Caro maestro! Стоп. Приезжай незамедлительно. Стоп. Синьор д'Артаньян уже в порту, он хочет забрать нас в Париж. Стоп. Ансельмо. Допытываться по телеграфу, в чем дело, было бы потерей времени. Я решил немедленно садиться в сани, а поскольку в нынешнем своем состоянии в возницы не годился, то согласился на предложение синьориты Катони. Впрочем, не остыв от страсти, я согласился, наверняка бы, на все, чего она от меня потребовала бы. О, мужская слабость! И мы помчались в снежную ночь. Кони бодро фыркали, неся нас среди безлистых деревьев. Лаура прижалась ко мне, а снежные хлопья крутились, словно безумные. Мы быстро оставили за собой монастырь Клюни, романский домик, мою мастерскую и разбросанные по полу шкуры, понятия не имея, что никогда уже туда не вернемся. До Мон-Ромейн мы добрались перед рассветом, хотя в фабричных цехах, скрытвх под маскировочными сетями, прогибающимися под свежим снегом, кипела напряженная работа. Не спали ни Ансельмо, ни доктор Амбруаз де Лис. – Что происходит? – Мне известно лишь то, учитель, что синьор Мазарини вызывает тебя в Париж, прося при том, чтобы ты забрал с собой врача и все необходимое для проведения сложной хирургической операции. – Но кто нуждается в помощи? – Этого мне не ведомо. Спросите об этом у синьора де Баатца. В соответствии с уставом, даже д'Артаньян не имел права посещения лагеря, так что по подземным гротам мне пришлось спуститься к реке. Лаура сопровождала меня с раскрытым от изумления ртом, в особенности ее потрясло электрическое освещение подземелий (ночью, на открытых пространствах, я запретил пользоваться этим источником освещения по причинам безопасности). Д'Артаньян ожидал меня в лодке, стоящей на причале в нижней пещере, освещаемой лишь смоляными факелами. Он ужасно устал: в три дня, не щадя лошадей, мушкетер преодолел расстояние от Парижа, но был готов немедленно пуститься в обратный путь. – Неужто что-то случилось с кардиналом? – расспрашивал я. Младший лейтенант это отрицал. Ришелье с королем отдыхал на севере страны, планируя вернуться в Париж лишь к Рождеству, но оставался на постоянной связи с Мазарини. Еще он приказал передать свои надежды на то, что когда мы встретимся с ним в столице, там он узнает пару из наших изобретений, о которых ему было известно исключительно из сообщений месье де Сирано. Но вот что было причиной неожиданного вызова, объяснено не было. "Привези их настолько быстро, словно бы речь шла о твоей собственной жизни", – именно так должен был выразиться будущий кардинал. Не теряя времени, я решил исполнить желание Ришелье и взять с собой, помимо доктора де Лиса, еще и турка, Идриса Мардину, а вместе с ним – несколько из наших гаджетов, чтобы восхитить ими Его Высокопреосвященство и ускорить срок европейского конгресса. Я задумывался, кого оставить в Мон-Ромейн в качестве начальника, и вновь все кончилось триумвиратом: военными проблемами должен был заниматься Андре Фушерон; снабжением, как и ранее, Фаллачи; а вот координацию всеми исследовательскими программами, после кратких сомнений, я доверил Фоули. Я знал его солидность и английскую тщательность, с другой же стороны несколько опасался оставлять ему командование, поскольку рыжий Сэм соединял в себе разум гения с наивностью ребенка. Ван Хаарлем, в качестве координатора, наверняка был бы лучшим выбором, но мне было известно, что половина ученых протестовала бы против такого назначения, утверждая, что протестанта еще как-то стерпят, но вот под командование еврея не пойдут за все сокровища этого и любого другого мира. Насколько сильно той ночью мой характер был лишен сил, доказывает та легкость, с которой Лаура выдавила из меня свое участие в путешествии в Париж. Хватило просьбы: "Мне так сильно хотелось бы увидеть столицу мира", и я уступил. К лодке, на которой мы отплывали от секретной пристани, меня проводил Мирский. Однорукий инженер выглядел весьма обеспокоенным моим отъездом. – В чем дело, Станислас? – В последнее время я паршиво сплю, в голове ходят разные глупости, ответил тот, после чего, приблизив свои губы к моему уху, тихо спросил: – Скажите, маэстро, уничтожим ли мы эту серебряную саранчу? – В этом у меня нет никаких сомнений, Станислас. На берегу нас ожидало пять упряжек – в двух "пассажирских" должны были ехать Идрис Мардину, де Лис со своим ассистентом, я, Лаура и Ансельмо ("дабы служить вашей милости своим плечом в случае необходимости"). В остальных санях перемещались провиант и одежда, в остальных – множество аппаратуры, от хирургических инструментов до оружия и недавно произведенных взрывчатых веществ. Шесть конных мушкетеров д'Артаньяна, возможно, и не представляли собой значительного эскорта, зато мы всегда могли дать голос пулемету "Идрис-3". Бледный рассвет застал нас уже на тракте, галопом мы проехали через еще сонный Турнуа, в обед был в Шайоне, остановившись лишь настолько, чтобы сменить лошадей. После полудня погода несколько улучшилась, выглянуло солнце, а снег начал таять. Благодаря прекрасной организации поездки, меняя лошадей каждые десять миль, поздно ночью мы въехали в Оте. Лично я сильно не поспал, так как Лаура н. Люди буквально падали с лошадей, но д'Артаньян лишь поменял эскорт, а сам пересел в мои сани, где тут же заснул, перед тем приказав гнать вперед без остановки. Так что весь следующий день мы пребывали в дороге, чтбы добраться до Оксерре, где месье де Баатц наконец-то смилостивился, дав нам шесть часов сна. К тому же, потепление заставило сменить сани на повозки. Лично я много и не поспал, поскольк Лаура вынудила меня закончить то, что мы столь порывисто начали еще в бочке. Поскольку я принадлежу к школе, признающей максиму, что "женщинам не отказывают", свой долг я отдал с честью. При случае оказалось, что эти любовные игры прекрасно снимают боли моей руки, потому смело мог в совести заявлять, что творимое мною, это никакое не успокоение похоти или животная страсть, а всего лишь особый вид физиотерапии. Но во всех других отношениях последующая дорога походила на кошмар: оттепель снизила темп, лошади вязли в грязи по самые животы, оси подвод ломались, а под Сен Жюльеном наш "Идрис-3" чуть не утонул. Я даже жалел, что в это путешествие мы не выбрались на воздушном шаре. Наконец-то, после бессонной ночи, под утро мы добрались до Немюра, где усталость и отсутствие свежих лошадей вновь привели к пятичасовому постою. Все это время мы проспали как убитые. Но неутомимый д'Артаньян поднял всех около полудня, крича, что до Парижа осталось всего ничего. Крупное, похоже, было это "ничего", но, по счастью, вновь ударил морозец, и мы могли удвоить темп. Будто ветер пролетели мы Фонтенбло, направляясь на Корбейль и Монлери, знаменитые битвой, которую здесь провел Людовик XI с противниками единства королевства. Сумерки застали нас на предместье Сен Жак. Продираясь сквозь забитые толпой улицы, мы перемахнули остров Сите, но, вместо того, чтобы направиться к дворцу Пале Рояль, который был резиденцией Ришелье, д'Артаньян приказа нашим повозкам свернуть в открытые ворота Лувра. Громадный замок казался совершенно нежилым, всего в паре окон видны были огоньки свечей. У лестницы нас ожидал всего один мужчина: Мазарини. – Вы уже здесь! – воскликнул он, пожимая всем нам руки. – А мы уже теряли надежду, быстрее же, ах, быстрее! В широченных коридорах дворца царил пронзительный холод, кружили дышащие в замерзшие руки охранники. Мы быстро прошли приемные прихожие; тайными переходами, что были устроены внутри стен, за стенными панелями и гобеленами, нас провели в зал, наконец-то теплый, с огнем, бушующим в двух каминах, с окнами, закрытыми толстыми занавесями. Огромный стол был накрыт свежими скатертями. Рядом со столом я заметил небольшую группу одетых в темное женщин, среди которых царила одна, уже немолодая, умеренно красивая, с покрасневшими от слез глазами. – Вы же спасете его, мастер, заклинаю вас всем святым… – воскликнула она, увидев нас. Я узнал Анну Австрийскую. Рядом с ней, на небольшой кроватке лежал красивы мальчик, лет, похоже, трех, с красным от горячки лицом. Увидев нас, он поднял свои длинные ресницы и прошептал: – Я Людовик XIV, а вы? – Деросси, – ответил я ему, после чего обратился к королеве: – Представляю Вашему Величеству доктора де Лиса. Амбруаз склонился над мальчиком. – Врачи подозревают слепую кишку… – сказала мать. Де Лис поднял простынь, осторожно коснулся паха, пошевелил ногой мальчика. Мы услышали болезненный стон. – Я знаю, что вы оздоровили Савинье де Сирано, хотя никто ему не давал ни малейшего шанса на выживание, – произнес Мазарини. – Спасите нам дофина! – Приготовьте побольше горячей воды, прокипятите мои нструменты, – бросил хирург указания нам и дворцовым слугам. – Пока же я хочу переговорить с медиками. Консилиум в прилегающем кабинете длился недолго, несколько минут был слышан шум возбужденных голосов, после чего дверь распахнулась. – Эти коновалы считают меня шарлатаном, – рявкнул, выходя, Амбруаз. – Но мы вам доверяем, – сказала Анна Австрийская, оглянувшись на легата. – Его Высокопреосвященство прислал письменное согласие короля на эту процедуру, – прибавил Джулио. – Вместе с Его Величеством он пребывает в Руане, и через два дня прибудут сюда. Но мы, похоже, не можем ждать их с операцией. – Боюсь, как бы уже не было слишком поздно, – вздохнул я. – Похоже, уже началось воспаление, а наш пенициллин пока что еще далек от совершенства. Уже использование тампона с эфиром вызвал возмущение среди фрейлин, на а блеск скальпеля призвал более резкие протесты. – Месье лейтенант, всех выгнать из зала, – рявкнул де Лис д'Артаньяну. – И побольше свечей, как можно больше света! Д'Артаньян исполнил указание, выведя и Мазарини. – А я останусь, – заявила Анна Австрийская. Доктор, достаточно бесцеремонно, указал ей на шезлонг под стенкой. – Туда! – Затем, обращаясь уже ко мне, сказал. – Маэстро, попытайтесь определить группу крови дофина. Сделайте исследования на антитела, проверьте соответствие крови Ее Величества. Это на всякий случай. Тем временем, Идрис Мардину соединил все наши батареи и включил рефлекторы. Часы на башне Лувра пробили одиннадцать, когда де Лис сделал первый надрез. Королева охнула. Подняв голову от микроскопа, я подумал обо всех тех сценах, свидетелем которых мог быть этот вот зал, о резне гугенотов, когда стены и ступени лестниц были залиты кровью, о преступлениях, интригах и тайных убийствах. Сегодня же это помещение должно было перейти в новейшую историю хирургии. – Замечательно, перфорации не отмечаю, – услышал я спокойный голос врача. – Произвожу удаление appendix. Ассистент помогал ему словно автомат, несмотря на свои габариты, Ансельмо в качестве инструментальной медсестры двигался без малейшей запинки. – Sacre Dieu! – вновь отозвался Амбруаз. – Будут проблемы со свертыванием. Неужто в семействе Бурбонов уже тогда появилась гемофилия? – мелькнуло у меня в голове. Только через какое-то время удалось остановить кровотечение и зашить брюшную полость дофина. – Малыш потерял много крови, – беспокоился доктор. – Нужно провести переливание. – О чем господа говорят? – Анна Австрийская сорвалась с шезлонга, где о сих пор сидела, погрузившись в молитву. – Его Высочеству дофину нужна свежая кровь, – сказал я. – Необходимо незамедлительно произвести переливание. – Возьмите мою! – воскликнула королева. – Для своего сына я отдала бы и сердце. – К сожалению, Мадам, – ответил ей я. – В соответствии с моими тестами, между вашими группами крови имеется противоречие. Ваше Величество не может быть донором. – Я и не могу? Это по какой же причине? Это мой сын! – Бывает так, что дети наследуют группу крови по отцу. – К сожалению, мой супруг сейчас в отъезде… – нахмурилась женщина. Я вышел из зала. Д'Артаньян охранял двери, а на пустой лестнице сидел осоловевший и какой-то съежившийся Мазарини. Я коснулся его плеча. – Нам нужна ваша помощь, ваше преосвященство. Тот поднял на меня свое смертельно усталое лицо. Через пять минут мы вошли в операционную. Мазарини сбросил верхнюю одежду и подвернул рукав сорочки. – Начинайте переливание, во имя Божье! – обратился к медику. – И вы уверены, что конфликта групп крови не будет? – проницательно поглядел на меня тот. – Уверен, впрочем, времени на дополнительные тесты у нас нет. Синьор Мардину, включите, пожалуйста, малый насос… Около трех ночи бледный словно призрак Мазарини (похоже, и сам требующий переливания крови) вышел к небольшой группе сановников, фрейлин и врачей, ожидавших без сна в прилагающих помещениях.