, берётся за руль и, сделав усилие, вытаскивает, поднимает из песка так нужное ему средство передвижения. Ставит его на подножку и переводит дух. Мотоцикл нужно отряхнуть от песка, но это уже мелочи. Андрей Николаевич щелкает переключателем. И сразу система ожила. Засветился спидометр, а также датчики. Аккумулятор заряжен, бак полон. Горохов уверен, что и двигатель заведётся сразу. Он доволен, выпрямляет, чуть выгнувшись, спину, разминает уставшие руки, потом потирает затёкшие колени и замирает… Ему послышался… Нет. это был не шелест крыльев саранчи. Это другой звук. Он донёсся из-за ближайшего бархана двухметровой высоты, который тянулся между камнями, близко от него… Или это ему показалась… До того бархана метров двадцать. Уполномоченный присаживается на колено, берёт винтовку, щёлкает предохранителем. Патрон в патроннике, оружие готово к бою. Но вокруг тихо… Воздух чист, пыль осела, на небе полно звёзд, луна уже выползла, и скоро станет светлее. Горохов застыл и слушает, слушает степь. Ему не хочется лезть на тот бархан, но это нужно сделать. Даже если это не дарги, даже если это обыкновенная сколопендра, всё равно нужно встать и проверить. «Было бы хорошо, если бы мне это показалось». Горохов уже хотел подняться на ноги и двинуться к месту, из которого, как он предполагал, донёсся звук, как рядом с ним, всего в паре-тройке метров от него, что-то упало на песок. Он едва успел повернуть голову, как его ослепил белый, невыносимо яркий свет. И в голове как будто что-то лопнуло. И потом мир был залит нудным и бесконечно монотонным звоном. * * * Звон в ушах не проходит, глаза ещё плохо видят, но Андрей Николаевич чувствует, как кто-то обшаривает его карманы, обшаривает, не сильно церемонясь. Даже внутренние карманы пыльника проверяет. Уполномоченный чувствует щекой тёплый песок, он жмурится, моргает, у него, кажется, сорвало фуражку с головы, он поправляет очки и протирает на них стёкла, едва различает в темноте перед самым лицом толстые подошвы отличных солдатских ботинок. И тут же через звон до него, как через вату, доносятся слова: — Да жив. Всё с ним в порядке. Кто-то неразличимо бубнит вдалеке. И потом снова голос рядом: — Да он здоровый, как варан, что с ним будет от одной свето-шумовой гранаты? «Дебилы. Он переживал о том, что винтовка слишком громко работает, а эти не постеснялись взрывать свето-шумовые гранаты. И главное, зачем?». Сначала он не понимает, но зрение к нему возвращается, да и звуки всё лучше проникают через пелену звона. Уполномоченный садится и, ещё раз протирая очки от пыли, оглядывается. Луна потихоньку набирает силу, становится светлее. С ним рядом на корточках сидит солдат, у него в руках винтовка, а ещё одна торчит из-за спины. Та, что в руках, — это винтовка Горохова. Скорее всего, запасного магазина и гранаты в своих карманах Андрей Николаевич уже не найдёт. Он смотрит на солдата, а тот смотрит на него и, сдвинув маску вниз, с удовольствием жрёт светлый кукурузный хлеб из разорванного пакета. Кажется, это тот самый вкусный и жирный хлеб, который Горохов собирался съесть перед долгой дорогой до Красноуфимска. — Ну, оклемались, Господин инженер? — не прожевав хлеб до конца, спрашивает солдат. Андрей Николаевич молчит, приходит в себя, а солдат тем временем снова кусает хлеб и продолжает: — Господин инженер… Что-то вы какой-то слабенький, мы эти гранаты используем, чтобы даргов живыми брать, так они быстрее вас в себя приходят. — Ну, то дарги, — нехотя отвечает Горохов. Теперь он узнает солдата и оглядывается по сторонам. — Вы очень быстро ходите, Горохов, — он слышит голос начальницы экспедиции. — Мы с Винникером люди подготовленные, и то еле успели. Вы уже мотоцикл откопали. Уже собрались ехать. И, конечно же, видит её. Кораблёва присела на корточки метрах в пяти от него и что-то рассматривает. Солнце уже почти село, и уполномоченному пришлось напрячь зрение, чтобы понять, чем она занята. А она занималась его флягой, хоть та и была пустой. Женщина уже сняла с неё кожух и добралась до тайника. «Вот сволочь!». — Что вы там ищете? — спрашивает уполномоченный. — Там нет ничего, что вас могло бы заинтересовать. — А вы молодец, инженер, всё у вас есть: секстант, карта, стимуляторы, вода-еда, мотоцикл, вы ко всему готовы, вы тайнички по всей пустыне устроили? — произносит она, вставая. — Хорошо, что я отметила на карте место, куда вы ходили с Тереховым. Иначе после заряда не нашла бы вас. «Ещё и хвастается!». У неё в руке… Знакомый, характерный звук. Горохов узнал этот звук, она открыла банку с консервированными персиками. Это его персики. Женщина, не стесняясь, пьёт компот из банки и вылавливает половинки персиков прямо пальцами. Быстро и жадно проглатывает их, а между половинками продолжает: — Я не ошиблась в вас, когда настаивала на вашем участии в экспедиции. Оказалось, что вы были одним из самых ценных членов предприятия. Что-то нехорошее было в её словах. Горохов почувствовал себя несколько неуверенно; возможно, это его насторожил её странный тон, а возможно, и простая арифметика. Как ни крути, их тут было трое, а на мотоцикле всего два места. Багажник не в счёт. Туда встанут канистры, еда и медпакет. Да и то, что они так просто применили против него эту хитрую гранатку, наталкивало его на неприятную мысль, что эти двое не постесняются применить и кое-что поэффективнее. Нужно было что-то делать. Но что? Пистолет в рукаве? Да, пистолет на месте, но прежде чем что-то предпринять, нужно выяснить, сколько их. Вдруг с ними третий? Залёг на ближайшем бархане и держит его на мушке. Да и Терехов, возможно, с ними. В общем, нужно было начинать: — А где остальные ваши люди? Где капитан? — Трудно сказать, — ответила Кораблёва, продолжая поедать персики, она была по-настоящему голодна, как и её солдат, который бодро откусывал большие куски от буханки. — А-а, ну понятно… Кажется, вы немножко недооценили риски, — сказал Горохов, с трудом вставая. Как только он встал, так солдат, жевавший хлеб, сразу направил на него ствол винтовки: не делай глупостей, инженер. «Что ж, ещё одно подтверждение серьёзности их намерений». Горохов ещё больше укрепился в своих подозрениях. — Всё мы оценили правильно, — спокойно отвечала Кораблёва, допив компот из банки, — просто не ожидали, что противника будет так много. В других случаях мы встречали всего несколько существ и парочку ботов, ну, ещё десяток даргов. Она откинула банку и подняла с земли пакет с вяленой дрофой, разорвала его и сразу начала есть. «Да, а девушка-то проголодалась!». Уполномоченный, который не ел весь день, без всякого удовольствия смотрел, как эти двое поедают его отличные продукты. Ему в последних лучах ещё было видно, как они расправляются с его едой. Не стесняются и даже не собираются что-то ему предлагать. — Значит, вы немного не рассчитали сил? — уточнил Андрей Николаевич, а сам начал приходить к выводу, что их всего двое и на соседних барханах никто не прячется. — Собирать большой отряд не было времени, мы и так едва успели, вы же видели, что реликты — это то, что вы называли деревьями, — уходили в землю. — Ну да, видел… — а ещё он видел, что персиков осталась всего две банки. — Да, мы понесли потери, — продолжила начальница экспедиции, — но самое главное, — она постучала себя по груди, — здесь. Постучав, она оторвала зубами хороший кусок от длинной полоски вкусного мяса. «Вот зараза, как жрёт! Она, что, собирается всё сожрать сама, неужели даже своему солдату не предложит?». Но спросил её он, конечно, не об этом: — Позвольте полюбопытствовать, что же у вас там такое? Тут Кораблёва даже перестала есть, проворно полезла во внутренний карман пыльника и достала оттуда вещь, похожую на небольшую никелированную флягу. Показала её Андрею Николаевичу: — Вот то, из-за чего все мы рисковали жизнью. — И что там? Куски чёрного дерева? — Не только. Помните, вы писали в отчёте про прозрачную каплю, которая сразу ушла в ствол, как только вы хотели к ней прикоснуться? — Помню. — Мы поймали эту каплю, — сказала Кораблёва. Сказала это таким тоном, что Горохову стало ясно: она очень гордилась тем, что ей это удалось. — Это сверхценный биологический материал. Это наше будущее, возможно, плоть будущих наших поколений. Жаль, что была ночь, луна хоть и поднималась на небо, но света ещё было недостаточно, и он не мог как следует разглядеть её лица. Но был уверен, что оно соответствует пафосу, с которым говорила Кораблёва. Она явно гордилась собой. Только вот уполномоченный был человеком прозаичным и думал не о плоти будущих поколений: «Ну да, ну да… Сверхценный биологический материал… Будущее… Это всё, конечно, прекрасно, но как мы будем делить мотоцикл?». Глава 34