— Андрюха я… Пусти… Андрюха знал немного, но и того, что он сказал, было предостаточно, чтобы почувствовать серьезность происходящего. — Я ведь к Саньке вашему хорошо относился, да и сейчас отношусь. Помогал он мне, и я тоже. Что я, совсем не человек, что ли? Не надо было ему мне порошок приносить. Я рассказал боссу, а он как вскочит! Притворяется, гад, говорит. Следи, говорит, за ним, а то тоннельным червям скормлю. А я же не скажу «нет». Я вот про вас ничего не сказал, так вы мне спальник за это отдайте. — Где он сейчас? — прервал его рассказ Владимир, добавив для острастки: — а то я тебя сам этим червям скормлю. — Не знаю, — искренне сознался Андрюха. Майя достала навигатор: — Где это? — показала на маячок. Андрюха потер подбородок, размышляя о том, что он еще может выторговать в обмен на помощь, но Владимир пригрозил в очередной раз удавить его и даже сделал несколько решительных шагов к этому, отчего Андрюхин коммерческий интерес утих, и снова проснулась совесть. — Нельзя вам туда влом. Погубите себя и ему не поможете, — предупредил он. Посмотрел на экран навигатора. В электронных картах Андрюха не разбирался, но окрестности знал хорошо, что дало возможность выудить из него приблизительное местонахождение Саши. Собираясь оставить отца и дочь переваривать информацию без него, Андрюха забрал желанный спальник, пообещал «никому ничего», во что мало верилось, и направился было к выходу из комнаты, но Майя остановила его еще одним вопросом: — А кто такой Григорий Лазарев, вы не знаете? Говорят, его можно найти в Пристанище. Остановившись в дверном проеме, Андрюха перевел настороженный взгляд с пустого лестничного пролета на Майю и обратно. — Если деньжат подкинете, то скажу. Отчего не сказать? * * * Монотонный звук возник неоткуда и нарастал все больше и больше. Он был то сильнее, будто ввинчиваясь в уши, то ослабевал, превращаясь в шум выдыхаемого воздуха. Когда гул затихал, сквозь него слышались чьи-то голоса. Некоторые — узнаваемы. «Что они хотели?» — пульсировал голос Ломова. «Он снова не сказал, — гудел собственный ответ. — Только слова, ничего конкретного». «Мало тебя били. Я бы добавил». — Голос Ломова все больше фонит. «Меня не били, как будто… Только суставы болят, тошнота, сухость, горло огнем печет, и дрожь по телу». «Это ломка», — от слов Ломова раскалывается голова. Ломка — Ломов, Ломов — ломка. Это бред, просто страшный сон. Это не может быть реальностью. Тина была жива, она не утонула. Почему темно? Коридоры с красными огнями расходятся в четыре стороны. Или их пять? Нет, восемь. Или… Их больше десяти. Куда идти? Кажется справа мелькнула тень. Надо бежать, но бежать некуда. Все коридоры заканчиваются тупиком. — Сколько уже? — пробивается незнакомый голос сквозь гул. — Еще раза три, и будет как огурчик. * * * Гул превращается в боль. И тело как не свое. Это чей-то другой желудок печет огнем, будто в него налили расплавленную лаву. Лава вокруг. Надо прыгать с кочки на кочку, иначе не успеть. Лава заполняет все, выливается со всех сторон — из брандспойтов. Кипящий металл начинает бурлить, и Тина падает в этот поток. Последнее, что он видит, это ее глаза. Большие, полные ужаса. Нет! Это бред, это сон. Это не может быть реальностью. Это виртуалка-ужастик. — Ну что? — Проверим. Тело тяжелое. Руки и ноги не двигаются. И веки. Глаза открыть невозможно. Только яркий свет. — Он слышит меня? — Думаю да. — Слушай дружок. Ты ускорил процесс. Сам виноват. Ты сейчас придешь в себя и будешь чувствовать себя хреново. На столе лежит инжектор. Одна доза, и боль уйдет. Сделаешь сам. После этого продолжим разговор. Чувствительность возвращается постепенно. Сначала пальцы, еле сгибаются, как онемевшие. Немалых усилий стоило поднести их к лицу. С трудом открыл глаза и обнаружил себя в помещении, похожем на больничную палату. Себя — на функциональной кровати. Рядом — медицинский стол. Что я наделал? Ощущение совершенной ошибки и катастрофы, к которой она привела, сжимало голову клещами. Саша понял, что за инжектор лежит на столике. Вслед за возобновленной чувствительностью, как и было обещано, гул и боль нахлынули снова. От пальцев и выше, к груди, шее. Тело скорчилось в спазмах, сжимаясь до состояния черной дыры. Мысли сконцентрировались до единственной: «добраться до инжектора». Он протянул руку к столу, но сразу не достал. Корявые пальцы не слушались и невольно оттолкнули столик. Ползти до отъехавшего столика пришлось целую вечность. Еле дотянулся рукой до его края, пытаясь на ощупь найти спасительное приспособление. Нашел. Уронил. Снова полз по полу, борясь с удушьем от сжимающих шею спазмов. Метр расстояния растянулся в десять. Еще чуть-чуть… Холод инжектора на шее и укол почувствовал на грани с беспамятством. — Ну как, полегчало? Саша очнулся на знакомом диванчике, только Тины не было рядом. Будто спал, и все приснилось. Боли нет, только слабость и сонливость. Два охранника по бокам. В кресле — физиономия с залысинами. — Нам твоя подружка все рассказала, так что можешь особо не упорствовать. — Толстяк улыбнулся, довольный собой и выражением лица собеседника. — К ее несчастью, у модов не развивается зависимость к аналгетикам, и мы ее скормили тоннельным червям. — Это неправда. — Самообладания еще хватало на то, чтобы не поверить сказанному. — Тоннельные черви не едят модов. В голову лезли дикие мысли: «По сценарию Тина должна была утонуть, так что с червями перебор». — Ты прав. — Неожиданно подтвердил обвинение во вранье собеседник. — Модка твоя жива. Как бы это ни банально звучало, и дальше будет жива, если ты выполнишь одну услугу. Посмотрел врагу в лицо? Широкое, но какое-то серое, невзрачное. С маленьким глазами и крупным носом. Самоуверенный дурак, погубивший не только себя, но и самых близких людей. Что дальше? Руки связаны, а бежать нет сил. — Я выполню. Что именно? — Как насчет того, чтобы убрать верхние этажи? Меня, знаешь ли, бесит эта чертова надстройка, где каждый лезет как жуки в банке друг на друга, вбив себе в голову, что достоин стать небожителем. Ты видел небо? Вот и я хочу увидеть. Глазные щели собеседника стали уже, а Сашу Линника наполнило странное ощущение удовлетворения, — он наконец-то добился ответ хоть на один свой вопрос. Странное, потому что радости от услышанного было мало, но ощущения были сродни тем, что возникают, когда находишь выход из лабиринта. Этот ответ многое расставил по местам в предложенном Асей квесте. Ломов, да и Гольдштейн, наверное, сказали бы: «Подробности. Тяни подробности. Можешь вывести его из себя, но не переборщи. На эмоциях человек может сболтнуть то, что не хотел говорить. Перегнешь и рискуешь жизнью…» Эти мысли натолкнули предложить: — Можно съездить на экскурсию. — Да, если у тебя есть рейтинг и возможность пересечь кордон, — раздраженно ответил враг. — Можно получить рейтинг и съездить на экскурсию. — Решил продолжать в той же манере. Но собеседника на эмоции раскрутить было сложно. — И потерять свободу. — Заявил он с чувством собственного достоинства. «Тогда разговорить, опираясь на здравый смысл…» — Наверху считают наоборот, что свободы лишаются те, кто не решается получить регистрацию. — А мне насрать, что считают наверху! Я снесу этот верх к чертовой матери! — Неожиданно снова прорываются эмоции, но быстро гаснут. — Мы выживем без них. Мы — фундамент. Разобрать руины и восстановить купол несложно. Любое межэтажное перекрытие — уже купол.